Что такое «Мемориал»?

COLTA.RU продолжает рубрику «Ликбез», в которой эксперты делятся с нами своими взглядами на основополагающие понятия и явления культуры и истории.

29 января Международному историко-просветительскому, правозащитному и благотворительному обществу «Мемориал» исполнилось 25 лет. Председатель правления общества Арсений Борисович Рогинский рассказал, как появился «Мемориал», на каких принципах он основан, в чем его предназначение и почему без него было бы хуже.

Где-то посредине перестройки, году в 1987—1988-м, идея исторической правды на некоторый период стала чем-то вроде национальной идеи.

Дело в том, что история борьбы за права, свободу и демократию в нашей стране была тесно связана с борьбой за историческую правду. На протяжении многих десятилетий сплошная официальная ложь об истории ежедневно вливалась в уши через репродукторы, вдалбливалась через школьные учебники и все что угодно. Но параллельно существовала семейная память, которая этому противостояла — подспудно и безмолвно.

И вот появилась возможность говорить. Стали появляться тысячи и тысячи публикаций на тему прошлого и на тему правды о прошлом. На этой волне общего острого интереса в Москве в 1987 году возникла небольшая компания молодых людей, назвавшая себя «Группа «Мемориал»», которая сформулировала свою задачу как «создание мемориального комплекса памяти жертв советского террора». Речь шла о создании не только памятника, но и архива, музея, библиотеки, т.е. центра, который был бы одновременно источником узнавания и познавания.

Эта инициатива была сразу подхвачена в разных концах Советского Союза: повсеместно стали создаваться группы и собираться подписи в поддержку создания комплекса. Так возникло движение «Мемориал». На этой стадии важную роль в Москве играла именно «Группа «Мемориал»», в ней были такие люди, как Юрий Самодуров, впоследствии директор Сахаровского центра; Лев Пономарев, позже ставший депутатом, ныне всем известный правозащитник; Нина Брагинская — сейчас профессор РГГУ; Дмитрий Леонов; другие… От той маленькой группы в «Мемориале» сейчас реально работают двое: Олег Орлов, один из руководителей нашей правозащитной работы, и наш исполнительный директор Елена Жемкова.

Для той эпохи чрезвычайно важную роль играл Общественный совет «Мемориала», созданный по итогам уличных опросов. Это был такой антисталинистский рейтинг 1988 года. Там было человек 20, и центральную роль в этом совете играли А.Д. Сахаров, Ю.Н. Афанасьев, который потом стал ректором РГГУ, Алесь Адамович, Ю.Ф. Карякин, Евгений Евтушенко.

К лету 1988 года движение было уже по всей стране, и возникла мысль о его институционализации. После преодоления множества бюрократических препон в январе 1989 года на учредительную конференцию съехались представители из 200 городов Советского Союза. Так появилась общественная организация под названием «Мемориал». Дальше была задача зарегистрировать эту общественную организацию. Это было очень трудно, регистрация заняла год. Не только потому, что власть сопротивлялась. Долгое время было непонятно, как зарегистрировать — не было никакого закона об общественных организациях. Общественные организации много десятилетий создавались по решению ЦК КПСС и никак иначе.

Когда в декабре 1989 года умер Андрей Дмитриевич, то на похоронах при прощании Горбачев подошел к Елене Георгиевне Боннэр и спросил: «Что я могу для вас сделать?»

«Зарегистрируйте «Мемориал»», — сказала Елена Георгиевна.

Это, видимо, было решающим, поскольку в течение месяца удалось сговориться с Министерством юстиции, и в январе 1990 года нас зарегистрировали — по закону о добровольных обществах (по этому закону регистрировали спортивные, филателистические и т.п. общества). Поэтому наше первое официальное название было такое: Всесоюзное добровольное историко-просветительское общество «Мемориал». Международным мы стали называться с 1992 года, после того, как Советского Союза не стало.

В общем, с 1987 и до 1989 года — это был своего рода «героический период», а с 1989-го, после создания общественной организации, начался длинный и будничный период работы, который и продолжается по сей день.

Почти сразу стало ясно, что невозможно заниматься только прошлым без того, чтобы противодействовать разного рода тоталитарным, антиправовым традициям в настоящем. Поэтому общество очень скоро преобразовалось в «историко-просветительское и правозащитное», потом добавилось еще слово «благотворительное». С тех пор вот так мы и существуем с более или менее меняющимся составом.

