Александр Кушнир вспоминает забытых героев эпохи Вудстока. Глава девятая: о калифорнийском барде Дэвиде Эклсе — «самом недооцененном авторе конца 60-х»
COLTA.RU публикует фрагменты неоконченной книги Александра Кушнира «Поколение Вудстока: герои, маргиналы, аутсайдеры» о музыкантах, которым не повезло попасть на знаменитый фестиваль и в большую рок-историю, но это не значит, что они этого не заслуживали.
David Ackles — «American Gothic» (1972)
До подписания контракта с крупным лейблом Elektra калифорнийский поэт и композитор Дэвид Эклс успел повидать в жизни многое. Сын пианиста и танцовщицы мюзик-холла, он в детстве снимался в кинофильмах и сериалах категории «Б», пел и играл в водевилях. С сестрой Салли он исполнял эстрадный репертуар; их дуэт вскоре переключился на фолк. «Мы пели самые неочевидные народные песни, которые только могли найти, — вспоминал Эклс в одном из интервью. — Любопытно, что чем мудренее и “темнее” были эти фолк-опыты, тем больше они нравились людям».
В начале шестидесятых годов ничто в карьере молодого фолк-артиста не предвещало каких-либо рок-прорывов. В университете Дэвид изучал саксонские диалекты, а затем получил диплом магистра «в области киноискусства». Параллельно подрабатывал грузчиком в цирке, охранником и даже частным детективом. При этом никогда не был паинькой — в его биографии уже значилось несколько отсидок за мелкие кражи. Повзрослев, Дэвид слегка утихомирился и начал писать сценарии для телевидения и сочинять музыку к мюзиклам. Так продолжалось до тех пор, пока он не стал свидетелем жестокой драки между молодежью и полицией в одном из районов Лос-Анджелеса. За ночь он написал пронзительную композицию «Blue Ribbons», которая вскоре увидела свет на его дебютном альбоме.
Это была красивая авантюра. На фирме Еlektra Дэвид Эклс оказался по знакомству, исключительно в роли автора «Blue Ribbons». Он мечтал о том, чтобы цинично трахнуть шоу-бизнес, продавая свои «песни ошеломляющей красоты» поп-артистам уровня Шер. Но мудрый босс Elektra Джек Хольцман, по достоинству оценив масштаб личности поэта, неожиданно предложил Эклсу… запеть самому. Чутье подсказывало продюсеру, что у этого тридцатилетнего красавца со спортивной фигурой, кудрями и пронизывающим взглядом может получиться многое.
Хольцман действовал напористо: предложил поэту контракт на выпуск пяти альбомов. На первую сессию Дэвида Эклса был откомандирован суперсостав помощников: звукоинженер Тима Бакли и Doors Брюс Ботник, виртуозный органист из Electric Flag Майкл Фонфара, а также сессионные музыканты Iron Butterfly — басист Джерри Пенрод и гитарист Дэнни Вейс. Сам Дэвид не только пел (в изысканной манере французских шансонье), но и подыгрывал себе на фортепиано. Времени на изысканные аранжировки и студийные дубли не было — возможно, поэтому пластинка получилась интимной и доверительной.
Такие выворачивающие наизнанку зонги мог бы исполнять, скажем, Ник Кейв — родись он лет на десять раньше.
Дебютная работа «David Ackles» (1968) и второй альбом «Subway to the Country» (1970) представляли собой сборники баллад со сложными и драматическими текстами — например, о ветеране Вьетнамской войны, который продавал детям порнографические открытки. Некоторые композиции носили автобиографический характер (притчи о парнях, досрочно вышедших из тюрьмы) или основывались на сюжетах из Библии. Эти угрюмые монологи, спетые низким, мужественным голосом, не были похожи ни на композиции Ника Дрейка и Донована в Англии, ни на песни Тима Хардина или Боба Дилана в Америке. Такие выворачивающие наизнанку зонги мог бы исполнять, скажем, Ник Кейв — родись он лет на десять раньше.
Неудивительно, что вскоре над Дэвидом уже витал ореол гениального, но непризнанного пророка. Его альбомы не стали бестселлерами, но пользовались устойчивой популярностью у критиков, поэтов-битников и рок-музыкантов. Пессимистичные гимны Эклса перепевались Гарри Белафонте и Мартином Карти, группами Hollies и Spooky Tooth, а пронзительная композиция «Road to Cairo», открывавшая первый альбом, стала британским хитом в исполнении эксцентричной певицы Джулии Дрисколл (с Brian Auger & The Trinity).
