«Болотное дело.doc»

«Театр.doc» выпускает премьеру документального спектакля «Болотное дело» по тексту Полины Бородиной в режиссуре Елены Греминой. Премьерные показы спектакля, выпущенного на собственные средства театра, состоятся 6 и 22 мая в новом помещении «Театра.doc» на Спартаковской, 3. Право первой публикации фрагментов пьесы автор любезно предоставил COLTA.RU. Текст печатается в авторской редакции.

Мать

После армии он хотел пойти в это ФСО учиться. Ему предложили, когда он на Красной площади 9 мая в знаменной группе был. А когда он пошел подавать документы, ему сразу сказали, что так как он получил гражданство недавно, а до этого жил на Украине и в Молдавии, это очень большой минус. И то, что у него отец на Украине, — это тоже минус. Поэтому так и не позвонили. Ну и он поступил в институт в гуманитарный и там же устроился на работу.

А Красная площадь — это такой стресс. У них же у каждого там такая вот баночка с нашатырным спиртом прикручена к автомату. Мне рассказывали, что у одного парня руки сцепились, разжать не смог, скорая приезжала. Пройти по Красной площади — это геройство, тем более как он, правофланговый, с той стороны, где президент… Это очень страшно, на тебе лежит ответственность за полторы тысячи человек, которые идут за тобой. Если один ошибется — ошибутся все. И в один момент — это просто позор для всей страны. Они, кстати, прошли лучше всех, ему благодарность выписали. (Пауза.) А потом, когда уже все случилось, — ну какое ФСО, все желание пропало одним махом.

<…>

Мы к нему когда первый раз пришли, а он там сидит, улыбается. Девочки пришли с института, плачут сидят, прям слезы текут, а он сидит улыбается, типа чо, ну перестаньте вы плакать. А рядом омоновец, такой здоровый, и типа: «Молчите, иначе выгоню вас сейчас». А мы молчали, мы просто вот, как бы вот так вот. (Показывает жесты, осознанные глаза.) Как немые, да, жестикулировали. И в этот момент омоновец встал вот так вот перед ним и перед нами, специально встал, чтобы нас не видно было. И он, видно, посмотрел на него как-то нехорошо.

И когда их выводили оттуда, он сначала ему: «Ноги на ширине плеч, к стене». И потом он стоит уже спиной, а ему в это время резко ударяют по голове. Руками, вот сейчас покажу, этой вот тыльной стороной, вот этой. Естественно, человек же не ожидает удара. Он там, ну, поворачивается, спрашивает: за что? Омоновец такой: «За что? Ты на меня не так посмотрел».

И опять… У него там было ударов восемь по голове. Потом его завели в конвойную, там камеры вообще нет, ничего нет. Опять ему удар по голове. Он потерял сознание. А на второй день его тошнило. Сходил в санчасть, вот, ему сказали, что сотрясение мозга, но это не зафиксировали нигде. Дали ему какие-то таблетки, и на этом все.

Передачки

Отец. В передачах ограниченный ассортимент можно передавать. Ну, колбаса, сыр, масло. Сейчас разрешили рыбу… Кондитерские изделия, типа булочки. Яблоки. У них там есть терминал внутренний торговый, там можно обеды заказывать. Дороговато, конечно...30 килограмм веса лишился. Раньше какие-то книжки можно было передавать, на свой вкус, первую партию я отвез, там был, ну, Гумилев…

Невеста. Недавно вступила поправка, что запрещено передавать книги о революциях или просто исторические книги. Я ему успела передать много книжек про Латинскую Америку, а потом с этим начались проблемы. В книжки наркотики вкладывают, а страдают из-за этого все, кто сидит в тюрьме.

Сестра. Кстати, я в тюрьму пронесла контрабанду. Там же одежду можно проносить раз в четыре месяца, и так получилось, что холодно стало, а я даже свитер не могу ему передать. А там же обыск. Думаю: «Что делать?» Я взяла этот свитер, он такой унисекс, непонятно, то ли мужской, то ли женский. Сунула в сумку, думаю: «Надо чем-то, это самое, прикрыть». А я когда входила в тюрьму, то я ему что-нибудь вкусненькое покупала.

