Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244859В декабре прошлого года в издательстве «Белое яблоко» вышла книга британского писателя и журналиста Джона Сэвиджа «Тинейджеры», в которой автор описал, как возник новый психологический тип человека — подросток 14—18 лет — и как западное общество пыталось его описать.
«Тинейджеры» охватывают период с конца XIX века и до середины века XX. Они посвящены культурным и социальным феноменам, которые привели к появлению самого термина, — «Волшебнику страны Оз», «Питеру Пэну», декадентам, хулиганам, апашам, гитлерюгенду, фанаткам Рудольфа Валентино, Фрэнка Синатры и т.д. — и заканчиваются как раз на моменте появления слова «тинейджер» в 1945 году, после чего стали стремительно возникать молодежные субкультуры.
Для COLTA.RU Джон Сэвидж — не только писатель, но и известный музыкальный критик — составил плейлист из песен, которые слушали первые тинейджеры, — от «звериных» регтаймов до свинга для «джиттербагов» — и описал истории, с ними связанные.
Регтайм начал просачиваться из черных гетто начиная с 1890-х, однако первой пластинкой в этом жанре, разошедшейся миллионным тиражом, стал хит 1911 года — «Alexander's Ragtime Band» Ирвинга Берлина. Успех регтайма выявил и один малоприятный момент: эту музыку поспешили посчитать «затягивающим наркотиком», опасно рекламирующим культуру чернокожих среди белой молодежи.
Связь между музыкой, расой и сексуальностью была подтверждена так называемыми звериными танцами, которые появились уже после «Alexander's Ragtime Band». Начавшись с терки-трота, на танцплощадках страны скоро появился целый бестиарий: банни-хаг, гризли-бир, манки-глайд, поссум-трот, кенгуру-дип.
Пьеса «The Grizzly Bear Rag», исполненная Gottlieb's Orchestra, была одним из первых британских регтаймов и стала свидетельством того, что американская культура перекинулась через Атлантику. Несмотря на ограниченные технические возможности звукозаписи начала прошлого века, эта пьеса дает почувствовать возбуждающую энергетику регтаймов: танцуя гризли-бир и другие «звериные танцы», нужно было входить в очень близкий контакт с партнером, что разительно отличалось от существовавших тогда стандартов приличия.
Как только власти Нового Орлеана закрыли район красных фонарей Сторивилль, звучавшая там музыка тотчас распространилась по всей стране. В марте 1917 года Victor Talking Machine Company — тогда крупнейшая звукозаписывающая компания в мире — выпустила пластинку «Dixie Jass Band One Step» Original Dixieland Jass Band.
Группа белых новоорлеанских музыкантов переехала в Нью-Йорк в январе того года. Город тогда был центром музыкальной индустрии, и спустя месяц после своего прибытия в город ODJB уже записывались в студии. Их музыка была настолько громкой и резкой, что запись закончилась взаимным непониманием между музыкантами и звукоинженерами. Группа преподносилась как нечто новое и яркое, а ее лидер Ник Ларокка уверял, что они — музыкальные анархисты. Пластинка, выпущенная за несколько недель до вступления США в Первую мировую войну, была словно специально создана для танцплощадок и разлеталась с полок музыкальных магазинов. Это была первая джазовая пластинка, проданная миллионом экземпляров.
Несмотря на запреты моралистов, популярность негритянского хот-джаза среди белой молодежи лишь возрастала на протяжении 1920-х. Этот процесс шел рука об руку с масштабным ростом консюмеризма, особенно среди учащихся колледжей, и взрывным ростом популярности среднего и высшего специального образования. Так впервые в истории в США зародилась молодежная мода.
Студенты колледжей были одними из первых поклонников хот-джаза, а студенческие кампусы стали плодородной почвой для энтузиастов и практикующих музыкантов. В Университете Индианы самой популярной группой была Wolverine Orchestra, участником которой был корнетист Бикс Байдербек. Этот двадцатилетний молодой человек долгое время учился играть джаз в самом знаменитом негритянском джаз-клубе Чикаго Lincoln Garden. Он, в непременном голубом свитере и с бутылкой бутлегерского пойла, стал своим человеком в студенческом кампусе, а его группа давала концерты, выступая около общежитий прямо из кузова грузовика. «Big Boy» — это прекрасный экземпляр легкомысленного свинга 1920-х.