Когда «Мемориал» создавался в 1988 году, это была очень важная отдушина — и не только для тех, кто интересовался исторической правдой или правами человека. К нам шли просто политически активные люди, которым тогда было больше некуда пойти — партий не было никаких, только КПСС. В «Мемориале» были люди самых разных политических направлений. Это было такое общество с определенным демократически-свободолюбивым окрасом, но без явной политической узкой линии, и было много-много людей. А потом наступили 1989 и 1990 годы — выборы в Верховный Совет СССР, затем выборы в Верховный Совет России, началась живая политическая жизнь, и многие важные активисты просто ушли в реальную партийную и/или депутатскую работу.

Мы хотим, чтобы сознание было сложным и идентичность была сложная, мучительная.

Что мы имеем через 25 лет? Около 80 организаций, которые входят в Международное общество «Мемориал», из них 60 с небольшим в России, несколько — на Украине и по одной в ряде других стран.

Важно понимать, что мы принципиально горизонтальная организация. С этим никак не может смириться тот же Минюст. Там считают, что правление такой организации обязано контролировать всех своих членов, т.е. все входящие в общество региональные организации, выражать довольство или недовольство их деятельностью, организовывать и направлять. И все отделения должны создаваться не по инициативе активистов на местах, а только по решению и указанию правления. У нас же все иначе: есть множество «Мемориалов», которые возникали (многие тоже 25 лет назад) сами по себе, а не по какому-то нашему повелению. Мы вырабатываем общую линию поведения и ее предлагаем, но каждый отдельный «Мемориал» в рамках устава может действовать по своему усмотрению. Это важнейшая особенность «Мемориала». Финансово мы также не обеспечиваем свои организации, они и в этом плане живут самостоятельно. Де-факто это конфедерация.

Четверть века назад многие видели будущее «Мемориала» иначе. Одни нам предлагали превратиться в исследовательский институт, другие — в партию, но мы решительно уклонились от обеих этих возможностей.

Наши базовые направления — историко-просветительское и правозащитное — связаны между собой, и что важно — связаны идеологически: мы смотрим на историю через право и на право при помощи истории.

«Мемориал» — это совершенно не праздничная, не парадная, а каждодневная рутинная, иногда довольно скучная, работа: добывание информации из самых разных источников, сличение этой информации, бесконечные проверки, переписка с инстанциями, отчеты и так далее.

Вот прошло 25 лет. Мы победили или потерпели поражение? Ясно совершенно, что мы не победили, потому что осознание вот этого прошлого, которое мы изучаем, как преступления, совершенного именно государством по отношению к человеку, не стало массовым. Люди помнят жертв, чтят их память, но люди не готовы (в большинстве) ответить на вопрос: чьи это жертвы? Кто преступник? Если это жертвы государства, значит, наше государство было преступным. Как принять в себя эту мысль при нашей извечной сакрализации государства?! Трудно, почти невозможно. Повторюсь, массовой эта мысль не стала.

Для этого нам как минимум надо было бы добиться государственного правового акта, в котором преступлениям прошлого была бы дана точная юридическая оценка именно как преступлениям. Ну и еще много чего сделать. Нам этого не удалось.

Победили ли мы в главном, в преобразовании сознания? Нет, конечно.

Добились ли мы, чтобы у нас в стране не было массовых нарушений прав человека, не было политзаключенных? Тоже нет. Сделали ли так, чтобы жизнь жертв преступлений коммунистического режима была достойной, чтобы они, например, получили хорошие компенсации? И этого нам не удалось.

Получается, что 25 лет работала организация, а вот этого не сделано. Как нам оценивать свой путь?

Все же представление о массовых репрессиях уже есть, и часть населения задумывается, почему эти репрессии были возможны. В определенной мере наши усилия способствовали тому, чтобы открылись архивы, чтобы эти факты были общеизвестны. И главное — это закон о реабилитации. Единственный акт, в котором какую-то оценку получило прошлое. Сам факт существования этого закона — важный фактор воздействия на общественное сознание. Да, мы совсем не победили, но без нас было бы хуже.

Не вина, а гражданская ответственность.

Нами все недовольны. «Вы за кого? Вы за тех или за других?» И все время оказывается, что не за тех и не за других. Картинка, которую мы пытаемся рисовать и в нашей деятельности в области истории, и в правозащитной работе, часто оказывается более сложной, чем навязываемые обществу схемы. Кем бы они ни навязывались.

Последние пятнадцать лет — это время возвращения и насаждения черно-белого восприятия истории, черно-белого сознания вообще. Это оправдание всех преступлений — коллективизации, «большого террора», других — победой в Великой Отечественной войне. Это возрождение старых стереотипов: «мы хорошие, Запад плохой», «внутри пятая колонна, снаружи враги» и вся эта дребедень.

