В порядке эксперимента Кольта решила попробовать заглянуть за кулисы некоторых выставок, предполагающих сложную и долгую подготовку, чтобы зритель увидел процесс монтажа и увлекся замыслом уже на этой «черновой» стадии. Первоначальная идея состояла в том, чтобы помещать в этой рубрике только проекты, реализованные за пределами России, но посмотрим, как пойдет дело. В первом материале мы поговорим о храбром поступке Елены Судаковой — основательницы галереи Grad в Лондоне. Офис галереи не так давно переехал в знаменитое здание Сомерсет-хауса, и Елена решила украсить его стены росписями Виктории Ломаско, которые сама художница называет фресками.
К монументальному масштабу Ломаско подбирается уже давно, и фресок у нее несколько. Началом стала роспись «Автопортрет на фоне московского пейзажа» для персональной выставки в Нью-Йорке (2017), затем была большая фреска «Дочь советского художника-оформителя» для коллективной выставки в Манчестере к столетию Октябрьской революции («The Return of Memory», HOME Art Gallery, 2017 г.), наконец — цветная вещь «Наш постсоветский край» для проекта в Ольденбурге («Die Neunte Kunst in Drei Kapiteln — The Ninth Art — Graphic Novel in Three Chapters», The Edith-Russ-Haus, 2018 г.) и недавняя композиция для Пушкинского дома в Лондоне («On the Eve», Pushkin House, 2018 г.). Художница переносит композицию на стену через проектор, но все же, в отличие от многих современных живописцев, опирается, прежде всего, на собственные натурные эскизы, а не фотографии или готовые изображения. Авторский термин — скорее, метафора, технически ее работы далеки от фресковой техники и больше напоминают росписи советских рабочих клубов двадцатых годов, так как сделаны акрилом (или, как в Grad, строительными красками) по уже окрашенным стенам. Раньше темой этих росписей было путешествие среди осколков советского прошлого; композиция для Grad соединяет аналоговое и цифровое. Образы пейзажей Нью-Йорка, Москвы и Лондона перекрыты клубками транспортных схем, переходящих в геометрические мотивы.
— Эта работа занимает четыре стены. Она необычно большая по сравнению с предыдущими росписями. Можно ли назвать ее масштаб подводным камнем?
— Когда Елена Судакова предложила мне придумать фрески, связанные с темой исследований городских пространств, я сразу согласилась, но почувствовала, что есть опасность сделать просто дизайнерскую, декоративную работу, хорошо скомпоновав индустриальный пейзаж и правильно подобрав социальные типажи. А хотелось большего. Сделать поэтическое высказывание о том, как прорастают и развиваются наши личности в больших городах, сделать работу о поиске самой себя в движущемся современном мире. «Весь мир и едет, и плывет» — цитата из моего стихотворения. Прежде чем рисовать эскизы, я написала по несколько строк для каждой из четырех стен.
— И как технически происходила подготовка к работе?
— Я решила в течение многих дней подолгу гулять со своими альбомами, но зарисовывать какие-либо сюжеты и персонажей, только когда почувствую, что этот знак выражает суть именно этого города и как-то отзывается во мне. В композициях в основном соединены знаки Москвы, Нью-Йорка и немного Лондона. В Москве я живу, а Нью-Йорк для меня — олицетворение инаковости, марсианский город на другом материке. К тому же в этом году я два раза останавливалась в Нью-Йорке, достаточно побродила по нему и поездила на сабвее без всякого плана и маршрута. Темы, которыми наполнена фреска, найдены в реальности. Некоторые части композиции — это перенесенные на стену практически без изменений зарисовки из моих альбомов.
— Легко ли дается поворот к монументальному искусству после многих лет работы с графическими репортажами?
— Многие считают, что художник должен быть вечно неудовлетворен. После публикаций сборника моих графических репортажей «Other Russias», несмотря на его успех (книга вышла в Нью-Йорке, Лондоне, Берлине, Париже и скоро выйдет в Хельсинки), я чувствовала большую неудовлетворенность.
Закончив работу, я легла от усталости на пол, и мне казалось, что я лежу на нью-йоркской платформе метро, а поезда готовы увезти меня в любом направлении.
Документальная графика и почти журналистские тексты не показывают место героев репортажей в исторической перспективе — почему это с нами произошло и чего мы можем ожидать в будущем? Истории выглядят безысходными, и я тоже не даю выход. Сейчас я думаю, что в пределах многих социальных ситуаций единственным выходом могут стать личностные изменения. Чтобы говорить об этом, понадобится язык символов, а многие символы и знаки, которые на маленьких листочках выглядят слишком пафосно или сюрреалистично, в больших форматах звучат идеально. Здесь я вспоминаю о фресках Давида Сикейроса, которые мечтаю увидеть не в виде репродукций, а в реальном масштабе.
