9 октября 2020Современная музыка
329

«Барабаны — это очень эротический объект»

Квартет импровизирующих барабанщиков Drumazhur и композиторка Анна Михайлова рассказывают о своем аудиовизуальном эксперименте на фестивале «Экранизация»

текст: Евгений Галочкин, Валерия Рясина
Detailed_pictureАндрей Ким© Светлана Селезнева

9 и 10 октября в летнем кинотеатре музея «Гараж» состоится «Экранизация» — совместная программа аудиовизуальных концертов фестиваля Fields и команды Garage Screen. Или, как говорят сами организаторы, «киноозвучка наоборот»: в течение двух дней художники, видеоартисты и сами музыканты возьмутся за адаптацию музыкальных работ под визуальный формат.

Пожалуй, самый диковинный и дикий среди шестерки выступающих — это квартет Drumazhur, в составе которого значатся только ударники. Сергей Болотин, известный по экспрессивной игре в uSSSy, а также некогда — в Jars и Silence Kit, Оксана Григорьева, вошедшая в состав ударного джаз-рок-бенда The RIG и игравшая когда-то в «Броме», Петр Отоцкий из надрывного фри-джаз-бенда Baritone Domination и авангардного хип-хоп-трио «Ленина пакет», а также Андрей Ким, известный по участию в таких экстремальных проектах, как «Злурад» и «Искромет», а также чиптюновых детищах — «АДМИ» и сольном 8hz. Вот такой вот прекрасный жанровый бардак.

Перечень заслуг выше — в крайней степени условный и поверхностный, так как музыканты постоянно принимают участие в коллаборациях и спонтанных импровизациях и в целом имеют свойство совмещать участие в двух-трех группах одновременно. Анархисты по духу, свое название Drumazhur придумали ровно в аккурат к дебютному концерту, который пару лет назад состоялся в Ажурной беседке парка Горького.

Однако в рамках «Экранизации» безумная четверка планирует попробовать себя в нетипичном амплуа: вместо бескомпромиссной импровизации они возьмутся за исполнение специальной пьесы, которую написала для них Анна Михайлова — композиторка и художница, выпускница Роттердамского университета искусств. Во время концерта партитура Михайловой оживет на глазах зрителей в предстанет как визуализация на экране.

Накануне аудиовизуального перформанса продюсер Fields Лера Рясина и издатель лейбла «Топот» (на котором вышел пока что единственный альбом квартета) Женя Галочкин поговорили с участниками коллектива и авторкой пьесы.

© Даша Почерк

Женя Галочкин: Ну что же, начнем с коротенького блица. Отвечаем быстро и коротко, не задумываясь. Майлз Джексон или Майкл Дэвис?

Сергей Болотин: Майкл Джексон!

Петр Отоцкий: Джексон Френк!

Оксана Григорьева: Луи!

Галочкин: Джон Дорн или Иван Зорн?

Болотин: Иван Зорн!

Григорьева: Да, Зорн!

Отоцкий: Джон Леннон. Сегодня ему исполнилось 80!

Галочкин: Почему стул для барабанщика круглый, а не какой-то другой формы?

Отоцкий: Можно крутиться!

Болотин: Бывают и седла, они почти треугольные.

Григорьева: Круглые, чтобы барабанщик чувствовал себя свободно!

Галочкин: Что испытывает барабанщик, когда он после финальной песни бросает в толпу палочку? А что — тот, кто поймал палочку?

Григорьева: Барабанщик, кидающий палочку, чувствует свободу и удовлетворение, а ловитель — предвкушение, радость и боль от прилетающей на него палочки.

Отоцкий: Барабанщик предвкушает пьянку, и ловитель — тоже!

Вообще эта пьеса в идеале для сорока установок.

Лера Рясина: Так, ну а теперь давайте по серьезке. Чем отличались все три концерта?

Андрей Ким: Первый — спонтанный, второй — более-менее запланированный и отрепетированный. У нас была некая партитура, сюжет... ну, партитуры не  .

Болотин: Ну, какая-то, по-моему, была. Вполне условная.

Ким: Грядущий концерт у нас будет с Аниной работой.