Про дребедень мы прямо говорим, что это дребедень, но про очень многое нам приходится говорить, что это сложно. Ну вот как с майданом, понимаете? Вот что нам говорить? Конечно, мы всей душой на стороне гражданской активности, счастливы готовностью общества отстаивать свои права и интересы — но коктейль Молотова нас совсем не вдохновляет.

В истории почти все действительно сложно, и потому сама идея единого учебника истории и единого взгляда — это вредный абсурд. Вся штука в том, какое сознание мы воспитываем. Если помните, наш президент на встрече с учителями в 2003 году сказал: «Надо воспитывать нашу молодежь на примерах из нашей славной истории» — и пошло это молотилово про «нашу славную историю», что в ней одни сплошные победы. До революции победы, после революции победы, Днепрогэсы, великие стройки и т.д. Но невозможно даже войну свести к одной только победе и тем более к Дню Победы.

Снова прививается черно-белое сознание: «вот эту родину, у которой все всегда было замечательно, мы должны любить». Как в эту конструкцию можно включить политический террор, как включить массовые нарушения прав человека на протяжении всей истории нашего отечества, которые не случайные явления, а один из способов управления страной? Мы хотим, чтобы сознание было сложным и идентичность была сложная, мучительная. Это в нормальной русской традиции, и никакая великая русская литература, если она правда была великой, не строилась на идее одного только великого и славного прошлого. Оно и великое, и постыдное. И постыдное в нем не меньше весит.

Хотя о победе нашей говорить не приходится, все же есть ряд очень успешных и востребованных, принятых обществом мемориальских проектов. Например, существующий уже больше десяти лет Общероссийский конкурс по истории для старшеклассников, на который в общей сложности пришло за эти годы 35 тысяч работ. Из них много глубоких, по-настоящему исследовательских. Они показывают, какие были и есть школьники, как меняется память, какие учителя. Мы видим прекрасных учителей, больше всего — в маленьких городках и селах. Так, из села Новый Курлак Воронежской области мы получили за эти годы 30—40 работ первого уровня — просто потому, что там замечательный учитель. Удивительно, до какой же степени память, независимость, вообще «самостоянье человека» держатся на этих местных учителях, музейщиках, библиотекарях; оказывается, их в России очень и очень много — в этом нас и школьный конкурс, и другие наши проекты убеждают.

Важный проект связан с созданием единой базы данных о жертвах репрессий — в нее включаются сведения из Книг памяти, изданных (а иногда еще и не изданных) в разных (к сожалению, далеко не во всех) регионах бывшего Союза усилиями разных общественных организаций и государственных структур. Сейчас в базе больше двух с половиной миллионов человек. Это меньше четверти общего числа жертв — так что работы еще много.

Также замечательные проекты наших правозащитников по наблюдению за ситуацией на Северном Кавказе, их регулярные доклады, отчеты. Они — один из важнейших источников знания российских людей и людей в мире о том, что же там происходит с точки зрения не политических преобразований, а человека и его прав. Этим проектам уже около 20 лет — а потребность в них никак не уменьшается.

А сеть правовых консультаций для мигрантов по всей России — тут уж актуальность всем очевидна.

Наши юристы работают с Европейским судом по правам человека, и уже больше сотни дел этих выиграно в ЕСПЧ. Это все важные проекты, и это все и есть наша повседневность, не очень привлекательная внешне и трудоемкая.

Мы нигде не победили, но без нас было бы хуже.

Еще наше достижение — это собранные нами коллекции. Что есть в наших архивах? Это документы и письма, переданные семьями бывших заключенных или бывших участников диссидентского движения. Это дневники, сотни неопубликованных мемуарных текстов вокруг тем террора. Документы сопротивления, самиздат. Много тысяч разных фотографий. Это все документы про человека. Единица измерения «Мемориала» — человек, единица интереса «Мемориала» — это человек и документы вокруг человека.

Все это трансформируется иногда в публикации, в работы исследователей, которые активно пользуются нашими материалами. В кинофильмы, где используются наши коллекции.

Вокруг человеческих судеб строится и наша уникальная музейная коллекция. Это и работы художников, созданные в лагерях и ссылках, и разные предметы из лагерной повседневности. На основе этой коллекции создаются разные выставки и в России, и за рубежом. В Германии уже год работает выставка «Следы ГУЛАГа», подготовленная нами совместно с музеем Бухенвальда. Это очень важная выставка, первая в Германии выставка по ГУЛАГу за все годы, она уже побывала в Берлине и Веймаре, и впереди еще несколько городов.