— И этот переход от одного жанра к другому произошел через поэзию?
— Для меня поэзия — это вспышки озарений, когда мы что-то понимаем об устройстве мира и своего места в нем. Чтобы рассказать об этом, недостаточно того языка, каким мы пересказываем происходящее на оппозиционном митинге. Когда я придумывала эскизы для Grad, многие образы приходили ко мне одновременно и как визуальные знаки, и как слова-метафоры. Но сначала были стихи.
— Что кажется самым главным сейчас, «на острие работы», когда выставка еще не открылась?
— Во-первых, это моя первая постоянная роспись. Очень хочется, чтобы и следующие фрески не были временными проектами для выставок, а создавались под конкретные пространства: университеты, офисы, книжные магазины, кафе, частные дома и фасады зданий.
Во-вторых, это особое ощущение — оказаться окруженной собственными образами, когда работает не одна стена, а все четыре. Закончив работу, я легла от усталости на пол, и мне казалось, что я лежу на нью-йоркской платформе метро, а поезда готовы увезти меня в любом направлении.
Это особое ощущение — оказаться окруженной собственными образами, когда работает не одна стена, а все четыре.
В-третьих, чувствую, что в этой росписи мне удалось найти какой-то новый визуальный язык, так что надеюсь все-таки дожить до удовлетворения от собственной работы.
В-четвертых, важно работать на интернациональной сцене, делать высказывания, которые будут расходиться широко, а не только в пределах московской ситуации. Мне нравятся смелость и профессионализм Лены Судаковой, надеюсь, наше сотрудничество продолжится уже в рамках проекта «ShadowMemory».
— Есть ли у этого проекта более широкая рамка, чем просто роспись помещения галереи? Почему выбран такой сюжет — городская среда, переходящая в киберпространство, в пространство фантазии — и обратно?
— Идея работы Виктории Ломаско «Град/Citadel» связана с новым проектом Grad — «ShadowMemory». Это сеть городских маршрутов, разработанных художниками, которые позволяют посмотреть на город глазами другого и переосмыслить урбанистическую среду не только как множество сложных инфраструктур, но и как современное художественное пространство.
«ShadowMemory» исследует город с непривычной стороны — через индивидуальное восприятие художника. Проект, чье авторство принадлежит моей бывшей коллеге, художнику и дизайнеру Кате Сиверс, вырос из понимания, что искусству давно пора выйти за пределы белого куба — с развитием новых технологий, позволяющих получить контент в любом месте, это стало возможным. Это иммерсивный опыт: зритель получает контент, только когда он приходит на определенную локацию, заданную автором, иногда для поиска правильного места нужно приложить усилия. Не так важно, насколько хорошо вы знаете город: этот опыт работает как в хорошо знакомой, так и в новой среде.
— Фреска, над которой работает Вика, — только часть ее проекта для «ShadowMemory». Мы обратились к ней с предложением создать в Лондоне свой маршрут, и одним из эпизодов ее прогулки станет иммерсивное пространство в центре Лондона, в офисе Grad в Сомерсет-хаусе. Само здание Сомерсет-хауса — это удивительное соединение временных периодов и пространств с разным уровнем доступа: от депозитария надгробий, сохранившихся с тюдоровских времен на одном из цокольных этажей, до галереи Курто, всемирно известной своей коллекцией импрессионистов и постимпрессионистов, от роскошного неоклассического дворца до бесконечных лабиринтов колодцев и комнат.
Роспись Вики неожиданно органично вписывается в эту многослойную среду, переосмысляя мегаполис как бесконечную систему кодов и по-новому определяя место человека в этой системе. Это экспериментальная и сложносочиненная работа, она напрямую отображает поиски и процессы, которые происходят сейчас в современном искусстве, — и является результатом этих поисков.
— А как вы вообще видите взаимодействие российского искусства с британским контекстом?
— Вопрос про русское искусство мне уже давно кажется не вполне правомерным — скорее, мы можем говорить о художниках из России. У всех авторов есть специфика и своя интонация, связанные с теми условиями, где они сформировались. Но именно из этих локальных историй и складывается сложный и неоднородный паттерн международного пространства. Цель Grad и состоит в том, чтобы продолжать развивать эти связи, которые помогают художникам, кураторам, исследователям формировать международный контекст.
Разговор Дениса Куренова о новой книге «Воображая город», о блеске и нищете урбанистики, о том, что смогла (или не смогла) изменить в идеях о городе пандемия, — и о том, почему Юго-Запад Москвы выигрывает по очкам у Юго-Востока
Победительница берлинского Encounters рассказывает о диалектических отношениях с порнографическим текстом, который послужил основой ее экспериментальной работы «Мутценбахер»