Ген Бога, биореликварий и свет из чашки Петри

28 июня «Гараж» открывает футуристическую выставку «Грядущий мир: экология как новая политика. 2030—2100» (организаторы проекта — Снежана Кръстева и Екатерина Лазарева), посвященную новым технологиям, цифровому миру, экологии и природе. Болгарская художница-перформансистка Боряна Росса, основательница группы «Ультрафутуро» и доктор наук в области цифрового искусства в Rensselaer Polytechnic Institute, приехала в Москву для работы над одной из частей проекта, созданной совместно с Олегом Мавроматти. Это мультимедийная инсталляция, со всех сторон окруженная фреской. На стадии подготовки росписи Кольта показывает проект в рубрике Work in progress.

— Итак, твоя работа пока в процессе, хотя кое-что уже можно увидеть. Расскажи в двух словах о главной теме инсталляции. Насколько я понимаю, она связана с репрезентацией науки в СМИ…

— Да, проект создан в сотрудничестве с биологами и затрагивает этическую сторону научных исследований и тему генетической предрасположенности человеческого поведения.

— И как возникла сама идея?

— В 2004 году в СМИ появилась публикация о том, что американский ученый Дин Хамер нашел «ген Бога». Название скандальное, но практически это ген, ответственный за проявления человеческой духовности. Духовности в широком смысле: это не религиозность, а интерес к искусству или другим высоким материям, ради которых человек способен преодолеть себя. Другими словами — ген трансцендентности человека.

Эти первые (упрощенные) публикации вызвали в обществе разнообразные противоречивые реакции, которые нас и заинтересовали. То есть сразу выделились две группы: одни отнеслись к новости резко отрицательно, другие очень положительно.

Многие религиозные лидеры заявили, что это глупость, потому что вера определяется присутствием Бога, культурой, характером человека, традицией, но не может быть физиологической функцией. В некоторых российских СМИ новость была совсем превратно представлена — как «ген веры и духовности» со скрытой отсылкой к православной вере.

Тут, что интересно, были разнообразные реакции священников — один из них заявил: «Было бы странно, если бы со временем ученые не обнаружили, что люди на уровне физиологии и биохимии предрасположены быть верующими. Не стоит бояться такого рода исследований. Наоборот, их надо всячески приветствовать». Некоторые СМИ даже написали, что ученые доказали, что Бог существует…

Еще мы совсем недавно смотрели видео 2006 года, где человек из Пентагона предлагает вакцину, нейтрализующую этот ген, и утверждает, что с помощью этой вакцины можно предотвратить террористические акты…

— То есть дискуссия начала довольно быстро сдвигаться в сторону какого-то медицинского или генетического контроля со стороны государства плюс контроля мышления, скажем так…

— Да, контроля мышления. Но вот что интересно: религиозные лидеры не пришли к единому мнению. Одни сказали, что нельзя даже думать о такой глупости, а другие очень обрадовались.

— А что говорят ученые?

— Дело в том, что, хотя исследование Дина Хамера было издано отдельной книгой и получило довольно много публичности, оно не имело необходимого отклика в научном сообществе, даже в виде публикаций peer review, и практически осталось недоказанным. Но вообще по теме генетической предрасположенности существуют и другие дискуссии в области эпигенетики, больше связанные, например, с экологией, а не с человеческим поведением. Обсуждается, скажем, степень, в которой возникновение рака обусловлено генами, но вместе с этим и средой, питанием, условиями труда и так далее. Это становится уже политической проблемой. Если причина болезней только в генах, а условия труда и экология не имеют никакого значения, можно не строить на заводах очищающие станции.

— И мы должны вместо этого очищать гены. Опять такая расистская в некотором смысле диалектика.

— Да, и очень связанная с телесностью. Чем больше упрощается разговор о генетической детерминированности, тем быстрее мы заходим в этот расистский дискурс. Людям он, может, и не кажется расистским, потому что тема не связана с цветом кожи, но методология используется практически та же.

— Я так понимаю, что для «Гаража» вы с Олегом немного изменили свою работу 2004 года.

— Да, мы хотели тогда модифицировать генетический код животного. Сначала хотели взять эту плоскую рыбу, которая мимикрирует… не знаю точно, как она называется по-русски…

— Камбала? Мурена?

