«Нам нужна более глубокая революция идей — а не пластырь на зияющей ране»

Основная часть фестиваля NOW / Film Edition, организованного Кольтой и посольством Германии в России, прошла 14–15 декабря оффлайн на площадке «InLiberty Рассвет». Вас было так много, спасибо вам за ваш интерес!

Но последний фильм программы мы решили показать вам онлайн, сегодня с 12:00 до 00:00 — «Один из нас» (2013) Жан-Кристофа Мёрисса. Посмотреть его можно вот здесь. Это и есть реальное завершение фестиваля (и, кстати, премьера в России).

Почему этот фильм оказался так важен, что мы решили продлить фестиваль за его счет?

Напомним, что NOW / Film Edition посвящен основным линиям напряжения, которые разделяют современность. Он разбит на четыре блока: «Вперед» (в будущее, которое обещает изменить саму природу человека), «Назад» (попытка удержать это движение, принося присяги прошлому), «Апокалипсис сегодня» (мультикризис образца поздних 2010-х) и «Вбок» — бегство от современности в пользу сознательного отшельничества или так называемых «альтернативных» форм жизни.

«Один из нас» мечтает как раз о такой возможности. Посреди города стоит ангар, внутри трейлер, в нем живет Томас — бородатый анархист-эпикуреец, спрятавшийся от мира. Томас принимает у себя разных людей от мала до велика, заброшенных на маленький островок свободы посреди цивилизации. Пока за мутными окнами ангара бродят призраки прохожих, герои обживают пространство без общества и законов.

Жан-Кристоф Мёрисс — театральный режиссер, который в 2008 году создал в Париже свой маленький театр «Псы Наварры». «Один из нас» — его первый опыт в кино. Для Кольты с Мёриссом поговорил Артем Хлебников.

— Вы занимаетесь театром — как вообще получилось, что вы решили снять фильм, а не сделать спектакль на том же материале?

— Эту историю я изначально писал для фильма. В театре было бы сложно показать, что Томас живет в изоляции от мира, а в кино в это веришь сразу. И потом, мне давно хотелось поработать в кино.

— Расскажите, как вы придумали такого парадоксального героя, сочетание монаха-затворника и эпикурейца, не отказывающего себе ни в чем? Что вас в нем заинтересовало?

— Парадоксальный — это точно. Как отстраниться от общества, но при этом обрести и самого себя, и других людей? Томас именно так и поступает: он отстраняется, чтобы сильнее полюбить каждого человека и каждое мгновение. Томас может смахивать на мизантропа, но он не мизантроп. Он против системы, против политики, против работы, против готовых моделей — но не против людей.

— Мы живем в эпоху пробуждающегося инстинктивного анархизма — в форме недоверия к государству, к рынку, к институтам, к большим идеологиям. Ваш герой, как кажется, воплощает в себе это недоверие. Поэтому ли фильм называется «Один из нас»?

— Отчасти я уже ответил на этот вопрос. Томаса нельзя назвать недоверчивым. Он отказывается от общества — но не отказывается быть человеком. Мы все немного на него похожи — по крайней мере, должны быть похожи. Отсюда и название.

— А вы сами в чем-то похожи на Томаса? Пробовали ли вы вести такой же образ жизни?

— Нет, не пробовал. Но меня совершенно точно изолирует искусство. Творчество делает меня одиноким, отдаляет от других. Чтобы создавать, приходится жертвовать обычной жизнью.

— Ваш фильм вызывает искушение побывать на месте главного героя. Как вы считаете, осуществима ли в жизни сегодня подобная анархистская свобода? Или она вам видится утопией?

— Она возможна, и она мне не кажется утопичной. Проблема в том, что на земле живет много людей, — найдется ли уединенное место для каждого из нас? Людям, как и животным, нужно прижаться к себе подобным, чтобы согреться, чтобы вместе взглянуть в лицо смерти. Но жить вместе и строить справедливый мир очень трудно.

