«Я очень скучаю по родным. Но мне не за что у них просить прощения, понимаете?»

Ксения, 17 лет, Таганрог

Лет в 12 я сидела в интернете, просматривала разные странички, попала на один сайт фанфиков, где рассказывалось о гомосексуальности. А чуть позже и сама влюбилась в одноклассницу. В школе к этому отнеслись очень спокойно. Конечно, не то чтобы я пришла и заявила им: «Вот знаете, а я люблю девочек». Это вырвалось в разговоре, само собой, нечаянно. Отношение в классе ко мне не изменилось. Сейчас, когда я учусь тут, в Москве, все мое окружение, конечно же, знает и тоже спокойно к этому относится.

Родители узнали, когда мне было 16 лет. Сама я им никогда бы не рассказала. Я считаю, пока ты не встанешь на ноги, пока ты не будешь независим, говорить об этом нельзя. И я настроена была им до 18 лет не говорить. Но они все равно узнали. Это произошло, когда я познакомилась со своей нынешней девушкой, которая жила в Москве. Мои родители стали обращать внимание на то, что я слишком много времени уделяю компьютеру и телефону. Им это не нравилось. Они начали искать причину моего увлечения. А так как сим-карта была зарегистрирована на отца, было несложно пойти в салон сотовой связи и попросить распечатки звонков. В один прекрасный день мне просто на стол положили 180 листов распечаток телефонных разговоров, СМС, выходов в интернет и поставили перед фактом: мы знаем, что ты с кем-то общаешься, говори, кто это. В тот момент я и призналась матери, попросив отца уйти в другую комнату. Не знаю, что мной двигало. Мама отреагировала простым «Да у тебя это пройдет!» Не прошло.

Что касается отца, как я ни просила маму не говорить ему, она все равно рассказала. Тогда же родители сняли маски, сказав, что такие люди больны и их нужно лечить. Они забрали мой телефон, на компьютер поставили родительский контроль, заблокировали мои социальные сети. Когда я работала, они могли взять стул, сесть рядом и смотреть, что я там делаю в интернете, забирали после школы, после репетиторов, чтобы, не дай бог, я никуда там не ушла. Девушке своей я звонила с резервного сотового телефона, который она прислал мне еще до моего каминг-аута, — урывками, на переменках, из туалета или выйдя на улицу. Плюс мои подруги помогали мне поддерживать с ней связь. Мы даже умудрялись встречаться в Таганроге, в течение года до моего отъезда в Москву она несколько раз приезжала ко мне. Правда, тогда родители еще не знали о наших отношениях, меня просто прикрывали подруги — я как бы шла к ним в гости с ночевкой, а на самом деле все время проводила со своей девушкой.

Я по-прежнему со своей девушкой. Она заменила мне и мать, и отца.

Но когда мама с папой обо всем узнали, все осложнилось. Самый ад был в один из ее приездов накануне моего дня рождения. До сих пор не могу понять, как они узнали. Весь день я провела со своей любимой, а вечером, когда мы сидели в кафе, с нами связалась моя знакомая и сообщила, что мои родители подали заявление в милицию, что меня похитила какая-то девушка. Они поставили на уши всех. Об этом узнал директор школы, классный руководитель — да весь город узнал. Меня даже в милицию затащили в тот день для дачи показаний. А в свой 17-й день рождения я сидела дома взаперти и рыдала.

После этого начались ссоры и постоянные скандалы, сопровождавшиеся криками о том, что меня рожали не для того, «чтобы я у девок лизала». Был момент, когда я, устав терпеть скандалы, ушла из дома и снимала квартиру (моя девушка прислала мне карту Сбербанка). Я почти неделю жила в съемной квартире. Потом, правда, пришлось вернуться — мать пришла в школу и рассказала всем, что я не живу дома. А в школе на меня надавили завуч и классный руководитель — сказали, что я считаюсь беженкой и они должны меня поставить на учет, если я не вернусь. А когда я вернулась, мне дома сказали — чего приперлась?

За четыре месяца до выпускного я сказала, что я туда не пойду. Сорвались с места все бабушки, все дедушки: мол, как это — не идти на выпускной, ты нам праздник портишь. Бабушки на тот момент стали копаться в наших отношениях с родителями, они ведь не знали, в чем истинная причина разлада. Естественно, я не могла им сказать, что мы поссорились на почве моей ориентации. На выпускной я не хотела идти, так как именно на эту дату у меня был билет: я собиралась в Москву, поступать. До этого мама говорила исключительно о том, что у меня ничего не выйдет и я еще приползу к ним, но в день отъезда она немного смягчилась: «Ты стала такая взрослая. Смотри только глупостей не наделай, и если что — мы рядом». Отец же демонстративно ушел в самую дальнюю комнату и даже не проводил меня.