В 1927 году Клара Боу снялась в главном фильме «флэпперов» — эмансипированных девушек 1920-х — адаптации бестселлера Элинор Глин «It» («Это»). Посмотрев фильм, писатель Фрэнсис Скотт Фицджеральд сказал про актрису, что в ней «есть “самое то”». Публика, конечно, была с ним согласна: «It» сделал Клару Боу олицетворением новой свободной женщины «ревущих 20-х» и воплощением надежд и предрассудков своей публики. «Я думаю, что “It” — угроза обществу», — писал один подросток, в то время как другой считал, что этот фильм — «прекрасный рассказ о соблазнительных молодых женщинах».
Сформулированная Фицджеральдом идея it-girl была подхвачена СМИ. Эта песня была записана спустя пять месяцев после выхода фильма на экраны, когда концепция it-girl была еще свежей и модной. Как и Бикс Байдербек, Тед Вимс начал играть джаз еще в колледже. «She's Got It» — это хорошее сочетание лирической мелодии и хот-джазового соло.
Джаз — лингва франка тогдашней американской молодежи. Любовь к этой музыке объединяла расы. Заметив популярность негритянской музыки и танцев среди белого населения и ее растущую цитируемость в СМИ, группа молодых нью-йоркских чернокожих художников и интеллектуалов решила осуществить некоторую эмансипацию со своей стороны.
Результатом стал «гарлемский ренессанс» — несколько коротких лет «коллективного самоопределения и самовыражения» в музыке, литературе и поэзии. Гарлем служил маяком для чернокожих всей Америки, а джазовые клубы, такие, как Cotton Club, словно магнитом притягивали к себе белых. Пианист и бэнд-лидер Дюк Эллингтон выступал в этом клубе на постоянной основе с 1927 по 1931 год, как раз в тот самый момент, когда это заведение прославилось на всю страну. Записанная в мае 1929 года, когда «ревущие 20-е» находились в зените, «The Cotton Club Stomp» — изящная и талантливая пьеса, которая помогла Дюку Эллингтону стать одним из величайших джазменов XX века.
Гомосексуальность была открытой, даже, можно сказать, скандальной частью «гарлемского ренессанса», фигурировала в поэмах Брюса Ньюджента и романах вроде «Странного брата» Блэр Найлс и «Негритянского рая» Карла ван Вехтена. Влияние гей-культуры на классику хот-джаза было широко известно.
Выделяющаяся игривой мелодией «The New Call of the Freaks» была, как заявил пианист Джелли Ролл Мортон в интервью Библиотеке Конгресса, присвоена «фриками в Нью-Йорке»: «Когда начинали играть эту штуку, они начинали прохаживаться. Конечно же, они прекрасно знали эту мелодию».
Стремление к освобождению части афроамериканцев — и женщин — потихоньку начало распространяться и на другие социальные классы, будь то гомосексуалы или молодежь. На протяжении 1920-х американская молодежь рассматривала себя как отдельный класс: они считали, что вправе требовать большего от общества.
Наркотики были еще одним аспектом, заметно повлиявшим на зарождавшуюся молодежную культуру, в частности, в 1920-е, когда особой популярностью пользовался хот-джаз. И если банды Нью-Йорка в 1890-х плотно сидели на кокаине, популярным наркотиком начала 1930-х была марихуана, или, как ее тогда называли, reefer.
The Blue Rhythm Band — группа, выступавшая в нью-йоркском Cotton Club. «Reefer Man», полная намеков песня о том, как распознать курильщика, была записана сразу после того, как Луи Армстронга арестовали за марихуану в 1931 году — что стало первым применением крутых мер по отношению к джазовым музыкантам со стороны комиссара по незаконному обороту наркотиков Гарри Анслингера.
