Куда и почему исчезла Октябрьская революция из памяти народа?

Революция 1917 года — одно из важнейших событий в истории XX века и корневое событие российской истории, резко развернувшее ее на новый путь развития. В этом году столетие революции отмечали во многих странах мира. В США, например, Чикагский художественный институт устроил по этому случаю отдельную выставку, посвященную революционному искусству в Советской России, в Колумбийском университете открылась выставка о центральных фигурах русского революционного века.

Но российские власти и многие россияне этого события почти не заметили. В октябре на вопрос журналистов, планируются ли официальные акции, посвященные столетию революции, пресс-секретарь президента Дмитрий Песков заметил: «А в связи с чем это нужно праздновать?». В Кремле было решено не проводить ни мероприятий, ни выступлений по случаю юбилея. Почему и власть, и общество так равнодушны к основополагающему событию российской истории? Многие аналитики склонны объяснять замалчивание революции исключительно нелюбовью кремлевских элит к революционной тематике. Но на самом деле корни этого процесса уходят еще в брежневскую эпоху.

Поразительно, но отношение россиян к революции по разным опросам не так уж сильно изменилось с советского времени. Например, по данным ВЦИОМа, в 1990 году на вопрос «Выражала ли Октябрьская революция волю большинства народов Российской империи?» утвердительно отвечали 36% опрошенных, а отрицательно 37%, а в декабре 2016 года соотношение было 45% к 43%. У Левада-центра данные чуть отличаются, но все равно стабильны во времени: в 1996 и 2016 годах примерно одинаковое число россиян оценивало роль Октябрьской революции как «отрицательную или скорее отрицательную» (47% в ноябре 1996 года и 48% в марте 2016 года) и как «положительную и скорее положительную» (33% в ноябре 1996 года и 31% в марте 2016 года). В каком-то смысле раскол в отношении революции понятен: ведь в российском обществе совершенно отсутствуют дискуссия и рефлексия по поводу собственного прошлого.

Важно, однако, что интерес к самой революции стал падать еще до распада советской системы. Как отмечал известный социолог Борис Дубин, по мере последовательного сокращения значения революции роль главного события и одновременно начала новейшей истории постепенно приняла на себя победа во Второй мировой войне. Если в 1989 году Октябрьскую революцию относили к главным событиям века 62% россиян (2-е порядковое место после победы в войне), то в 1994 году — уже только 49% (все еще 2-е место) ^[1], а в 2003 году — 40% (4-е место). Причина — не в перестроечных событиях и не в переосмыслении россиянами отношения к большевикам. Фундаментальная для россиян замена революции как точки отсчета истории на победу в войне произошла в брежневский период. И, как многое в российской истории, была следствием целенаправленной политики Кремля, а не изменения общественных настроений. Именно в брежневской эпохе лежат идеологические истоки путинской системы.

При Сталине и Хрущеве Октябрьская революция сохраняла значение ядра, вокруг которого выстраивались советские символика и историология. Демонстрации, торжества, выставки — все празднования и хронология компоновались вокруг основного праздника 7 ноября, откуда была родом вся советская система. Напротив, победа в войне в этот период почти не отмечалась. Сталин опасался памяти о цене победы и общественном подъеме военной поры. С 1948 и вплоть до 1965 года 9 мая не было выходным днем. Парадоксальным образом Хрущев избегал празднования Дня Победы по противоположной причине — именно потому, что победа была напрямую связана с личностью Сталина, что противоречило хрущевской политике десталинизации.

С приходом к власти Брежнева память о Великой Отечественной войне как главном событии советской истории начинает постепенно вытеснять Октябрьскую революцию ^[2]. Две основные причины легли в основу этого процесса. Во-первых, смена поколений. Брежневская элита во многом состояла из ветеранов, не помнивших самой революции, но непосредственно участвовавших в войне, для которых именно она стала центральным событием их биографии и идентичности. Чистки 1930-х годов, которые били по соратникам Сталина — большевикам-революционерам, способствовали вымыванию из власти непосредственных участников октябрьского переворота. Таким образом, перенос акцента с революции на победу в войне давал брежневским элитам источник для легитимации своей власти. Новая легитимация была им особенно необходима, поскольку невозможность осуществить план построения коммунизма к тому моменту стала уже очевидной.

Во-вторых, акцент на войне позволял Брежневу осуществить частичную реабилитацию Сталина, к которой стремилось новое советское руководство. Во время празднования 20-летия Победы в мае 1965 г. впервые за 10 лет имя Сталина было упомянуто в положительном смысле. Ответные бурные овации аудитории продолжались несколько минут, что четко отразило настроения партноменклатуры.