— Может быть. Но технически это оказалось просто невозможно, тем более что в разных местах мира эта рыба под угрозой уничтожения, так что мы должны были работать с каким-то простейшим организмом, доступным в научных лабораториях. Вначале мы хотели взять E. coli, потому что это один из самых распространенных организмов…

— Кого-кого?

— E. coli. Бактерия Escherichia coli, продуцирующая шига-токсин. Это бактерия, которая живет в организме человека и теплокровных животных, но она может развиваться патологически (например, когда делают тесты гигиены в McDonald's, они наблюдают за E. coli). Это тоже оказалось не так просто: ученых, которые согласились с нами работать, мы нашли только в 2014 году в Барселоне, но они предложили взять вместо E. coli дрожжи. Техническое решение, но потом мы начали думать о том, что эти дрожжи имеют дополнительный смысл, наделенный метафорами, связанными с религией, жизнью, созданием хлеба… Может быть, из этих дрожжей мы еще сможем сделать светящееся пиво.

— Действительно, проект и о биологии, и о высоких технологиях, и о природе. А как он встраивается в общую идею выставки?

— Целого проекта я пока не представляю, но я так понимаю, что речь идет об экологии как новой политике. Мне это очень близко, потому что я пытаюсь думать об исследовании именно политически.

© Надя Плунгян

— А почему же ты стала делать фреску?

— Потому что эти дрожжи… Самая важная составляющая этого проекта — это дрожжи: зритель видит их под микроскопом, и они светятся. Но без микроскопа это обыкновенные дрожжи. То есть проект совершенно нонспектакулярный, больше всего напоминает то, как в храмах выставляют...

— Мощи?

— Мощи, причем ты практически должен верить, что это чьи-то известные мощи или что они что-нибудь делают, и эта вера определяет твою посвященность. Здесь есть связь: и в религии, и в науке, чтобы понять что-нибудь простое и видимое глазу, ты должен выслушать историю вопроса с самого начала, историю этих мощей или этого эксперимента. Каковы средства рассказа? В католицизме это фрески, музыка, скульптура, какие-то украшения, выстраивание интерьера, свет. В науке это текст, и широкой публике, я думаю, его довольно скучно читать. Многие ученые пытаются придумать более спектакулярный, забавный способ говорить о своих исследованиях, чтобы их популяризировать, — и тогда обращаются к искусству.

— И фреска стала самым спектакулярным способом?

— Есть одна деталь, которую ты, может быть, не знаешь: я оканчивала художественную академию по специальности «монументальное искусство».

— Ничего себе! Это был сознательный выбор?

— Мне это всегда было интересно; просто, когда в Болгарии в 90-е наступили перемены, для нас не осталось никакой работы, и я переориентировалась на перформансы и медийное искусство. Его можно делать на коленке и потом проецировать на большой экран в больших пространствах.

— Но если твое медийное искусство все чрезвычайно тщательное и даже во многом классичное, то фреска совсем другая: размашистый, стремительный штрих, эскизный «газетный» рисунок…

— Я люблю рисунок, потому что он очень непосредственен: я много рисую, и мои работы часто именно экспрессивны. В рисунке гораздо лучше видна индивидуальность художника. Мне сейчас помогал ассистент, и я немного испугалась, что он не сможет работать в моей манере, повторить мой жест, мазок кисти. Это я и люблю в росписи — жест, спонтанность. А так роспись похожа на рисунок, но в принципе это стенопись. Есть такое болгарское слово «стенопись», когда пишешь на стене. История росписей начинается с граффити в пещерах — таких, как Ласко. Ведь это тоже практически рисунки: сложнейшие, многослойные реалистические изображения появляются гораздо позже.

— Рисунок при этом дополнен фрагментами, покрытыми… видимо, это листовое золото?

— Да, это такая фольга. Я люблю контрастность, золото для меня — способ ее создать. Кстати, здесь есть и влияние детских книжек про науку — конкретно «Рама и Рума», хотя фигуры в них гораздо более прорисованные. У меня сама композиция близка к схеме, в ней есть и схематические портреты ученых, с которыми я работала, автопортреты…

— Так слева — это вы с Олегом Мавроматти?

— Да! А это вот Майкл, Хувита, Хайди и Рой — люди, которые помогали нам в Барселоне. Эти лица более конкретные, с характером, а вот здесь люди, как ты можешь видеть, условные, некоторые даже выглядят как дрожжи…

— А что это за черный квадрат?