Я купила пончики. А они же пахнут, они свежие. Мне повезло, что там как раз на этом досмотре был парень. Обычно девчонки более дотошно смотрят. И я сумку открываю, говорю: «Так, это свитер, а это пончики». Ему — раз — в нос: «Хотите проверить?» Он: «Да не-не-не». Думаю: «Так, полдела сделано». И уже вроде свидание кончилось, и его должны уводить. Я говорю: «Тебе в камере холодно, наверное?» — он говорит: «Да, холодно». Я говорю: «Так, вы не будете, наверное, против?» Раз, просто беру, снимаю куртку, надеваю на него футболку, этот свитер и одеваю куртку. Следователь даже мяукнуть не успел, когда я своего брата одела в свитер. Они оба ошалели, говорю: «Теперь можешь идти».

Я говорю: «Ты бы пошел еще раз?» Он говорит: «Да».

Мама. Мы передавали один раз в Бутырку, он толстовку попросил — толстовка была с капюшоном. Нас заставили отрезать капюшон.

Невеста. Если ты хочешь передать коржи для торта, которые по сути хлеб, их не принимают, потому что их нет в списке разрешенного. Там этой логики нет, почему коржи отличаются от хлеба — только потому, что упаковка другая. А раз в полгода можно делать вещевую передачу, то есть одежду. Если ты забыла что-то в одной передаче, то все.

Мама. А в лагере — нанотехнологии в ручном рязанском варианте. Там магазин, ты туда приходишь, говоришь тетушке, что нужно, она за тобой записывает, считает. Ты оплачиваешь. Видишь, какие мешки сыну уйдут. Она говорит: «Накладная будет в мешке».

Папа. Первая фраза наша: «20 килограмм конфет, леденцов». Чтобы там три себе, три тому парню, три этому, пять на общак. Она на нас такая: «Зачем?»

Мама. «Может быть, 100?»

Папа. «Тонну, может, возьмете?»

Мама. Я говорю: «У вас нет 20?» — «Есть. Вам зачем?» — «У вас нельзя? У вас ограничение по весу леденцов?» — «Нет. Зачем? Я знаю зачем!» Мы вдвоем в один голос: «Зачем?» Она такая: «Самогонку там будут варить!»

Мама. Мы такие: «Не пьет, не курит, у нас ребенок, тэ-тэ-тэ». А он еще какому-то парню просил взять рогалик. Я говорю: «Рогалики есть?» — «Есть. Сколько?» — «Один». — «Рогалик один?»

Папа. И20 кг леденцов.

Мама. Я такая: «Да». — «А леденцов20 килограмм?» — «Да». Хуже того, под конец: «Два блока сигарет». — «А вы говорили, он не курит».

Невеста

Он для меня самый лучший человек, это действительно так! Куча недостатков, но я люблю его со всеми этими недостатками. Я не хочу, чтобы он менял даже один из них.

Я ему как-то сказала, что я типа тебе привезла на свидание подарок. (Показывает татуировку на плече.) Давно хотела сделать татуировку, именно чтобы обозначить его. Это собака, это кот, и написано здесь «верность», а здесь «честность». А самое крутое, что есть в нем, — то, что он пытается с тобой разобраться, он не пытается как-то тебя нагибать, он всегда честен. Поэтому его честность и да, моя верность.

Отец

У нас с сыном никогда противоречий не было. Я говорил, что вот у тебя два больших недостатка: болеешь не за ту команду и кошмарный почерк. Надо болеть за «Спартак», а он болеет за ЦСКА.

Самый сложный период был первый. Когда все сваливается. Ты не знаешь — куда, кому… Жена пишет во все фракции… И пишет она по-женски: «Ой, случилась такая беда, он ничего не делал, помогите!» Моя жена инвалид — одна в четырех стенах. Ей очень тяжело.

Утешить невозможно.

Она уже всем писала: Жириновскому, Зюганову, в приемную президента ходила…

Полдня там нужно было просидеть — отсидели. Ты записываешься в очередь, тебе называют номер, идешь в зал ожидания... Говорят, что президент ничего не может. Что суд разделили, извините, пожалуйста. Разговаривают уважительно... Очень уважительно… Там помещение роскошное, диван, телевизор. Все очень аккуратно, все хорошо.

Медпункт в этом же месте. Ее вызвали: «Ну что, какая у вас просьба к президенту?» Я сижу жду — ее час нет, второй час нет.