Отоцкий: Первый мы играли в беседке парка Горького — собралась вся московская импров-сцена, плюс люди из парка подходили — было, наверное, человек 300. Это был эксперимент — мы не знали, получится или нет и вообще что получится. Позвали друзей-саксофонистов поддержать нас во второй части. Это не был чистый импров, у нас была заготовка — какие-то большие части мы определили заранее. Но мы нашу заготовленную «программу» отыграли, наверное, минут за 25, и дальше нас понесло: слишком ядерный оказался состав — не могли остановиться часа полтора-два.

Рясина: Получается, в следующие разы вы были более подготовлены?

Отоцкий: Второй концерт мы играли на Fields в «Мутаборе». Мы были ограничены во времени лайнапом фестиваля, поэтому четче подготовились — в результате получилось очень концентрированно и ударно, как мне кажется. Плюс подзвучка — громкость, саббас и удары звука в грудь — добавила гипнотического эффекта.

А третий мы играли в разгар пандемии на «Рихтерфесте» — такой типа «пир во время чумы». Все изголодались по мероприятиям и улетали по полной, и не было границы между слушателями и нами. Поэтому все ребята, которые нас окружали, вошли в импров — стали танцевать, кружиться вокруг нас. Час выступления превратился в минуту счастья и экстаза.

ПартитураПартитура

Рясина: Ань, а расскажи про партитуру. В чем суть пьесы и какова роль у каждого артиста? И почему именно партитура, а не импровизация?

Анна Михайлова: Существует традиционная музыкальная нотация — она довольно четкая. Состоит из тактов, повторений и прочего. Я просто подошла к этому вопросу с другой стороны. Если взять общую канву настройки, то партитура — это вход к разговору с ударной установкой. То есть кресты — это лид, железо, тарелки и стенды, а кружочки — это скин, то есть кожа, поверхность барабана, хоть голая, хоть поверхность живота. И момент расстояния от себя до инструмента — то есть между тем, как ты слышишь звук, и тем, как он звучит на самом деле. Потому что партитура — это некая секунда в твоей настройке, когда ты играешь. Вообще эта пьеса в идеале для сорока установок.

Рясина: А как вам удается расслышать друг друга, когда вы уходите в какую-то громкую коду?

Отоцкий: Я обычно не думаю, когда играю. Можно сказать, «разрешаю барабанам играть на мне». Поэтому не особо слышу даже самого себя, с одной стороны, а с другой, подсознание все чувствует — и группу, и публику, и освещение, и запахи — все это является частью танца.

Ким: Мне кажется, что слышать далеко не всегда удается в таких экспрессивных моментах.

Сергей БолотинСергей Болотин© Светлана Селезнева

Болотин: Когда мы репетировали с партитурой, я почувствовал разницу, просто когда мы играем. То есть ты не просто импровишь, а появляется некий стержень. Я смотрю на мою часть партитуры, и мое восприятие занято не только взаимодействием с коллегами, игрой, но еще и работой со сценарием, за которым надо следовать. То есть получается двойное или даже более многосторонне направленное действие. И это ощущается совсем иначе.

Рясина: Насколько важно видеть лица во время игры?

Ким: Мне кажется, это очень важно.

Отоцкий: Да, визуальный контакт очень важен. Не знаю, почему так, поскольку я всегда играю с закрытыми глазами. Но, видимо, иногда открываю — подглядываю. И без этого синхронизация / единый флоу может потеряться. Потом ты можешь не только подглядеть, но и рукой махнуть или палочкой кинуть, если нужно ;)).

Рясина: Скажите, пожалуйста, как бы каждый из вас визуализировал это произведение?

Болотин: Я бы, наверное, попробовал создать какую-то графику, которая бы изменялась в зависимости от звука, то есть попробовал визуализировать звук в виде графической визуализации. С какой-то генеративной графикой, которая бы реагировала на звук.

Ким: Я бы включил какие-то видосы со зверюшками, и все бы само собой попадало и совпадало.

Михайлова: С какими зверюшками?