— Интересно, что Томас не принимает участия в разговорах о смерти в начале и конце фильма. Как эта тема появилась в фильме? Можно ли сказать, что герой прячется, в том числе, и от страха смерти?

— В моих фильмах мы часто импровизируем в диалогах — и тут, когда мы снимали эти сцены, Томас-актер не дрогнул, он слушал остальных. Очень мудро с его стороны. Боится ли его герой смерти или разговоров о ней? Не думаю. Принять одиночество — значит, спокойно принять и свою смерть.

— Герои фильма — это реальные люди или профессиональные актеры? Они похожи на своих персонажей? Есть ли у этой коммуны какие-то прототипы, на которые вы опирались?

— Там были и профессиональные актеры, и обычные люди. Но никто из них ничего не выдумывал — они все были собой и разговаривали так, как делали бы это в жизни. Они не превращались в персонажей — это я позаимствовал их натуру.

— Кажется важным, что герои фильма выглядят одной большой семьей, охватывающей поколения от детей до пожилых. Значит ли это, что утопия может быть построена только между близкими людьми? Пускают ли в этот рай чужаков?

— Нет-нет, в этом обществе есть и незнакомые люди, не только друзья. Хотя все и собираются вместе в фургоне, чтобы покутить, далеко не все из присутствующих — друзья Томаса. В трейлере Томаса рады чужакам.

— Интересно, что за окном видна улица с прохожими, прямо за стеной у Томаса находится цивилизация. Значит ли это, что утопия Томаса недолговечна, и герой рано или поздно придется вернуться в общество?

— Это зависит от вашего взгляда. В конце, когда Томас открывает двери, он уходит — или остается? Чего бы хотели вы? Что бы вы сделали на его месте? Где лучше: здесь, внутри — или где-то еще?

— В фильме почти полностью отсутствует современная техника и средства связи. Вы сознательно от нее избавились? Бесят ли вас смартфоны?

— Совершенно сознательно. Снимать современность бессмысленно. Современность всегда была и будет архаизмом вещей.

— Неожиданная пугающая сцена с пожиранием Томаса — как она появилась в фильме? Зачем вам нужен был такой контраст?

— Это сновидческая, фантастическая сцена. Его пожирают те, кого он любит — а не его собственные демоны. Сцена кинематографически изображает его «я», его бессознательное.

— Финал можно трактовать двояко: герой выходит на улицу — будто бы отказываясь от своего затворничества. С другой стороны, он похож на мессианскую фигуру. Считаете ли вы, что изменился он, или наоборот, это мы должны чему-то у него научиться?

— Я бы оставил интерпретацию последней сцены зрителям, пусть каждый решит это наедине с собой. Не люблю, когда фильмом управляет одна идея или одна интерпретация.

— Ваш следующий полнометражный фильм «Apnée» — насколько он продолжает идеи «Одного из нас»? Не могли бы вы немного рассказать о нем?

— Это история о трех героях — таких современных Диогенах — которые подвергают сомнению все французские прописные истины (любовь, работа, родина, семья…), пересекая Францию на квадроциклах. Это такой «Беспечный ездок» по-французски, только с менее эффектными средствами передвижения.

— Фильм «Один из нас» снимался до того, как во Франции появилось движение «желтых жилетов», однако сейчас видится ли вам связь между фильмом и нынешними волнениями в стране?

— Мой фильм — история о человеке, который хочет быть свободным, а революция «желтых жилетов» чисто экономического толка. Это не порыв к утопии, не революция духа. Революция желтых жилетов — это революция системы прошлого, а потому она тщетна. Это революция мухи в банке. Нам нужна куда более глубокая революция идей, революция справедливости — а не пластырь на зияющей кровавой ране.

ОБЩЕСТВО: ВЫБИРАЙТЕ ГЕРОЕВ ДЕСЯТИЛЕТИЯ

Понравился материал? Помоги сайту!