Во время вступительных мне начало казаться, что наши отношения с мамой возвращаются в нужное русло. Мы созванивались, я рассказывала о своих делах. Казалось, что мы снова стали как-то ближе. В конце концов между нами не осталось недоговоренностей. Но вся идиллия разрушилась, когда в августе они приехали в квартиру моей девушки без предупреждения, нас там не было, и они снова устроили балаган и поставили на уши весь дом. Так как мне тогда не было восемнадцати, мать стала угрожать, что подаст сейчас заявление на мою девушку, если я с ней не встречусь. Мы встретились, но все тепло, что накопилось за это короткое время, снова было сведено на нет. Потом была уже добивающая стадия, когда она отказалась мне предоставить свои паспортные данные, необходимые для поступления; правда, все разрешилось, и я учусь.

Сейчас мы вообще не общаемся. На праздники мне приходят сухие СМС: «С Новым годом», например. У меня есть младшая сестра, с которой я хочу выстроить отношения. Но она просто игнорирует мои сообщения. Я пишу-пишу, и все остается без ответа. Понимаю, что ребенок уже сильно настроен против меня.

Я по-прежнему со своей девушкой. Она заменила мне и мать, и отца. Все свои проблемы я могу обсуждать только с ней. Но не могу сказать, что мне как-то комфортно в этой ситуации, потому что, несмотря на наши семейные проблемы, я очень скучаю по родным, очень. Все мои сны первые месяцы в Москве были исключительно о них. Но ведь мне не за что у них просить прощения, понимаете?

Михаил Рублевский, 17 лет, Воронеж

Самого признания того факта, что я гей, мне никогда не требовалось. Я начал с этим жить где-то лет с пяти. Я ходил в детский сад, там был мальчик, который мне нравился, но тогда я не понимал, что именно я чувствую. Не могу утверждать точно, что это была моя первая влюбленность, но этот случай у меня отложился как первый. И это продолжалось дальше. В 13 лет я попробовал построить гетеросексуальные отношения. Просто я встретил одну девушку, с которой у меня была очень сильная душевная связь, и я решил попробовать. Сексуального влечения к этому человеку у меня не было, но я думал, что если все могут, то и я смогу. Но я не смог. В итоге я ей открылся — и сейчас мы очень хорошие друзья. Что касается родных, то, конечно, все было неспокойно, но они от меня не отказывались, не пытались вылечить или выгнать из дома. Со временем они просто с этим смирились и живут дальше. Я открылся перед ними, когда мне было 16 лет. Хотя была попытка сделать это раньше — в 13. На тот момент они все перевели в шутку. Не поверив в это, пытались таким образом оградить себя. Или, боясь принять, надеялись, наверное, что само все как-нибудь рассосется.

Но когда в 16 лет история повторилась, им пришлось понять, что я это вполне серьезно, поэтому большой истерии по этому поводу у них не было.

Единственное, что было неприятным, так это то, что моя семья, смирившись с моей гомосексуальностью, продолжала тем не менее считать это огромным позором, просила не выносить все за пределы семьи. Но я не отступал и проводил много просветительской работы. Я давал им специализированную литературу, смотрел с мамой фильмы, приводил в доказательство научные исследования. Я не могу сказать, что они не считают это позором сейчас, — они достаточно стереотипны. Но, по крайней мере, они перестали об этом говорить.

А сейчас — под угрозой твоя жизнь. Все очень напуганы...

Из всех моих родственников отдельно хотелось бы выделить моего брата. У него была самая радостная для меня реакция. Брат — очень религиозный человек. Когда я открылся перед родными, он узнал об этом от бабушки, позвонил мне и спросил: «Миша, ты уверен, что ты являешься тем, кем себя заявляешь?» «Да, — говорю, — я в этом уверен». Он мне ответил, что уважает мой выбор и будет продолжать любить меня таким, какой я есть.

Что касается бабушки, то она очень сильно переживала. Постоянные просьбы, все просила одуматься. Настойчиво пыталась описать мне все прелести гетеросексуальных отношений: возможность завести без проблем детей, получить помощь в трудоустройстве на хорошую работу к отцу и помощь всей семьи в финансовых и жилищных вопросах.

Для меня каминг-аут всегда был принципиальным решением. Я решил совершить его, потому что в моей жизни появился особенный человек — у меня появился любимый, с которым я хочу создать семью.