Ким: Ну, первым на ум приходит полнометражное зырево «Микрокосмос» — знаете такое?

Михайлова: Да, отлично.

Ким: Ну, можно и по-другому — какие-нибудь катастрофы.

Оксана ГригорьеваОксана Григорьева© Светлана Селезнева

Григорьева: А я бы сделала что-то типа взрывов краски. Типа барабосиков!

Рясина: А расскажите: почему у вас менялось название на разных площадках, но вот последние пару раз используется неизменно Drumazhur? Вы пришли к итоговому названию?

Ким: Мне кажется, несрост был с «Флаконом», эту тему все тактично замолчали. Потому что «ДрамФлакон» звучит…

Рясина: «ДрамГараж»?

Болотин: Ну, можно было бы покреативить и попробовать…

Рясина: Есть идеи, пока еще не поздно?

Болотин: Ну, Drumazhur как-то закрепилось уже и звучит как-то, по-моему, неплохо. Необычное слово, сложнее придумать.

Рясина: Расскажите еще, где вам было бы интереснее всего сыграть. Есть ли территории мечты?

Григорьева: Я хочу в «Колизее» сыграть.

Болотин: Нормально. Было бы на высокогорье классно сыграть.

Отоцкий: Да, меня тоже тянет в горы — хотел бы донести барабаны на вершину какой-нибудь горы.

Михайлова: Все животные сбегутся.

Отоцкий: Но вообще барабаны — это очень эротический объект. Если поставить установку в любое место — она сразу изменит пространство вокруг, как и рояль: это арт-объекты. Мне в разных составах доводилось играть на подземной парковке, на скале у кромки моря под Генуей, в шаре посреди леса под Дубной.

Рясина: А кто у каждого из вас кумир-барабанщик?

Григорьева: Кемет Дрейк.

Болотин: У меня много любимых барабанщиков.

Ким: Петя Отоцкий.

Болотин: Да, Петя Отоцкий. 

Петр ОтоцкийПетр Отоцкий© Светлана Селезнева

Отоцкий: А я сам люблю экспериментаторов, основателей фри-джаза — Эндрю Сирилла (Andrew Cyrille) и Санни Мюррея (Sunny Murray). А из современных — Кевина Ши (Kevin Shea). Мечтаю, чтобы его привезли в Москву с Talibam или Puttin' on the Ritz!

Григорьева: Эндрю Сирилл, Макс Роуч...

Михайлова: Мирча Арделиану.

Болотин: А мне вот нравится один барабанщик из Турции, такой современный. И еще одна индианка, которая живет в Америке.

Ким: Она еще ногами по коубеллам лупит?

Болотин: Не, она чопы какие-то нереальные делает. Афробит, там. Супервеселая тогда.

Михайлова: Барабанщик Сатосима — он в Acid Mothers Temple. Но он еще надевает барабанные установки на себя и от дома к дому шатается.

Болотин: Который насиловал малый барабан.

Григорьева: О, Ян Беннинг еще.

Михайлова: Да! Конечно. Я с ним играла.

Рясина: Вау! Вот это круто.

Болотин: Еще мне нравятся эмбиентные барабанщики. Черт, почему я имена всегда не помню.

Рясина: Я люблю Илая Кеслера.

Ким: А мне нравится Тим Ров, есть такой современный деятель из Америки, и еще была группа Poets of Rhythm — там вообще такой грувчик. Не помню имени, правда.

Рясина: А сколько у вас в принципе было репетиций? Я понимаю, что вы в разных составах уже наигрались друг с другом. Но вот конкретно как Drumazhur.

Григорьева: Всего вообще? За все время?

Рясина: Да.

Григорьева: Одна?..


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Дни локальной жизниМолодая Россия
Дни локальной жизни 

«Говорят, что трех девушек из бара, забравшихся по старой памяти на стойку, наказали принудительными курсами Школы материнства». Рассказ Артема Сошникова

31 января 20221860
На кораблеМолодая Россия
На корабле 

«Ходят слухи, что в Центре генетики и биоинженерии грибов выращивают грибы размером с трехэтажные дома». Текст Дианы Турмасовой

27 января 20221978