Вопреки пугающим пропагандистским фильмам вроде «Косякового безумия» (1936), среди белых марихуана была распространена не так широко. И даже в пристрастном, если не сказать истеричном, исследовании Кортни Райли Купера, опубликованном под названием «Марихуана — убийца молодых», содержалось крайне мало доказательств употребления наркотиков молодежью. Популярность пришла позднее.
Открывшийся в 1926 году, на пике популярности «гарлемского ренессанса», клуб Savoy Ballroom находился на задворках — сюда редко добирались туристы, и, скорее, это место было нацелено на местное сообщество, как и Cotton Club. После того как в 1931 году барабанщик Чик Уэбб и его оркестр получили работу в этом заведении, они стали его королями и пробыли в этом качестве все 30-е.
Руководя своим бэндом, Уэбб превратил его в мощный коллектив, сочетавший сильные ритмы — нацеленные на танцпол — с изящными мелодиями и импровизациями хот-джаза. «Stomping at the Savoy» — ключевая пьеса раннего свинга, которую позднее переиграл Бенни Гудмен со своим оркестром.
Savoy Ballroom был творческой лабораторией для многочисленных нововведений, которые появлялись в молодежной культуре и набиравшем популярность свинге: одежда (типа костюмов фасона зут), танцы (линди-хоп, сьюзи-кью и так далее) и новая музыка. Когда заведение закрылось в июне 1943-го по выдуманному обвинению, вскоре в упадок пришел и весь район.
Фирменный номер «Rhythm Is Our Business» стал для группы под руководством саксофониста Джимми Лансфорда прорывным хитом. Ансамбль, регулярно выступавший в Cotton Club, славился своими юмористическими выступлениями, выдающимися аранжировками Сая Оливера и очень стильными концертами. «Rhythm Is Our Business» начинается с сильного упора на ритме, что стало характерной чертой свинга, перешедшей от черных к белым.
Исследование журнала Life «Молодежная проблема — 1938» среди тщательно отобранных современных типажей называло 18-летнего «мальчика — белого воротничка» из Мэриленда Кеннета Джонса, который не пил, не курил и собирался стать «политиком-республиканцем». Однако этот обычный парень в свободное от работы в страховой компании время играл на барабанах в свинг-группе или слушал пластинки Джимми Лансфорда «со своей девушкой».
Эта классическая вещь подчеркивает особенность джайва — сленга гарлемских музыкантов, на котором говорили о запретном: жонглирование звонкими слогами. Один из самых успешных чернокожих руководителей музыкальных коллективов 1930-х Кэб Кэллоуэй также опубликовал популярный «Словарь Хепстера» — главный путеводитель по джайву.
Как и в другой знаменитой песне Кэллоуэя «Minnie the Moocher», в «Zaz Zuh Zaz» зашифрованы сленговые названия наркотиков. Подобные повторы обрели заметную популярность в конце 1930-х и начале 1940-х, став особенно популярными в эпоху зутеров, когда джайв вышел из негритянского подполья и получил новую публику — белую молодежь.
Из фразы «Zaz Zuh Zaz» родилось название субкультуры «зазу» — молодых французских фанатов свинга, которые ненавидели коллаборационистов и нацистов. Приверженцы этой культуры пытались следовать американской моде и слушали запрещенный джаз, за что подвергались гонениям и преследованиям.
Одна из редких песен 30-х, посвященных конкретному возрасту, которую написал и исполнил популярный блюзмен, находившийся под сильным влиянием Мадди Уотерса. Как и в песне Чака Берри «Sweet Little Sixteen», вышедшей 20 годами позже, юная девушка здесь предстает объектом плохо скрываемого вожделения — не случайно Уолтер Дэвис часто повторяет фразу «хорошие ощущения».
В 20-е и 30-е годы 16 и 17 лет стали символическим возрастом в иконографии молодежной культуры, рубежом сексуального созревания и независимости от родителей. 17-летние были главными героями романов Бута Таркингтона «Семнадцать» (1916), Грэма Грина «Брайтонский леденец» (1938) и Морин Дэли «Семнадцатое лето» (1942), а в послевоенной молодежной культуре отсылки к этому возрасту можно услышать, например, в песнях The Beatles или Sex Pistols.
Великая депрессия, последовавшая за биржевым крахом в 1929-м, крайне сильно ударила по молодежи. К 1932-му по стране бродяжничало примерно 200 000 молодых людей. Одной из главных причин бродяжничества стал поиск работы. Сезонная миграция была обусловлена доступностью рабочих мест. Летом большинство молодых людей устремлялось на запад страны, где они устраивались на сбор овощей и фруктов. Осенью же многие начинали мигрировать обратно, поближе к крупным городам. Благодаря теплому климату одним из самых популярных направлений была Калифорния — о чем поется в песне учителя Боба Дилана Вуди Гатри «Do Re Mi»: к концу 1933-го тысячи молодых людей каждый месяц приезжали в Голливуд. Город среди бродяг стал настолько популярен, что местным властям пришлось «объявить войну», закрыв границы на несколько недель в 1936-м — когда как раз увидела свет эта песня.
Росту популярности свинга способствовало радио — самое быстроразвивающееся средство массовой информации того времени. В 1937-м Оркестр Бенни Гудмена, сына еврейских эмигрантов из Российской империи, регулярно появлялся в «Camel Caravan» — еженедельной программе на CBS, спонсируемой табачной компанией. Ставя в эфир концертные и студийные записи, передачи вроде «Camel Caravan» и «Let's Dance» (NBC) доставляли свинг в дома всей Америки.
Для юных фанатов джаза этот новый формат «почти что настоящих танцзалов» стал революционным явлением — «фабрика грез» разработала механизм, благодаря которому они моментально погружались в атмосферу совершенно реального концерта. Атмосфера реального концерта чувствуется и в этой образцовой композиции 1936 года, запечатлевшей свинг в зените своей славы, — резиденция Оркестра Бенни Гудмена в нью-йоркском Paramount Theatre вошла в историю буйством молодых поклонников этой музыки.
Еще один пример словесной гимнастики, которая отличала джайв как сложный субкультурный код, возникший специально для того, чтобы посторонние мало что понимали. «Flat Foot Floogie» — это демонстрация силы языка, поскольку Слим Гейллард на одном дыхании поет «Flat Fleet Floogie», «Fat Feet Floogie» и «Fat Fleet Floogie».
Прилипчивая и смешная свинговая песня Слима Гейлларда и Слэма Стюарта стала дебютной пластинкой дуэта и свинговым стандартом — каверы на нее делали многие, в том числе и «короли свинга» — Оркестр Бенни Гудмена. Она же сыграла свою роль в беспорядках, возникших среди 100 000 фанатов свинга, собравшихся на чикагском стадионе Soldier's Field в августе 1938 года. Когда Jimmy Dorsey Band принялись исполнять свою версию этой песни, уже возбужденная толпа взорвалась и принялась крушить танцплощадки, забираться на трибуны стадиона и мешать музыкантам выступать. Пресса Чикаго впоследствии ужасалась случившемуся и называла происшедшее не иначе как «экстаз джиттербагов».
Написанная на стихи Роджера Эденса, песня «In Between» аккуратно обозначает болевые точки молодежи в тот самый момент, когда ее проблемы будоражили умы американского общества: уже взрослые или еще дети? Изображающая подростка актриса Джуди Гарленд призывает наступить день, когда ей исполнится 16 лет: именно тогда она перестанет быть «где-то посередине» и сможет смотреть фильмы с Кларком Гейблом, а не мультики с Микки-Маусом.
Песня вторила собственным переживаниям Джуди Гарленд — рано повзрослевшей 16-летней девушки, которую еще долго воспринимали ребенком из-за знаменитой роли в «Волшебнике страны Оз».
