Одной из самых поразительных историй этого года, отмеченного мировым локдауном, закрытием границ и всеобщей изоляцией, стало появление ямайско-российского альбома «Аквариум in Dub». На нем регги-версии старых песен Бориса Гребенщикова, главного пропагандиста раста-культуры в России, сделаны командой ямайских и российских музыкантов во главе с изобретателем даба Ли «Скрэтчем» Перри, персональным кумиром БГ. Для ценителей ямайской музыки в России и для самого БГ это запись символическая, музыкальный мост дружбы, любви и уважения, перекинутый между Петербургом и Ямайкой.
Этот проект возник и состоялся благодаря усилиям самарского музыканта и продюсера Левши-пацана. Мы расспросили его о том, как он работал с Ли «Скрэтчем» Перри, и о том, какое у этого проекта последует продолжение.
— Как уроженец Самарской области Алексей Пацаев стал Левшой-пацаном, начал исполнять дансхолл и искать свой путь на Ямайку?
— Левшой я родился. Это имя у меня с садика. А пацаном называть стали уже позже, в начальной школе. Сложив и разделив на два, можно получить данные о среднем психологическом возрасте лирического героя.
В нулевые мы с друзьями одними из первых в России начали делать дансхолл. Но по-настоящему погрузился я в рутс-регги, продюсируя альбом группы «Два льва» — пионеров жанра в постсоветской России. Эти шпарят регги с 1992 года. Они же помогали мне с рутс-партиями для «Аквариума».
— Представьте, что Азербайджан изобретал бы один за другим музыкальные жанры, которые восторгали и покоряли бы весь мир, а исполнители СССР или РФ съезжались бы на Кавказ за звуковым резонансом места. Так уже полвека Ямайка воспринимается западным миром.
Однако для России Карибским морем стала Волга.
А Борис Гребенщиков принес карибскую музыку в СССР: если «Вавилон» считать первой регги-песней нашей страны, то «212–85–06» — это первый советский даб.
— Вы говорили в одном интервью: «Стороны поначалу не очень верили в мою затею. Борис не представлял, что такое возможно. А Ли Перри не верил, что я соберу нужную сумму».
На «Планете.ру» вы собрали 390 тысяч рублей на альбом — это весь бюджет проекта, включая гонорар Перри, работу музыкантов, аренду студии и расходы на путешествие?
— Да. И помимо прочего этих денег мне хватило на электровелосипед, с которого я не слезаю последние полгода.
— Как была построена работа над альбомом? В чем была роль Ли «Скрэтча» Перри?
— Я жил и творил в палатке в саду у Джо. Джо — агроном. Он выращивает священные растения. Как-то семья Перри заехала к нам на чай с молоком. С тех пор они стали заезжать частенько. У Джо появилось много работы, а у меня — веселая компания.
Днем на велосипеде я изучал ямайскую географию, флору и фауну.
А вечером мы встречались в студии у Ли, и начиналась самая магическая часть.
Ли расхаживал павлином в своих ослепительных нарядах, что-то писал, что-то спрашивал по 10 раз, дразнил меня «russian soldier», а потом разительно решал поставленную по песне задачу.
— Вокал БГ брали со старых записей или писали заново?
— Хотелось. Очень хотелось взять голоса с записей 80-х. Желательно с катушек. Но... Ни у Бориса, ни у Тропилло, ни у Гапеева их нет. Поэтому пришлось вымачивать голос Бориса в эликсире молодости и наворачивать на него аналоговые примочки. При этом иногда голос БГ превращался в голос Боба, а иногда не хотел.
А в некоторых песнях, например в «Аристократе», мы не использовали звуков моложе 80-х.
— В работе над альбомом приняли участие четыре ямайских и больше десятка российских музыкантов — почему так много?
— Зная любовь «Аквариума» к разным направлениям ямайской музыки, я решил сделать альбом неоднородным.
Здесь и рутс-регги («Вавилон»), и даб («Рыба ест Вавилон»), и калипсо («Яблочные дни»), и дансхолл («Иван и Данило»), и боготворимое мной «аквариумное» звучание Рубекина («Рыба»).
— Расскажите какую-нибудь невероятную историю о Ли «Скрэтче» Перри.
— Ну, например, он может идти по улице, остановиться и примерить приглянувшееся ему женское платье.
Но для меня самым невероятным был его концерт.
На концерт Ли собрался весь цвет ямайского регги. Я жил, не зная, что в мире есть столько ПРЕКРАСНО одетых людей...
С опозданием в три часа на сцену поднялся волшебник Скрэтч. Ведущий так эпично представлял его, а все так замерли в молчании, что я чуть было сам не поверил в то, что перед нами живой потомок царя Давида, наместник Иисуса на земле и кто-то еще.
