Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245117Злые ругательства и неврастенические, быстрые, зацикленные жесты. 46-летний фронтмен дуэта Sleaford Mods Джейсон Уильямсон похож на обезумевшего подростка, у которого летят слюни изо рта, когда он начитывает в микрофон ироничные куплеты и пародирует «маленькую Англию», много о себе возомнившую. Он прислушивается к микрофону, из которого с ним говорит «маленькая Англия», и, чтобы окружающие тоже слышали ее слова, повторяет в этот же микрофон: «Маленькая Англия просит прощения у всех вас за то, что считает себя лучше вас». Перед ним — финны разных возрастов и приезжие, оказавшиеся в Хельсинки на Flow Festival в этом году и собравшиеся у сцены Black Tent. Позади — напарник Эндрю, который, как обычно, с ухмылкой потягивает пиво перед ноутбуком и кивает головой в такт собственному биту. Вот и весь перформанс.
Вне сцены Джейсон похож на нормального человека, уравновешенного, без тревожных симптомов. На человека, у которого нет иллюзий по поводу окружающего мира.
— «Electronic munt minimalist punk-hop rants for the working class» («уродливые электронные минималистичные панк-хоп-кричалки для рабочего класса». — Ред.) — так говорит о вас Википедия. «Munt» — это что вообще? В Урбанистическом словаре есть версия, что это «man cunt».
— «Munt» — это сокращение от «munter», что, в свою очередь, — сленговое выражение из Кембриджа, которое используется для описания крайне непривлекательного человека. Любого пола.
— Вы сами подбирали выражения?
— Нет. Мы написали «electronic minimal munt», насколько я помню, и разместили это на Bandcamp. Потом там появилась приписка про «рабочий класс».
— Теперь вам пожизненно отвечать за эту формулировку.
— О да. Есть разные трактовки того, чем мы занимаемся, в этом споре победить невозможно. Я не хочу подбирать слова для того, чтобы описать самих себя, меня это уже, честно говоря, достало (смеется). Наша музыка никогда не была привязана к конкретному социальному слою. Она касалась только того, что мы видим вокруг и чувствуем по этому поводу. И так совпало, что частенько это затрагивало людей, которые вкалывали на низкооплачиваемых работах и жили с ощущением неопределенности.
— В 1966 году Кен Лоуч снял телефильм для BBC о жизни бездомных «Cathy Come Home». Он пропитан идеей, что готовность работать и строить будущее вовсе не гарантирует тебе долгую счастливую жизнь. Ты все еще рискуешь потерять нажитое непосильным трудом. С 1966 года много воды утекло, но вы и сейчас поете об отсутствии гарантий и чувстве незащищенности. Какое слово описывает лучше всего происходящее в Британии на протяжении этого времени?
— Ужас. Состояние дел, прямо скажем, плачевное. Такое чувство, что жизнь состоит из повторяющихся циклов, и мы постоянно наступаем на одни и те же грабли. Мы регулярно получаем определенную дозу шока, и это позволяет держать нас под контролем. Прямо сейчас мы переживаем одну из таких шокирующих фаз, которая вкупе с пропагандой служит отличным инструментом, чтобы удерживать нас на прежнем месте, где правящий класс и капиталистическое государство остаются неповрежденными. Но теория и социология — не мои сильные стороны, и все-таки я надеюсь, что каким-то образом этому всему придет конец — «правым» людям или «правому» капитализму. Я не знаю, на самом деле, чем это все закончится. Иногда думаю, что знаю, иногда нет. Честно говоря, чем старше я становлюсь и чем больше приобретаю опыта, тем больше хочется одного — чтобы люди просто жили в приемлемых условиях. Чтобы у них были еда и крыша над головой, работа, которая нравится. Но не иметь ничего — это безумие. В общем, чем дольше я живу, тем больше смиряюсь с мыслью, что ничего не изменится к лучшему, и ты просто надеешься найти свой островок стабильности под слоем дерьма.
— Что еще вас тревожит, о чем вы еще не говорили в песнях?
— Да все то же самое. Ничего не меняется, правда же? Всегда есть о чем поволноваться. Ничего не меняется, даже если ты добился чуть большего успеха. Да, я смог позволить себе новые часы. Это приятно. Но ничего не изменилось даже после того, как я смог купить себе хорошие ботинки.