Именно к 1965 году относится и проведение военного парада в Москве, которого не было в течение 20 послевоенных лет, а также объявление 9 мая праздничным днем в честь победы советского народа в Великой Отечественной войне. Но собственно встраивание мифа о войне в советскую историологию и ритуалы началось годом позже. В ознаменование 25-летней годовщины разгрома немецких войск под Москвой в декабре 1966 года прах Неизвестного Солдата был торжественно захоронен под Кремлевской стеной в Александровском саду. 8 мая 1967 года Брежнев принял факел, зажженный до того у мемориала Октябрьской революции, и зажег им Вечный огонь у могилы Неизвестного Солдата ^[3]. Таким образом выстраивалась ритуальная преемственность между революцией и Победой. Как подчеркивает Нина Тумаркин, очень важным было решение взять это пламя с могилы героев революции и перенести его к новому памятнику, символизирующему двадцать миллионов героев — жертв Второй мировой войны. Война теперь стала рассматриваться как событие, имеющее решающее значение для СССР: «бедная нация, лишенная политической сплоченности и мирового уважения, за счет испытания войной превратилась в могучую сверхдержаву». Таким образом, двадцать миллионов военных жертв были так же необходимы для формирования СССР, как необходимы были герои революции и Гражданской войны. Как заявил в своем выступлении один из официальных представителей Компартии: «Солдаты революции и солдаты Великой Отечественной войны теперь закрывают свои ряды, образуя один бессмертный полк, освященный огнем славы, зажженным живыми в честь тех, что пали, но будут жить всегда, зажженным Родиной в память о своих истинных сыновьях».

Конечно, советское общество поддержало смещение идеологического взгляда на революцию и Победу. В то время как большевистская революция ассоциировалась со сталинскими репрессиями, ужасами коллективизации и ГУЛАГа, память о войне была ближе и для каждого советского гражданина сочетала элементы личного переживания и опыта единения со страной, несла в себе положительный заряд Победы. Именно Победа с брежневских времен стала основным фактором легитимации советской системы: все жертвы, беды и несчастья были не зря! Все они в конечном счете были необходимы ради Великой Победы. Именно ради Победы произошла революция и строился коммунизм. Именно ради Победы советские граждане терпели испытания коллективизацией и сталинскими репрессиями. Со временем новый миф о Победе полностью вытеснил память о революции и стал основой, ядром советской истории.

Изменение официального подхода скоро нашло отражение и в культурных и образовательных программах, и в массовых празднованиях, которые отражали смещение взгляда на войну. Хотя в перестроечный и ельцинский периоды акценты были несколько смещены на рефлексию о цене войны, поиск «национальной идеи» не увенчался успехом, и победа в Великой Отечественной войне так и осталась для большинства россиян самым важным событием ХХ века (77% в 1989 году и 73% в 1994 году) ^[4].

В этом смысле не стоит считать акцентирование Великой Победы, вокруг которой выстраивается вся мифология современного российского режима, путинским ноу-хау. Путинский Кремль всего лишь продолжил советскую традицию, заложенную задолго до этого. Как отмечает культуролог Александр Марков, современная Россия является наследницей не царской и не большевистской традиций, а, прежде всего, брежневского времени. Многие «структуры управления организованы по образцу застойных структур, и все-таки количество людей, живших при Брежневе или, по крайней мере, понимающих эту эстетику, велико. Все понимают, что такое “Ирония судьбы”, что такое анекдот про Брежнева, что такое парад, что такое массовая культура, где есть Лещенко, Алла Пугачева или нынешние подделки под эту поп-культуру брежневского времени».

Таким образом, занижение значения революции — это сознательно сконструированная советскими властями политика, которая ведет свой отсчет от брежневской эпохи. К сожалению, сакрализация Победы и выстраивание вокруг нее современного российского мифа, с одной стороны, препятствуют рефлексии общества о своем прошлом, а с другой, неизбежно реабилитируют фигуру Сталина в общественном сознании. В этом смысле не стоит удивляться тому, что в свежих опросах россияне устойчиво называют Сталина самым выдающимся деятелем всех времен и народов. Изменить этот тренд станет возможно только за счет политики десакрализации памяти о войне в российском обществе и поиска альтернативного мифа, не связанного непосредственно с СССР и Сталиным, вокруг которого могла бы выстраиваться новая российская история.

---

^[1] Лев Гудков. Победа в войне: к социологии одного национального символа.

^[2] Копосов Н. Память строгого режима: история и политика в России. — М., 2011. С. 102—103.

^[3] В том же 1967 году был открыт монумент «Родина-мать зовет!» в Волгограде.

^[4] Лев Гудков. Победа в войне: к социологии одного национального символа.

Понравился материал? Помоги сайту!