И вот картина.
Ли запевает, похихикивает и по ходу сочиняет. А за его шепелявой манерой то раз, то другой я отчетливо слышу слово russian. А люди так посматривают на меня хитро, кто-то улыбается... Так... Значит, мне не показалось...
Я чуть было сам не поверил в то, что перед нами живой потомок царя Давида и наместник Иисуса на земле.
Я попытался вникнуть в суть произносимого, и у меня на редкость получилось вычленить следующее: «Русские солдаты, пожалейте американских солдат. Они тоже хотят жить». Все ржали, как на Задорнове. И тут Возмутитель протягивает микрофон в мою сторону. Уж не знаю, спланировал он это заранее или нет, но стесняться было некогда. Я спел раггу про то, что недолго нам всем здесь жить. Еи! И знаете, если бы это было у нас на Волге... На том же «Метафесте»... Я бы не удивился...
Но в глубине души у меня жило подозрение, что я, мы (да, собственно, и все, кто делает здесь такую веселую музыку) являемся как бы вторым эшелоном. Некой заменой ямайского подлинника.
— Вы еще и спродюсировали к альбому мультфильм. Зачем — ведь это долгая и кропотливая работа?
— Согласен, но в наше время люди совсем обленились и без картинки уже не представляют, как выглядит музыка. А картинку я видел еще до работы. И надо было дать людям представление о том, чего еще нет. Поэтому обратился к аниматору Ванде Барк, делавшей ролики для Боуи. И она, вдохновленная затеей, нарисовала мульт. Процесс начал материализоваться.
— У вас получился не один альбом, а целых три: «Аквариум in Dub», альтернативные дабовые версии «Dub in Aquarium. Bonus Game» и еще третий — риддим-альбом «Иван и Данило Riddim». Зачем так много?
— Первый — «Аквариум in Dub» — это квинтэссенция, свежевыжатый сок. Второй — это смузи с кусочками фруктов и карибским перцем scotch bonnet. А третий — это как если каждый, чьему вкусу я доверяю, возьмет этот сок и сделает с ним самый фантастический коктейль, какой только сможет выдумать.
Альбом дабов и риддим-альбом традиционны для Ямайки.
— Вы объявили о выпуске альбома на компакт-дисках. А винила не будет?
Второй скоро тоже будет там же. Винил есть в планах.
— Собираетесь вернуться на Ямайку в ближайшем будущем?
— Дело в том, что в ходе совместных учений с ямайской армией печенеги смастерили атомное оружие. Теперь мне нежелательно там появляться какое-то время. А за следующим альбомом я поеду в другое место.
— РомуВПР называют русским Бобом Марли. Но я скажу даже больше. Он подарил интернациональной музыке регги русскую душу. И не погрешу против истины, сказав, что он — один из немногих современников, чьи песни являются настоящей поэзией.
А кроме того, за последние 10 лет он так поднаторел в своем русско-африканском голосе, что даже удивительно, почему у него до сих пор не было современного фирмового ЗВУКА. Чем я и занимаюсь.
Помимо этого я сейчас ваяю ЗВУК для Шеffa из Bad B. Это человек, которого я слушал, когда мне было 13 лет. Великолепный продюсер и исполнитель, показавший миру Михея, Децла и Елку.
И третий проект, который я готовлю, — это наш собственный альбом «Печенеги в Вавилоне».
Такого звука не бывало еще ни в России, ни даже на Ямайке.
Заместитель главного редактора ИД «Коммерсантъ» о работе в подцензурном пространстве, о миссии и о том, что ее подрывает, и об отсутствии аудитории, заинтересованной в правде о войне
Главный редактор «Таких дел» о том, как взбивать сметану в масло, писать о людях вне зависимости от их ошибок, бороться за «глубинного» читателя и работать там, где очень трудно, но необходимо
Главный редактор «Верстки» о новой философии дистрибуции, опорных точках своей редакционной политики, механизмах успеха и о том, как просто ощутить свою миссию
Пятичасовой разговор Елены Ковальской, Нади Плунгян, Юрия Сапрыкина и Александра Иванова о том, почему сегодня необходимо быть в России. Разговор ведут Михаил Ратгауз и Екатерина Вахрамцева
Вторая часть большого, пятичасового, разговора между Юрием Сапрыкиным, Александром Ивановым, Надей Плунгян, Еленой Ковальской, Екатериной Вахрамцевой и Михаилом Ратгаузом
Социолог Любовь Чернышева изучала питерские квартиры-коммуны. Мария Мускевич узнала, какие достижения и ошибки можно обнаружить в этом опыте для активистских инициатив