Во многих случаях каминг-аут помогает поменять отношение в семье к гомосексуальности. Ведь тебя знают, любят. А потом случается, что само явление гомосексуальности, такое пугающее в СМИ, обретает плоть в тебе и становится не таким пугающим, что ли. То есть часто родное и любимое в человеке помогает пересилить страхи и стереотипы. Я, конечно, понимаю, что все далеко не всегда так благополучно. Но это не значит, что открываться не стоит.

По сравнению с Воронежем Москва, конечно же, мегатолерантный город. Я везде веду себя открыто. Здесь, в Москве, я почти не чувствую на себе осуждающих взглядов, не слышу непонятных разговоров за спиной. А в Воронеже это всеобщее «против» чувствуется постоянно. Я могу гулять по городу и чувствовать на себе косые взгляды, перешептывания или выкрики за спиной: «Пид*рас, пид*рас». Совсем недавно я стоял на остановке, а какой-то парень подошел и замахнулся со словами: «Тьфу, как ты бесишь, педик!» Я никак не отреагировал, даже не шелохнулся — как разговаривал по телефону, так и продолжил разговаривать. Такие выходки не обижают меня и не задевают.

Что касается гей-среды, то она здесь крайне маленькая, все знают друг друга, новые люди приходят крайне редко, все боятся открыться. Много анонимов даже внутри сообщества. На дружеские встречи приходит человек 15—20, на тематические вечеринки в среднем — человек 100. Это очень печально, что все по своим углам из-за страха. До подросткового возраста такой ведь проблемы не было, не важно было, кто там гей, кто гетеро, кто лесбиянка… Две девочки могли просто держаться за руки — и все. А сейчас — под угрозой твоя жизнь. Все очень напуганы...

Я планирую семью, хочу детей. Но понимаю, что здесь это сделать невозможно — я не хочу, чтобы мои дети испытывали какие-то неудобства и жили в стране с таким стереотипами. Поэтому в моих планах переезд. К сожалению.

Таша Васильева, 16 лет, Ростов-на-Дону

Все в себе я приняла спокойно, не было внутренней гомофобии, ничего такого. Осознала полностью, когда влюбилась в 12 лет. И тогда уже, несмотря на возраст, было понятно, что это чувство отличается от простого, понятного чувства привязанности к лучшей подруге, например. У меня не было страха по поводу невозможности разделить это с кем-нибудь. Для меня это было так же просто, как и моя гомосексуальность.

Тогда я уже знала, что есть лесбиянки, геи, и для меня это было само собой разумеющимся. Не было никаких конфликтов с собой. Потом у меня в четырнадцать были первые серьезные отношения, длившиеся семь месяцев, а до этого на протяжении двух с половиной лет я добивалась этой девушки. Полгода мы даже жили вместе. У нее была тяжелая ситуация, я попросила родителей помочь, ей нужно было где-то жить. Вот мы так и жили вместе, никто, естественно, не знал подробностей. Было очень много шифровки, это ужасно напрягало. Из-за этого было много ссор между нами, но тогда сама возможность жить вместе очень радовала.

Что касается каминг-аута, то я не собиралась открываться перед родителями, они сами просто зашли на мою страничку «ВКонтакте». Там были старые фотографии, которые я не хотела хранить на ноутбуке, поэтому поместила их в закрытый альбом. Но родители зашли с моего аккаунта, увидели фото, и все им стало ясно.

Начался ад. Скандалы большие. Отец не разговаривал со мной несколько дней, даже не здоровался. Через какое-то время все немного нормализовалось. Но опять же — потому что этой темы мы никак не касались. Все взяли тайм-аут и молчали об этом. Правда, они стали забирать перед сном телефон и ноутбук, чтобы я в интернете не лазила по ночам. Но я купила себе второй телефон, мне нужно было с кем-то общаться. Недолго все это длилось. Первого марта ночью у меня нашли этот телефон, и тогда скандал был на три часа, все это время на меня ужасно орали, очень много говорили про «пид*расов». В общем, родители у меня оказались абсолютными гомофобами. Они считают, что это неверный путь, на который меня толкнули неправильные люди.

Сейчас все снова более-менее гладко, вроде затишье, но все потому, что мы не касаемся этой темы. От меня ждут каких-то разговоров, но я не начинаю их, потому что знаю, что разговора не выйдет, а произойдет очередной скандал. Возможно, я еще когда-то и смогу как-нибудь в чем-то убедить маму, но сейчас у меня на это просто нет сил.

У меня еще есть сестра. Она старше. С ней мы не очень близки, так что личных тем в разговорах не касаемся. Она узнала раньше родителей, я сама ей рассказала во время одного из критических периодов в моей жизни, она не поддерживает, конечно, но и скандалов по этому поводу нет.