— А здесь, между прочим, недоделано. Cейчас я должна решать вот эту часть росписи, где будет находиться телевизор; скорее всего, тень будет побольше, и что-то сверху будет нарисовано. Особенно сложные эти углы. У меня был чертеж, но, когда заранее не видишь стену, приходится немного импровизировать и менять.

— Да, пространство комнаты скругленное, как капсула, и весь коридор выставки построен как ряд этих капсул; очень интересно. И золотая колонна в центре. Возле нее будет объект?

— Да, стеклянный объект в форме дрожжей. Такой квазиреликварий с открывающейся крышечкой; внутри будет находиться чашка Петри с живой культурой, которая будет поддерживаться сотрудниками музея, чтобы не заплесневела. Сверху будет спускаться оптоволокно — как падающий сверху луч, который преломляется о стекло... Кстати, поверх этого стекла будет другое стекло, квадратное такое, классическое музейное или лабораторное, куда с двух сторон есть возможность сунуть пальцы и потрогать этот реликварий.

— Вложить персты.

— Конечно, есть отсылка к Фоме неверующему. Но есть и лабораторная ассоциация — так называемый перчаточный бокс, могу показать тебе фотографию. Это стерильное пространство, в котором ученый — химик или биолог — может производить манипуляции в специальных «внешних» перчатках.

— А почему здесь кролик и черепаха?

— Эта часть рассказывает о белке VMAT2. Это везикулярный транспортер моноаминов, он есть у всех млекопитающих: он ответственен за радость, воодушевление и переносит все эти нейромедиаторы — серотонин, норадреналин, дофамин, гистамин. Но так называемый ген Бога выявляется только тогда, когда у него есть мутация в интроне 7. Вот эта мутация была исследована у людей, а у животных нет, хотя и у них, может быть, выявится большая или меньшая духовность. Ведь есть птички, которые строят красивые домики. Но никто это не исследовал, мы мало знаем о мире животных.

— Есть определенная оппозиция жесткого музейно-экспозиционного техницистского пространства и вот этого огромного полуэскиза.

— Конечно, это было сделано осознанно. С формальной точки зрения я люблю какой-то фокус, чтобы зритель смог выделить главное, откуда начать читать и так далее. Роспись будет видна в приглушенном свете: кроме того, здесь будет монитор, а на нем — 10-минутное видео с моим рассказом: есть там документальные кадры, немного анимации, контраст. И, конечно, колонна, которая имеет функцию центра.

© Надя Плунгян

— Она специально построена?

— Нет, она была здесь, я должна была с ней считаться. С другой стороны, если она уже смотрится как интегральная часть, это значит, что я хорошо справилась с архитектурой!

— Еще этот ступенчатый зиккурат у подножия, что-то сакральное, с реликварием внутри…

— Кстати, вот о чем еще хотелось поговорить в связи с этим ученым. Дело в том, что все его исследования связаны с генетической предрасположенностью человеческого поведения. Поведение — тема еще более спорная, чем болезнь, потому что его очень трудно проследить и измерить: иногда используются психологические тесты, но нужна какая-то научная методология, чтобы объяснить, что вкладывается ученым в понятие, например, духовности. Но помимо «гена Бога» у него есть еще более сенсационное исследование, связанное с «гей-геном», мужской гомосексуальностью.

В этой дискуссии гей-сообщество сразу раскололось на две части. Одни говорили: наконец-то нас не будут совать в какие-то перевоспитательные институции, потому что доказано, что это часть нашего тела. А другие отвечали: это очень страшно, потому что на основании этого гена нас могут отправить в концлагерь.

— И, чтобы выявлять неугодных людей, достаточно будет генетического анализа.

— Даже если этот ген никак не проявился, его носитель все равно окажется в гетто. Были на эту тему безумные, забавные и страшные высказывания. Один раввин выступил в защиту абортов и ранней диагностики гена… Особенно остро эти темы новой евгеники обсуждаются в США — там постоянно идут разговоры про racial profiling, genetic profiling. На этом примере становится еще яснее, насколько, например, так называемая генетическая детерминированность используется политически, иногда даже для уничтожения людей.

— Именно так, да.

— Мне бы хотелось, чтобы люди получили из нашего проекта именно это понимание: что, когда власти или коммерческие структуры используют авторитет науки для продвижения античеловеческих идей, это не означает, что сама наука их отстаивает. Люди должны знать, что власть может ссылаться для своих целей на любые авторитеты.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!