«In Between» является ярким свидетельством, зафиксировавшим самое начало зарождения молодежной культуры. Послушайте, с какой горечью Джуди Гарленд поет: «Будь тише воды, ниже травы», — в этой песне уже кроются семена предстоящего столкновения поколений.
Центральным звеном Оркестра Бенни Гудмена в 1937—1939 годах был трубач Гарри Джеймс, который начал записываться с собственным биг-бэндом в начале 1939-го. В ноябре того же года Гарри Джеймс вместе с очень популярными пианистами Альбертом Аммонсом и Питом Джонсом сформировали экспериментальное трио. Эта композиция может послужить отличным примером яркого танцевального стиля этой группы, которая доводила танцующих до исступления. Его выступление в апреле 1943-го в нью-йоркском Paramount запомнилось свидетелям как настоящая вакханалия — согласно одному из корреспондентов, молодая публика «ерзала в креслах, вскакивая каждый раз, когда Гарри Джеймс обращался к ним». Это был новый уровень уверенности в себе молодежи: «Они сметали строгих билетеров и танцевали в проходах. Несколько часов спустя, покинув зал, сотни девочек — Hip Jills — оставили следы губной помады на фотопортрете бэнд-лидера, висевшем в холле».
Когда линди-хоп стал пользоваться большой популярностью среди белой публики в 1930-х, танец эволюционировал в нечто иное: самое популярное прозвище фанатов свинга — «джиттербаг» — появилось благодаря их нервным, подпрыгивающим движениям (после биржевого краха 1929 года само слово jitter — «дрожание» — пришло на смену heebie-jeebie как обозначение крайней тревоги).
Бенни Гудмен очень хорошо запомнил, когда впервые увидел джиттербага, — в 1934-м. Тогда один танцор начал «съезжать с катушек. Закатывал глаза, мотал руками-ногами, как мельница в бурю, — двигался в ритме музыки, получалось как у вращающегося дервиша».
Эта песня из саундтрека к «Волшебнику страны Оз», одному из самых дорогих фильмов своего времени (съемки обошлись в 80 000 долларов), заигрывает с модным феноменом из молодежной культуры, выставляя его в сатирическом свете.
По мере того как бизнес все чаще выбирал мишенью для маркетинга американскую молодежь, ей навязывали ценности, типичные для среднего класса. Подростки, может, и вели себя немного задиристо, но в конце всегда осознавали свое плохое поведение и выбирали спокойную жизнь в маленьких городах. Это хорошо заметно в молодежных фильмах того времени, таких, как «Любовь находит Энди Харди», и в свинге — все еще самой популярной музыке Америки.
После 1939-го Гленн Миллер сместил Бенни Гудмена с поста самого популярного бэнд-лидера. Взросло выглядящий Гленн Миллер и его оркестр играли музыку для образцового молодого человека с хорошими намерениями. «Perfidia» — прекрасный пример его мягкого поп-свинга, скорее «миленького», чем «жгучего». Песня, в которой ясно чувствуются тоска и утрата, идеально подходила под настроение, царившее во время войны, когда американские военные экспортировали свою культуру в разные страны мира. С оркестром американских ВВС майор Гленн Миллер выступил примерно перед четвертью миллиона слушателей в Великобритании в 1944 году, захватив все внимание британской молодежи.
Кричащий энтузиазм этой простенькой немецкой джазовой композиции отсылает нас к хот-джазу Original Dixieland Jass Band, но обстоятельства ее записи кардинально отличаются. В ноябре 1941-го Германия уже вовсю вела войну, и свинг нацистами был полностью запрещен, поскольку это была «еврейская» или «ниггерская» музыка.
Музыканты франкфуртского ансамбля Hot Club Frankfurt, собранного Отто Юнгом, носили голубые рубашки и белые галстуки и часто ввязывались в стычки с гитлерюгендом. Помимо этого Hot Club был одним из немногих нелегальных клубов по всей Германии, где исполнялась подобная музыка. Среди прочих можно вспомнить печально знаменитый Hamburg Swing, который был разгромлен гестапо в 1942 году.