Поддержка в основном от группы «Дети-404», где я, к слову, самый младший администратор. Общаюсь с Леной Климовой и другими администраторами. Хотя я сейчас редко выхожу в сеть из-за подготовки к экзаменам, но поддержка с их стороны есть. В Ростове-на-Дону есть хорошие знакомые, с которыми я сохраняю отношения. А постоянный круг общения ограничивается только человеком, которого я люблю. Мое чувство невзаимно. Сейчас она находится далеко от меня, но мы регулярно переписываемся. В этом году я оканчиваю школу и мечтаю поскорее уехать в Питер.

Денис, 15 лет, Ленинградская область

У меня не было никогда такого, чтобы я бац — и осознал, что я гей. Это с раннего детства проявлялось. Сначала я боролся, думал: ну, повзрослею, все изменится. Лет в 12—13 был момент отчаяния, что время идет, а я не меняюсь, я не такой. Но в итоге я принял все как есть. Книги какие-то читал, информацию изучал... Сначала телевидение, потом интернет. В итоге я понял, что на ориентацию не влияет ни воспитание, ничего, и перестал этого стыдиться.

В моем окружении не было никого, кто бы плохо о геях говорил, бил их. Сейчас обо мне знают человек семь из класса, которые прекрасно к этому относятся — ну, это не вызывает у них отвращения. Еще знают друзья в Фейсбуке и «ВКонтакте», старший двоюродный брат. Он, конечно, шутит иногда про меня, но он не гомофоб.

А родители у меня довольно консервативные. Однажды они смотрели какую-то передачу по телевизору, где вот эта тематика звучала, и мама сказала, что нужно отдать геев на перевоспитание в армию. Армия мне не угрожает, у меня астма, но папа военный, ему я про себя никогда не смогу сказать. Они ведь не понимают! Они думают, что это аморально, что это их вина, что я гей, хотя они здесь явно ни при чем. Наверное, придется скрывать…

Конечно, страхи, что они узнают, были. Я всегда выхожу из «ВКонтакте», закрываю Фейсбук, мой телефон запаролен — родители не имеют ни к чему доступа. Однажды я случайно не вышел из своей учетной записи на компьютере и ушел гулять. В это время была большая угроза, что родители откроют мою переписку, но я осознал это, когда ушел уже далеко. Так страшно мне не было никогда, но все обошлось.

Учителей и одноклассников я не боюсь. Моя школа очень демократичная, она на таких принципах основана, что там свобода мнений, взглядов. Внутри школы можно высказываться о меньшинствах, на тебя не будет никакого давления, и родителям тоже никто не расскажет.

Есть один мальчик из Гатчины, с которым мы познакомились в Питере в больнице. Он бисексуал, скорее всего. Мы вроде встречаемся, хотя только переписываемся, но не видимся. И не звоним. Я вообще не говорю по телефону при родителях. Конечно, однажды у меня появится постоянный парень, но пока я об этом не думал. Скорее всего, буду его скрывать.

Не знаю, каким образом можно донести до людей, что геи — обычные люди, не наркоманы, не извращенцы. Заниматься ЛГБТ-активизмом — это только подкреплять это мнение. Я думаю, наше общество не готово воспринимать гей-парады и все такое.

Когда принимали вот эти законы о пропаганде гомосексуализма, это у меня, конечно, недоумение вызывало. Виталий Милонов для меня был дурачок какой-то питерский. Я не думал, что это может перерасти во что-то реальное. Как можно пропагандировать однополые отношения? Это все равно как пропагандировать цвет кожи. Я думал, что даже если законопроект будет внесен, к этому привлекут психологов, психиатров, социологов… Но его приняли. Для меня это был шок и даже не боязнь, а ощущение несправедливости. Я был уверен, что в правительстве сидят умные люди, делают как лучше для страны… Для меня это был удар со стороны власти.

С родителями мы это не обсуждали. Они сказали про «правильно сделали», и я больше не спрашивал. Я от этого закона не пострадал, меня, конечно, пока никто не преследует. Но это пока.

Сейчас я оканчиваю девятый класс и вместе с одноклассницей уезжаю в Питер. Мы хотим поступить в колледж либо на туризм, либо на связи с общественностью, чтобы работать с людьми. Про то, чтобы уехать за границу, я думал, но я не готов сейчас уезжать. Если давление усилится, если я буду некомфортно себя чувствовать — придется. Но мне в принципе нравится жить в России и не хотелось бы покидать ее.

Понравился материал? Помоги сайту!