А я-то знаю ее! Она после его ареста лежала в реанимации в предынфарктном состоянии. Оказывается, она там не выдержала, ей плохо стало, ну, ей там сразу лекарства, кардиограмму сняли, ну, все как полагается… На следующий день, правда, все равно на скорой уехала…

Ребята, когда встречаются друг с другом, они смеются. Самое парадоксальное — в тюрьме много смеются. Такая защитная реакция. Вот мы приходили в октябре на свидание, специально подгадали с мамой другого «болотника». Одновременно. Чтоб дети наши увидели друг друга.

Вот нам все говорят: знакомые, малознакомые, очень хорошо знакомые — «держитесь». Я уже когда слышу слово «держитесь», меня уже начинает трясти. Что значит «держитесь»?! Живем. Живем такой жизнью, которой живем. Есть надо, за квартиру платить надо. К обычной жизни добавилось, что надо свиданий добиваться, передачи возить в разные СИЗО, там принимают, тут посылают. Своеобразный мир.

Если бы

Мать. Если бы я знала, что такое может случиться, — конечно, нет. Конечно, я бы его не пустила, ну конечно. Но это бесполезно, это должно было случиться, мне кажется. Это от судьбы, как говорится, не уйдешь никуда.

Сестра. До определенного момента несколько месяцев я сердилась: «Зачем он пошел на этот митинг?» Потом, когда уже мы с ним смотрели видеоматериалы в СИЗО, доказательства его вины, я как-то так, совершенно не обращая на следователя внимания, говорю: «Слушай, ну зачем ты пошел? Ну ты же видел, что можно уйти. Ну зачем? Ну что ты туда полез?»

Невеста. Если бы нас не было на Болотной площади, я бы жалела об этом.

Сестра. Я ему сама задавала этот вопрос. Я говорю: «Ты бы пошел еще раз?» Он говорит: «Да».

Мать. Конечно, вот я его спрашивала: «Сына, ладно, ты пошел туда. Вот почему ты не ушел, если ты видел, что там вот это вот начинается, какая-то заваруха, ты понимаешь, что там что-то?» Он говорит: «Мам, ну как я мог уйти? Там старики, там женщины с детьми были. И я отслужил в войсках, здоровый парень, да, я буду стоять вот, как я могу в лоб повернуться и уйти?»

Еще одна мама. Я считаю, что это его судьба. Знаете, сколько случается разных случаев, что молодежь умирает? Вообще! Очень много случаев. Кто-то на мотоцикле разбился, кто-то просто сам умер молодым, а наш-то жив, у нас, собственно говоря, ничего такого страшного не произошло. Конечно, это очень большой стресс, но, может, это судьба такая. Нет такого, что человек умирает. У него все хорошо, он целый, голова в порядке.

Мать. Это так. Эта мысль нас очень успокаивает. Он жив. Дело в том, что у меня было столько таких случаев в жизни. Когда его посадили, буквально через несколько месяцев у моей знакомой сын погиб, разбился на мотоцикле. Его одногодка. То есть я ходила на похороны — это, конечно, было ужасно. И я, помню, пришла тогда на суд, на второй день мне нужно было на суд идти, вот я его увидела, думаю: Господи, какое счастье. Я благодарила Бога за то, что мой сын там, за решеткой, что случилось так, как случилось, что пусть он там, но он жив. Я его вижу и когда-нибудь с ним встречусь.

Сестра

Я не знала, что он идет в этот день на митинг. Мой брат — он очень такой вообще замкнутый. Весь такой в себе, пока его не растормошишь. Поэтому мы в этот день с сыном клеили обои дома и как-то так бегали из комнаты в комнату, телевизоры были все включены. И я как бы смотрела, что там происходит. Потому что я на митинги вообще не ходила. И я бегала, заглядывала в телевизоры: «О! Ничего себе! О! Ничего себе!»

А его как раз задержали на тот момент, но потом отпустили и выписали штраф 500 рублей. Я еще спросила: «Так ты оплатил штраф?» — «Да, оплатил». Я говорю: «Ну слава Богу, все».

А потом уже мама мне позвонила и сказала: «Как, его арестовали?» Я думаю: так откуда она знает? Я говорю: «А с чего ты взяла?» А вот у меня телевизор тут работает, и по Первому каналу объявили, что арестован такой-то, такого-то года рождения. Я сразу начала в интернете искать выпуск новостей, правда это или неправда. Посмотрела. Правда. И тут как-то вот все обрушилось в один момент. И я поняла, что ни фига не отпустят его. И что история намного страшнее.

Понравился материал? Помоги сайту!