Франкфуртские джиттербаги имели собственного заклятого врага, агента гестапо по кличке Ганджо, который выслеживал самых заметных членов этой субкультуры. В первые два года войны среди немецких фанатов свинга не проводилось массовых арестов, даже несмотря на то, что полицейские использовали моторные лодки, чтобы выслеживать молодых людей, проигрывавших запрещенные пластинки со свингом на маленьких корабликах на Майне.
После того как Америка вступила в войну в декабре 1941 года, джаз и свинг стали подвергаться жестокой цензуре в Северной зоне Франции, оккупированной нацистами. В ответ на это в оккупированном Париже тотчас сформировался новый молодежный культ: «зазу» — «танцующие на краю вулкана, отмечающие ритм поднятым указательным пальцем».
Они выделялись одеждой и стилем. Брюки строгого кроя, волосы, «намасленные, как салат», ботинки на толстой резиновой подошве (у мужчин) и плоские, со слоистыми подошвами «лодочки» (у женщин), пиджаки и замшевые пальто: зазу смешивали американскую и британскую молодежные культуры в нечто совершенно уникальное.
Хотя они избегали прямой конфронтации с гестапо, но высмеивали нацистский режим. Они также вступали в стычки с коллаборационистами, которые ненавидели их за любовь к новоорлеанскому джазу и свингу и за то, что зазу отказывались относиться к войне серьезно. Эта запись была сделана в марте 1942 года младшим братом Джанго Рейнхардта как салют бессознательному и саркастическому сопротивлению французских стиляг.
Стиль «зутеров» имеет те же корни, что и костюмы зазу: негритянская мода середины 30-х. Она возникла примерно в 1935-м среди городских модников в гарлемских клубах вроде Savoy Ballroom и была популяризирована Кларком Гейблом в фильме «Унесенные ветром», вышедшем на экраны в 1939-м.
Как и «зазу», слово zoot вышло из сленга новоорлеанских модников — оно обозначало нечто «клевое» и частенько мелькало в скороговорках Кэба Кэллоуэя и Слима Гейлларда. К началу 1942-го готовые костюмы фасона зут уже появились в свободной продаже с расчетом на джиттербагов: костюмы и штаны свободного кроя идеально подходили для закручивающих движений линди-хопа. В 1943-м зутеры стали мишенью преследований в Лос-Анджелесе, получивших название Zoot Suit Riots.
В 1943 году Лос-Анджелес погрузился в хаос, во время которого сотни военнослужащих рыскали по центру города, чтобы выловить зутеров и избить. К тому же это были беспорядки на национальной почве, поскольку зутерами чаще всего были американцы мексиканского происхождения, которые считались непатриотично настроенными и даже близкими к врагам страны. На глазах полиции сотни молодых мексиканоамериканцев — «пачукос» — избивались и унижались. Эти беспорядки стали кульминацией месяцев пропаганды против зутеров, поэтому практически никто не испытывал симпатии к жертвам. 9 июня городской совет Лос-Анджелеса запретил зут-костюм как «признак бандитизма».
Вышедшая в том же году песня популярной певицы Милдред Бейли отражает распространенный тогда взгляд на зутеров как откровенных непатриотов, даже отпускает шутку: «Но с того момента, как он обменял свой зут-костюм на униформу, для меня он стал выглядеть куда лучше». В этой песенке Милдред Бейли напрямую обращается к слушателям, чтобы те покупали военные займы ради победы.
Эффект, который производил Фрэнк Синатра на свою публику, состоявшую преимущественно из молодых девушек, был потрясающим. Выступая вместе с Гарри Джеймсом и Томми Дорси, к маю 1943 года он превратился в национальную звезду. Во время его второго выступления в Paramount Theatre поклонницы вели себя так истерично, что пиарщик певца описывал все происходящее как «дикое, сумасшедшее, вообще неконтролируемое».
Как позже скажет Фрэнк Синатра, «годы были военные, одиночество суровое. А я — такой мальчик из аптекарского магазина на углу, мальчик, который ушел на войну». На концертах певец покорял юную публику эмоциональным напором и чувственным голосом, усиливаемым неотразимым взглядом его светло-голубых глаз, который оставлял чувство, что он поет для одной из тысячи.