Ничего не изменится к лучшему, и ты просто надеешься найти свой островок стабильности под слоем дерьма.
— Действительно хорошие.
— Спасибо. Еще я покрасил дом и сделал ремонт на кухне. Но вопросы, которые меня беспокоили, все еще меня беспокоят. Они по-прежнему связаны с тем, каким ты видишь окружающий мир. Нас по-прежнему вдохновляют реальные персонажи и собственный опыт, нередко мы помещаем вымышленного персонажа в вымышленную ситуацию, но без отрыва от реальности. Мы можем продолжать бесконечно до тех пор, пока у нас не будет получаться что-то приличное.
— Сленг, истории о «простолюдинах» и артистизм. Концерты Sleaford Mods неслабо отдают вашим земляком Иэном Дьюри — таким же героем «рабочего класса». Его тень не стоит за вашей спиной во время выступлений?
— Нет. Меня многое связывает с Иэном — я разговаривал с ним, писал ему письма, пытался встретиться за чашкой чая, но я никогда не был фанатом Blockheads. Наверное, я обленился. Мне было бы интересно послушать его самого.
— В этом году Британия решила отметить сорокалетие панка по своему летоисчислению.
— Ага.
— Вы вообще что-нибудь чувствуете по этому поводу? Какую роль панк сыграл в вашей жизни?
— Большую. Но разные его составляющие. Например, на меня больше повлияли группы типа The Cramps, чем панк-классика. Такие группы, как Anti-Pasti и The Exploited, вроде тоже ничего, но не настолько хороши, как панки/готы середины и конца 70-х. Но там это все и осталось. По-моему, отмечать здесь нечего. Это было что-то, достойное внимания и обожания, что-то, на что можно ссылаться в собственной музыке, чему-то поучиться, если тебе это близко по стилю. Почему нет? Сотни людей этим воспользовались. Но что тут праздновать? Что это вообще? Священное ничто, за исключением нескольких классных групп. Тем более сейчас. Мне это кажется неактуальным. Это всего лишь повод для какого-нибудь идиота заработать денег в лондонском музее. Меня это утомляет. И даже оскорбляет.
— Игги Поп сегодня выступает на соседней сцене — собираетесь на него посмотреть?
— Да, у меня есть возможность глянуть из-за кулис, но мне не нравится такой вариант, я попробую пробраться к сцене нормальным способом. Он очень приятный парень, всегда к нам хорошо относился. Мы не встречались, но он постоянно оказывает нам поддержку — на радио и в интервью. Мы с Эндрю очень этим гордимся.
— Есть группы, которые поддерживаете вы? Что-то, что вам нравится.
— Мне нравится Stormzy, Savages тоже неплохие. Из тех, кто приехал в этом году на Flow Festival, безусловно, Massive Attack очень хороши.
Что такое панк сейчас? Это всего лишь повод для какого-нибудь идиота заработать денег в лондонском музее.
— Надо сказать, что я поздновато открыла для себя Sleaford Mods и параллельно с этим познакомилась еще с несколькими группами, среди которых Fat White Family…
— Мне нравятся Fat Whites. Я довольно близко знаком с их вокалистом Лиасом, мы с ним иногда переписываемся. Я также знаком с его братом Натаном и соавтором песен Соулом. Эти парни в полном порядке.
— …еще одна группа, которая попалась мне на глаза в это же время, — Slaves (Джейсон морщится). И очевидно, что NME получает огромное удовольствие, обостряя накал страстей между вами. Я так понимаю, что вам вообще насрать на все это, но журналисты этим кормятся.
— Так и есть. Невозможно съязвить в Твиттере — журналисты хватаются за любую возможность, чтобы сделать из этого заголовок. Я не придавал этому особого значения — я сказал то, что хотел сказать. Приходится принять тот факт, что мы — прибыль для СМИ, с этим ничего не поделаешь. Поэтому я учусь — я говорю, что учусь, но на самом деле постоянно попадаюсь на одном и том же (смеется) — держать язык за зубами. У нас уже нет необходимости лишний раз мелькать в прессе, как и нет смысла делать рекламу для групп, которые мне не нравятся. Тем более разговоры о людях, не затрагивающих струны моей души, так или иначе ставят их в один ассоциативный ряд со мной — мне этого точно не надо. Так что — по-хорошему — мне следовало бы заткнуться.