Главная ценность, декларированная с первого дня «Мемориала», — общедоступность архива, музея, библиотеки. Эта общедоступность лежит в его основе.

Самая главная наша работа, вообще говоря, — прием людей. Здесь постоянно звонки, посетители, постоянные поиски. Родственники ищут родственников, исследователи — сведения о конкретных людях или о репрессиях против тех или иных социальных групп. Масса народу ищет могилы, поскольку у нас очень плохо с информацией о местах захоронений жертв террора. Увы, государство этим почти не занимается. И такие люди идут постоянно, ежедневно.

Этот людской поток — источник пополнения и комплектования нашего архива. Люди идут с вопросами, а потом выясняется, что у них дома сохранились письма этого человека из лагеря или еще что-то. Или мы подсказываем им, куда обратиться за сведениями, а потом они приносят нам результаты своих поисков, ответы из разных ведомств.

Вопрос о вине страны, вине народа. Нам говорят: «Вы виноваты». Мы отвечаем: «Мы не виноваты. Мы не виноваты в том, что условные наши деды расстреляли условных ваших дедов в Катыни. Но мы несем за это ответственность».

Это совершенно другая вещь — не вина, а гражданская ответственность. Гражданская ответственность — это одна из центральных идей «Мемориала». Если вина превращается только в покаяние и больше ни во что ее не превратишь, то гражданская ответственность за прошлое превращается в набор конкретных дел, в активную жизненную позицию сегодня — чтобы не повторялись ошибки и преступления прошлого.

Это все имеет отношение и к сегодняшнему дню. Все, что делает правозащитный центр, в мотиве и в основе тоже имеет проблему ответственности за происходящее.

Я все время пытался говорить о том, что движет с самого начала «Мемориалом». Это стремление к исторической правде и ощущение гражданской ответственности. Слова «гражданская ответственность» какие-то не очень ловкие, потому что высокие, пафосные, но само по себе это понятие хорошо переводится на язык простых дел.

Наше прошлое и великое, и постыдное. И постыдное в нем не меньше весит.

Мы существуем 25 лет и не достигли того, чтобы страна думала о прошлом так, как мы думаем. Не достигли того, чтобы в стране не нарушались человеческие права. О свободе и демократии уж и не говорю. Часть ответственности точно на нас, и очевидно, что мы что-то делали не так или недостаточно активно, недостаточно концентрировали свои силы в каждый отдельный момент. Хотя представить себе, что одна общественная организация может преобразовать жизнь страны, — это смешно, наивно, и у нас этой мании величия, слава богу, нет и не было.

Тут надо подчеркнуть еще одну важную вещь: мы, конечно же, не одни. Мы не одни, потому что существует великое множество разных сообществ, которые занимаются тем же самым делом, каждое по-своему. Существуют какие-то журналы и газеты и такие медиа, как ваше, общественные организации и отдельные люди, сообщества музейщиков и учителей по всей России, отдельные исследователи, журналисты. И все работают более-менее в одном направлении.

Я сказал самонадеянную фразу «мы нигде не победили, но без нас было бы хуже», так вот под словом «мы» я подразумеваю, с вашего позволения, и вас, и всех, кого только что упомянул. «Мемориал» — это только один из таких островков независимости и ответственного гражданского действия. Мы одни из многих, вот это надо понимать.

Вот закон об иностранных агентах. Штука не в том, что власть издала очередной дурацкий репрессивный закон, а в том, что ни одна организация не пошла регистрироваться! Они же не сговаривались, а действовали сами по себе. Значит, «мы» есть! А чем мы одушевлены? Мы же не договаривались никогда, что у нас общие идеалы и что мы достигаем каких-то одних общих целей. Это мы знаем по умолчанию, как русская интеллигенция всегда знала по умолчанию. Не сговариваясь, многие и многие действуют более или менее в общую сторону. Глупо (хоть и естественно), что при этом очень многие раздражают друг друга, но это все мелочи и частности.

Да, власть нас недолюбливает и подчас называет нас всяко. Это так. Но все же они вынуждены терпеть нас, принимать к сведению и в некоторых случаях считаться — это тоже результат, и не такой уж маленький, нашей работы.

В наших отношениях с властью главное не то, любит она нас или не любит, любим или не любим ее мы. Это все ерунда. А вопрос в том, можем ли мы хотя бы чего-то добиться от нее. От власти как системы.

Кажется, это сюжет для отдельного — и не короткого — разговора.

Записала Юлия Рыженко

Понравился материал? Помоги сайту!