Необходимо отметить, что поэт, обладавший энциклопедическими познаниями в области театра, мюзикла, кино и телевидения, никогда не был великим шоуменом. И все концерты, даже камерного характера, давались ему с превеликим трудом. Неудивительно, что во время первого американского турне Элтона Джона игравшего у него «на разогреве» Дэвида встретила совершенно отмороженная публика.
«Я был заявлен хедлайнером, но мне это казалось несправедливым, — вспоминает Элтон Джон. — Я был шокирован тем, что в Лос-Анджелесе никто не обращал на Эклса никакого внимания. Он был намного известнее в Англии, чем у себя на родине. По правде говоря, это я должен был разогревать Дэвида, а не наоборот».
Несмотря на слабые продажи альбомов, Хольцман верил в своего непутевого трубадура и выделил крупный бюджет на запись третьей пластинки, анонсировав ее в пресс-релизах Elektra как будущий «альбом 1972 года».
Получив полную свободу, Дэвид улетел в Лондон, чтобы записать то, что станет вершиной его творчества, — альбом под названием «American Gothic». Записанные за две недели одиннадцать хмурых композиций продюсировал соратник Элтона Джона — поэт Берни Топин, который уже давно влюбился в философские тексты Эклса. Аранжировками заведовал Роберт Кирби, ответственный за первые альбомы Ника Дрейка. Для надежности этот звездный состав был доукомплектован музыкантами Лондонского симфонического оркестра и хором Армии спасения, но результат оказался неожиданным для всех.
Эти «песни в изгнании» были не сборником фортепианных баллад и не рок-альбомом в духе пасмурных творений Скотта Уокера. Количество музыкальных влияний не поддавалось учету, а отголоски Жака Бреля и Джорджа Гершвина превратили «American Gothic» в концептуальную пластинку, которую венчала десятиминутная «Montana Song», написанная под влиянием музыки Вагнера.
«Представьте себе арт-фолковый альбом, который возводит мостик между страстными монологами Вуди Гатри и оркестровками Курта Вайля», — писала впоследствии про «American Gothic» прогрессивная рок-пресса. Британская The Sunday Times назвала альбом «новым направлением в поп-музыке», а The Los Angeles Free Press окрестила «American Gothic» «калифорнийским переосмыслением “Сержанта Пеппера”».
Самому Дэвиду казалось, что он находится на пороге прорыва. Но все вышло по-другому. В Америке альбом достиг лишь 167-й позиции в национальном хит-параде. И терпение Хольцмана лопнуло. О завершении сотрудничества он уведомил Эклса лаконичной телеграммой, категорически отказавшись выпускать оставшиеся по контракту две пластинки.
Для Дэвида это был сильный удар. По инерции он записал еще один диск на Columbia Records, который по трагическому стечению обстоятельств был выпущен крайне небрежно и никак не рекламировался. В этот период Эклс переехал с семьей в безлюдную местность в Туджунге и с головой ушел в религию. Он завел несколько лошадей и преподавал театральное искусство в Университете Южной Калифорнии.
Но беда не приходит одна. В 1981 году в его автомобиль врезался пьяный водитель, нанеся музыканту серьезные увечья — левая рука Дэвида была почти разорвана, а бедренная кость вываливалась из тела. Во время операции его жена Джанис истошно кричала врачам: «Только не отрезайте ему руку! Он же пианист!»
Музыкант провел полгода в инвалидном кресле, после чего врачи поставили ему стальное бедро. Спустя пару лет он смог немного играть на пианино и даже сочинил мюзикл «Сестра Эйми», но вскоре заболел раком, от которого умер в марте 1999 года в возрасте 62 лет.
Создатель «American Gothic» не застал волны ренессанса, которая возникла после переиздания его альбомов в 2000 году. Некоторые энциклопедии включили его третью пластинку в списки «1000 главных альбомов всех времен», а Элвис Костелло назвал музыканта «самым недооцененным автором конца 60-х годов».
«С раннего детства одним из моих желаний было сочинение композиций, — признавался в одном из редких интервью Дэвид Эклс. — У меня, конечно, имелись и другие замыслы, но писать песни было моей главной целью. Но чтобы записываться самому, как исполнитель? Да никогда в жизни!»
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова