«Гуманный внук воинственного деда»

COLTA.RU совместно с Российским научным фондом продолжает проект «Острова империи: люди и события».

«Гуманный внук воинственного деда» — так Федор Тютчев назвал одного из наиболее ярких генерал-губернаторов российских национальных окраин — Александра Аркадьевича Суворова. Его либеральным воззрениям посвящен очерк Анатолия Нарежного, доктора исторических наук, профессора, участника проекта РНФ «Национальные окраины в политике Российской империи и русской общественной мысли».

Против людоеда

Январское восстание в Польше 1863 года захватило и Северо-Западный край Российской империи, тот, где сейчас Белоруссия и Литва. Здесь восставшие столкнулись с жесткими действиями генерал-губернатора Михаила Муравьева. Он установил всевидящий полицейский надзор за местной шляхтой и католическими ксендзами. Всякий, скрывавший участников мятежа или прятавший оружие, подвергался суровому наказанию. Следственная комиссия, работавшая в Вильно (ныне Вильнюс), выносила смертные приговоры или отправляла восставших в Сибирь. Энергичные действия Муравьева снискали ему славу среди петербургской аристократии, охваченной патриотическим подъемом. Осенью 1863 года почитатели Муравьева решили преподнести генерал-губернатору икону св. Архистратига Михаила, сопроводив ее восторженным письмом. Под этим посланием подписались знатнейшие фамилии — Карамзины и Мещерские, а также влиятельные государственные мужи, в том числе военный министр Дмитрий Милютин. Предлагали подписать и князю Александру Суворову. Он отказался, публично назвав петербургского кумира людоедом. Этим Суворов дал повод к остроумному стихотворению-эпиграмме Федора Тютчева:

Гуманный внук воинственного деда,
Простите нам — наш симпатичный князь,
Что русского честим мы людоеда,
Мы, русские, — Европы не спросясь…

В завершение своей стихотворной иронии поэт высказывал предположение, что дед, в отличие от внука, поставил бы свою подпись под эпистолярной одой Муравьеву. Но это не заставило Суворова переменить свои убеждения. Еще не раз он шокировал Петербург либерализмом, граничившим с вольнодумством.

Дважды в одну реку

Судьба была неласкова к отпрыску знаменитой фамилии. Уже на седьмом году жизни маленький Александр лишился отца. Он утонул в той самой реке Рымник, на берегах которой знаменитый полководец Александр Васильевич Суворов, дед нашего героя, одержал блистательную победу и присоединил к фамилии громкий титул «Рымникский». Мать осиротевшего ребенка, по тогдашней традиции, отдает его в иезуитский пансион. Но уже три года спустя уезжает с детьми в Италию. Дальнейшее образование Александр получает в престижных учебных заведениях Швейцарии и Франции, а в 1822 году становится студентом Гёттингенского университета, знаменитого своими российскими выпускниками.

В 1824 году двадцатилетний Суворов вернулся в Россию и был зачислен юнкером в Конногвардейский полк. Уже тогда окружающие отмечали весьма гуманный и либеральный образ мыслей юноши. Это подчеркивала и его близкая дружба с корнетом князем Александром Одоевским, ставшим впоследствии членом Северного общества декабристов. Неудивительно, что и Суворова подозревали в участии в событиях 1825 года. Несмотря на то что его не было на Сенатской площади среди восставших офицеров, последовали кратковременный арест и объяснение с Николаем I. В литературе встречаются разные версии этого разговора. Сам Суворов позже в печати категорически отметал все слухи на сей счет как в отношении Конногвардейского полка, где проходил службу, так и в собственный адрес. Можно предположить, что новый государь поверил объяснениям юного офицера, поскольку его дальнейшая карьера проходила под покровительством императора.

«Летящий за Прагу»

Тем не менее военная служба знаменитого внука, скажем прямо, не складывалась. В двадцать семь лет он участвовал в польской кампании 1831 года всего лишь в чине ротмистра, в то время как его отец в этом возрасте уже носил чин генерал-лейтенанта и командовал дивизией. Однако именно в это время к Александру впервые приходит известность. Командовавший российской армией генерал Паскевич нашел символичным отправить к царю с известием о падении Варшавы именно внука звездного Суворова, который покорял столицу Польши еще в 1794 году. Пушкин подчеркнул эту связь времен в стихотворении «Бородинская годовщина»:

Восстав из гроба своего,
Суворов видит плен Варшавы;
Вострепетала тень его
От блеска им начатой славы!
Благословляет он, герой,
Твое страданье, твой покой,
Твоих сподвижников отвагу,
И весть триумфа твоего,
И с ней летящего за Прагу
Младого внука своего.

После этого последовали новые чины и награды. В августе 1839 года Александр Суворов был произведен в генерал-майоры, в июне 1846 года назначен генерал-адъютантом. Тогда же происходит и крутой поворот в его карьере, в результате которого следующие двадцать лет службы отданы были военно-административной деятельности. Осенью 1846 года генерала назначили губернатором Костромы — «для успокоения взволнованных умов», возникших здесь «от неудачных распоряжений» во время пожаров в Костроме. Дело было улажено без применения крутых мер, «лишь одним благоразумием и умением говорить с простолюдином».

Слабость к немецкому элементу

Видимо, костромской опыт был признан удачным и самим государем, поскольку год спустя Суворова назначили рижским военным, лифляндским, эстляндским и курляндским генерал-губернатором. В Риге князя встречали приветствием «Его Величество Государь Николай Павлович, должно быть, немало любит наши губернии, прислав нам, среди всегдашней своей милости, князя Суворова».

Зарабатывать авторитет князь начал, успокаивая местную элиту, ратовавшую за свои права, подавляя крестьянские волнения и борясь с эпидемией холеры в Риге и Митаве, когда воздействовал на население «собственным примером и бесстрашием». Биографы отмечают, что спокойствие края «было водворено такими мерами, которые соответствовали требованиям времени и вполне гармонировали с гуманными взглядами генерал-губернатора».

Заботился Суворов и о развитии экономики края. Одно из его достижений — утверждение за Ригой статуса важного торгового порта, строительство здесь дамбы «для поддержания судоходства». При нем снесли старые крепостные стены, сдерживавшие развитие города, который в результате «расширился и расцвел». Были отстроены Рижская и Болдерайская зимние гавани, в Болдерае к устью Двины проложен телеграф, отстроены биржа, навигационное училище, морской госпиталь. В 1858 году «положено основание» Риго-Динабургской железной дороги, благодаря которой Прибалтийский край и Рига объединились с Россией, а в 1861 году основана Рижская политехническая школа.

В результате «общий дух населения до того успокоился и благосостояние края возвысилось», что во время Крымской войны 1853—1856 годов местные дворянство и купечество по собственной инициативе «очень много жертвовали на защиту края от неприятеля». Город Рига построил «на свой счет» двенадцать канонерских лодок, которые, хотя и двигались на веслах, приняли бой с английским адмиральским кораблем, «принужденным удалиться по получении повреждения в подводной части».

В воспоминаниях за 1861 год граф Валуев сообщает, что 17 декабря присутствовал на прощальном «полуофициальном обеде, данном здешними остзейцами князю Суворову. И трогательно, и смешно, и похвально, и жалко». Растроганный князь «плакал как женщина или ребенок». При этом тогдашний министр внутренних дел империи признавал, что хотя прибалтийские губернии обязаны генерал-губернатору «весьма многими и весьма существенными материальными и административными улучшениями», но в политическом отношении его управление «было периодом неподвижности, если не шагом назад».

Суворова много критиковали за либерализм и незначительное внимание к проблемам русского населения Прибалтики. Среди его наиболее непримиримых оппонентов — видный общественный деятель славянофильского направления, писатель и публицист Юрий Самарин. В работе «Окраины России» он проводит рискованную аналогию, заявляя, что как Павел I «одним махом сбил плоды многолетних насаждений» политики Екатерины II, «такого же рода перелом, разумеется, в гораздо меньшем масштабе совершился в 1847 году, при назначении в Ригу князя Суворова», управление которого «принесло России неисчислимый вред». Вред этот Самарин находил в том, что не только в крае, но и в правительственном Остзейском комитете «балтийская интеллигенция нашла себе неприступный операционный базис и верное убежище от всяких нападений извне».

Еще более тяжким обвинением представлялось заявление Самарина, что «заступничество главного местного начальника края… изменило православию». Он указывал, что «с 1842 по 1867 год из Балтийского края было удалено три епископа». Самарин обвинял князя в том, что при нем совершенно прекратился добровольный переход местных крестьян из лютеранства в православие. Действительно, на совещании министров по остзейским делам в декабре 1864 года Суворов предлагал отказаться от ранее существовавшего порядка крестить в православной вере детей из смешанных семей и разрешить родителям самим принимать решение о вероисповедании ребенка.

С русским языком у Суворова также возникли проблемы. По словам Самарина, «вся балтийская интеллигенция, без исключения, решительно противится усилению преподавания русского языка», а власти края ей в этом потворствуют. Даже высочайшее повеление Николая I 1850 года, направленное на введение делопроизводства на русском языке, в крае не выполнялось. По образному выражению Самарина, за семь лет здесь никто даже «не шевельнул пальцем» для его исполнения.

Может показаться удивительным, но Суворова осуждали не только за излишний либерализм. Он умудрился прослыть и мрачным реакционером. В очерке писателя и публициста Николая Лескова с красноречивым названием «Иродова работа» отмечалось, что долгое время русские староверы жили в Лифляндии, пользуясь свободой совести. Не испытывали они притеснений и со стороны губернаторов «иноплеменного происхождения», а вот о светлейшем князе Суворове «вспоминают с ужасом, как о биче Божьем». «Несомненно добрый князь Александр Аркадьевич», иронизирует писатель, за четырнадцать лет своего управления остзейскими губерниями «довел здешнее трудолюбивое и честное староверческое население до полного разорения и до деморализации».

Доставалось Суворову и от влиятельных бюрократов за нежелание «растворить» Остзейский край в остальной империи. Как писал Валуев, Суворов, скорее, «был представителем Прибалтийского края в Петербурге, чем представителем Петербурга в этом крае». Чиновник Остзейского комитета Шульц едко и обидно отмечал, что генерал-губернатор отличался «полнейшим непониманием дела и своей задачи как представителя русской власти в базисной области на окраине государства», а потому был в Риге «положительно не на месте» и служил лишь орудием «в руках коноводов местных партий».

В дореволюционном словаре Брокгауза и Ефрона признается, что князь «сделал много полезного для края, особенно в торгово-промышленном отношении, но подвергался упрекам в излишней снисходительности и даже слабости к немецкому элементу».

Узы взаимной привязанности

Единственными арбитрами в спорах о деятельности Суворова могли быть лишь российские монархи. Но они-то демонстрировали неизменно благожелательное отношение к действиям князя. При царе-реформаторе Александре II он получил в 1859 году высочайшую благодарность, а два года спустя — орден Святого Владимира 1-й степени. Государь отмечал, что «всегдашнее Мое желание, чтобы правительствующие и управляемые соединялись узами взаимной привязанности и взаимного доверия, вами вполне понято и выполнено, и за это Мне особенно приятно выразить вам искреннюю Мою благодарность». Проявлением монаршей милости можно считать и назначение князя Суворова в 1861 году членом Государственного совета и военным генерал-губернатором Санкт-Петербурга.

И даже не вполне удачное завершение военно-административной карьеры пять лет спустя, когда должность столичного генерал-губернатора была ликвидирована, не поменяло доброго отношения государя. 1 января 1876 года в столице пышно праздновался 50-летний юбилей службы Александра Суворова в офицерских чинах. К нему «на квартиру, в 4-й этаж» прибыл Александр II. Газеты особо отмечали, что император «соизволил оставаться у князя в кабинете 27 минут». В высочайшем рескрипте по этому случаю государь особо выделил период службы князя в Прибалтийском крае, «в котором вы, примерной ревностью к пользам государства и постоянною заботливостью о благе и нуждах подведомственного вам населения, приобрели любовь и уважение оного и оставили неизгладимую память».

31 января 1882 года, в воскресенье, князь Италийский, граф Александр Аркадьевич Суворов-Рымникский скончался в Санкт-Петербурге. Журнал «Русская старина» писал в некрологе, что он «всей жизнью своею стяжал себе славу добрейшего, честнейшего и бескорыстнейшего человека», был «человеком в наилучшем смысле этого слова».

Понравился материал? Помоги сайту!