Записанная вскоре после триумфа в Paramount песня «Close to You» сразу же оказалась на верхушке американского хит-парада. Она же является образцовым примером репертуара Фрэнка Синатры: медленные, балансирующие на грани китча баллады, которые позволяют «Голосу» — как прозвали певца — пускать в дело свои чары.
Вольно играясь со словом doll (американцы этим словом также называют привлекательную женщину), эта известная песня квартета The Mills Brothers отлично отражает атмосферу военного времени и сексуальной незащищенности мужчин. Агрессивное сексуальное поведение девушек, считавших своим патриотическим долгом удовлетворить солдата и прозванных V Girls, то есть «девушки Победы», стало причиной вспышки в США эпидемии венерических заболеваний и поводом для национального скандала в 1943 году.
The Mills Brothers в 1930-х были очень успешной вокальной группой, на счету которой было много известных хитов. Однако следующее десятилетие для них оказалось не слишком удачным, но «Paper Doll», выдержанная в духе, близком к балладам Фрэнка Синатры, стала большим хитом, продержавшись на вершине чартов 12 недель и продавшись тиражом в 6 миллионов копий.
Песня пришлась по вкусу тинейджерам, и это произошло как раз в тот момент, когда молодежь начала попадать в поле зрения маркетологов. Наряду с продолжающимся распространением среди белой американской молодежи негритянского джайва многие молодежные движения того времени были, прежде всего, ориентированы на новую музыку: как бы отвечая на песню The Mills Brothers, старшеклассники начали прицеплять к своей одежде бумажных куколок.
Написанная Джонни Мерсером не только с целью отдать должное джайву, «G. I. Jive» стала песней номер один в США в 1944 году, даже невзирая на тот факт, что в то время американское радио все еще существовало в условиях сегрегации. Это была эмансипация в действии — истинное проявление демократии, которая для многих американцев пришла с войной. Демократическая риторика — «права всех свободных людей» — начала чаще звучать, когда США вступили во Вторую мировую войну. И чернокожее население жаждало получить свой кусок пирога свобод: как заявляла лоббистская организация «Национальная ассоциация за прогресс цветных», «армия “джимов кроу” (грубое прозвище афроамериканского населения. — Ред.) не может бороться за свободный мир».
Один из самых успешных афроамериканских музыкантов своего времени Луис Джордан свои первые шаги делал еще в свинг-оркестре, но в начале 1940-х переключился на джамп-блюз — очень энергичный музыкальный стиль, ставший предшественником рок-н-ролла. Прозвучав в эфире радио Вооруженных сил, эта песня быстро завоевала любовь среди солдат.
Написанная многостаночником музыкальной индустрии Дутси Уильямсом, «Bobby Sox Baby» рисует аккуратный портрет послевоенного молодежного мира и состоявшегося разрыва поколений. «Боббисоксер, я готов на все, — завывает пионер блюза Ти-Боун Уокер. — Твоя же голова забита чепухой — / киношками да радио». Наступило время девушек, и певец это хорошо видит: «Ты бегаешь на концерты групп каждый вечер, / ты пишешь фанатские письма каждый день, / твоя голова вечно склонена над памятным альбомом, / и ты выкинула прочь кулинарные книги». Родившийся в 1910 году Ти-Боун Уокер был уже слишком стар для этого, и эта медленная блюзовая вещица стала его признанием.
«Боббисоксерами» называли юных девушек, отличавшихся своими полуботинками-«оксфордами», длинными юбками и белыми носочками, которые сходили с ума по свинговым оркестрам и популярным певцам типа Фрэнка Синатры. Особенно заметны они стали в военное время, когда их сверстники мужского пола были массово призваны на военную службу. Именно они и стали первыми «тинейджерами».
Перевод Ильи Воронина
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244859Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246420Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413016Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419506Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420176Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422828Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423585Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428754Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428891Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429546