— Про историю вашей «неприязни» я услышала не из прессы, а в ответ на вопрос: «Как вы относитесь к группе Sleaford Mods?» — когда брала интервью у Slaves. «Похоже, что мы им не по душе», — ответили парни.
— Что тут поделаешь? Все-таки между нами 20 лет разницы. В разговорах с моей женой мы просто приходим к мысли, что они — всего лишь мальчишки.
— Проблемы отцов и детей?
— Что-то вроде того. Я бы сказал, что каждый должен нести ответственность за свою музыку, но мне легко говорить, будучи 46-летним музыкантом группы Sleaford Mods, а в их возрасте я, вероятнее всего, делал бы то же самое.
— Мне кажется, это специфическая проблема Англии — на ее музыкальной почве рождается достаточно групп, которые прилично смотрятся на сцене. Их настолько много, что вы можете ругаться между собой. Существуют страны, где некому ругаться.
— Согласен. В принципе, чаще всего ты просто стараешься задать направление движения тем, в чью сторону отпускаешь комментарии. Другое дело, что меня иногда заносит, и это выливается в суровую и беспощадную ненависть. Нет чтобы сделать глубокий вдох перед тем, как что-то написать, дать себе пять гребаных минут на размышление, сконцентрироваться на собственной жизни вместо того, чтобы лезть в чужие дела (смеется). Все это работает по принципу давления, образующегося в кастрюле, в которой ты варишься. 20 лет ты пытаешься играть музыку, основываясь на собственных ценностях, 20 лет в тебе все это закипает на медленном огне, и, как только ты прорываешься на поверхность, тебе сносит крышу. Все, что я пытаюсь сделать, — это снова накрыть эту кастрюлю крышкой.
— Возвращаясь к британскому панку: песня «Double Trouble» с последнего альбома Public Image Ltd, если ее поставить следом за песнями Sleaford Mods, создает иллюзию одного и того же исполнителя. Это тембр голоса плюс манера...
— Многие говорят об этом. Но я не думаю, что Джон Лайдон когда-либо слышал о нас. Из чего я делаю вывод, что это всего лишь совпадение.
— Вас тем не менее относят к постпанку. Опять же, говоря о своем родном городе, вы воссоздаете картину серого индустриального района. То же самое окружало Иэна Кертиса и Joy Division. Существует ли эта связь осознанно в вашей голове, когда вы занимаетесь музыкой?
— Да, параллелей достаточно, но при этом я не большой фанат Joy Division или Public Image Ltd. Я слушаю PiL только последние пару лет, но Joy Division я предпочитаю хип-хоп. Когда я сажусь за музыку, мне хочется читать рэп, и из этого получается то, что получается. Вообще все эти вещи находятся друг от друга не так уж далеко.
— Панки, моды, скины, suedehead — Британия была богата субкультурами, но и это осталось в прошлом. Существует ли прямо сейчас какое-нибудь интересное молодежное сообщество? Хипстеры — это, по сути, те же моды. Единственное — что они ничего особенного не делают и не говорят.
— Как и сами моды, в принципе. Они занимаются ровно тем же самым — алкоголь, наркотики, скутеры. Это бывшие потребители без существенного отличия. В Англии сейчас много шумихи вокруг хипстеров. Но что говорят хипстеры? Чего они хотят достичь? Знают ли они сами ответы на эти вопросы? Они, скорее, покупают одежду, которая соответствует моменту, начиная с 2010 года. Есть ли какая-то другая молодежная культура прямо сейчас? Не уверен. В целом я неоднозначно отношусь к этому явлению. Вначале это было весело, а сейчас уже не очень.
— 40 лет назад вопиющим и возмутительным было сказать нецензурное слово на телевидении. Что, по-вашему, является возмутительным в современном мире?
— Правительства. А также глупость, расизм, фашизм, женоненавистничество — все это отвратительно, и мы периодически от этого страдаем.
— И ведь ничего нового.
— Совершенно ничего.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245117Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246665Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413225Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419690Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420356Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202423008Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423756Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428933Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429058Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429705