Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 2024486219 сентября в Манеже официально открылся Основной проект V Московской биеннале. Выставка «Больше света», куратором которой выступает Катрин де Зегер, продлится до 20 октября.
Основной проект Московской биеннале вызвал нешуточные разногласия. В ночь после открытия в социальных сетях художники, критики, кураторы и другие связанные с художественным миром люди делились первыми впечатлениями. Как обычно и происходит, мнения были пунктирными и при этом крайне эмоциональными. Ничего удивительного: времени, чтобы продумать в деталях свою позицию, усомниться в первых соображениях и догадках или проанализировать мнения других, просто нет. Существующая система требует быстрых отзывов — не важно, каких, главное — закрепить свой стейтмент, так как в противном случае найдется кто-то пошустрее и займет ваше место. Никто не хочет выпадать из сложившейся системы экспертных голосов, циркулирующих в специализированных или новостных изданиях и соцсетях, и касается это не только представителей прессы.
Если суммировать споры, то было два конфликтных разлома. Первый вопрос — о политике в самом широком понимании. Одни сетовали, что проект некритичен, другие говорили: ну и хорошо, хватит нам радикализма, надоело, дайте искусства, работы с пространством! Конечно, на выставке, которая охраняется ФСО и располагается под боком у Кремля, можно ожидать и радикального выпада против сложившейся в России ситуации, и фиги в кармане, и ужасной цензуры, и подобострастия в отношении власти — но ничего из перечисленного не произошло. К примеру, приходил Владимир Мединский. Во-первых, кем бы он ни был, все же он министр культуры, который просто обязан присутствовать на подобных мероприятиях (и самому ему это, видимо, тоже не особо в радость). Во-вторых, его короткое выступление, которое вообще-то очень смешное, заглушал шум. Что был там Мединский, что не был — решительно не важно, он никак, по сути, не отметился. Что касается экспозиции, то было, конечно, несколько произведений, отмеченных знаками протестной эстетики, — бумажная демонстрация с кучей протестных лозунгов со всего света, в том числе и с Путиным (работа ирландца Тома Моллоя), или построенный Петром Белым макет трубы, через которую в Манеж «из Кремля» льется некая густая субстанция (предполагаю, нефть или дерьмо — с чем еще ассоциируется место?), — но обе эти работы не имели какого-либо определенного политического вектора. У того же Моллоя были собраны самые разные протестные лозунги, такой недифференцируемый взрыв эмоций, а фигурки протестующих, как и лозунги, — просто крошечные для огромного Манежа. Сама работа носит прекрасное название ни о чем — «Протест». Выглядит как пародия на любую политическую активность, правда, пародия случайная. В общем, каких-то совсем уж прямых высказываний с критикой, как и, наоборот, циничного ликования в связи с положением вещей, не было.
Вторым фактором, расколовшим высказывавшихся о выставке, были сексистские замечания, еще до споров на Фейсбуке звучавшие на самой выставке: куратору вспоминали ее пол, а искусство определяли как «женское», что значило в устах говоривших и писавших: «и обсуждать тут больше нечего». Именно этому второму конфликту суждено было стать самым жарким. Однако другой вопрос — была ли выставка посвящена положению женщин и мужчин в современном обществе или разоблачению гендерных стереотипов, в общем, была ли она феминистской — как-то особо не ставили. Несмотря на некоторое количество работ, так или иначе затрагивающих эту проблематику, в целом основной проект биеннале был от всего этого далек. И лично для меня это стало неожиданностью. Этим летом у меня была частная беседа с Катрин де Зегер (вообще она активно общалась с разными людьми и была в этом заинтересована). Тогда она очень оживилась, услышав историю про выставку «Международный женский день. Феминизм: от авангарда до наших дней», особенно одну деталь: в процессе подготовки к выставке кураторы поменяли серию «Женское» Виктории Ломаско — а это, по ее словам, «портреты женщин с записью их диалогов о женской доле» — на зарисовки с митингов (которые в итоге были сняты с экспозиции теми же кураторами), где было много лозунгов и ярких типажей, но практически не было самой конкретики существования разных гендерных групп в современной России. Де Зегер удивилась, как до этого удивлялись многие ее коллеги из России, что кураторов феминистской выставки интересуют не базовые вещи, а поверхностные и, скажем условно, зрелищные, — правда, узнав про цензуру, она восприняла это известие спокойнее. Поговорив с де Зегер, я предположил, что она хочет показать именно такие базовые вещи, и на выставке я действительно обнаружил несколько подобных работ: например, «Торговки рыбой» и «На пляже» Симрин Гилл, или «Об обустройстве сна шестой пятилетки» Александры Паперно, которая рассказывала о быте хрущевок, во многом актуальном до сих пор, или ностальгический проект китайского художника Сун Дуна «Не выбрасывай!» — он собрал вещи своей матери, накопленные за долгие годы, и разложил их, очень условно систематизировав. Однако повседневная жизнь и условия существования как общее настроение на выставке присутствовали скорее случайно, и в них не было чего-то специфического с точки зрения гендера или, скажем, возраста.
Кажется, что это до крайности замкнутый на себя проект, и если уж играть с названием «Больше света», то в данном случае выставка напоминает сверхтяжелые космические объекты, которые схлопываются и начинают поглощать все, включая свет, а потому увидеть их нельзя. Больше света — все равно что меньше света. И эта ситуация далеко не новая. Видно, как проблемы, с которыми столкнулся в Венеции Массимилиано Джони, перекочевали в Москву. Оттуда, кроме того, приехали как минимум один художник и анонимные тантрические рисунки. Работы, кажется, не повторялись, но видно было — особенно в случае тантрических рисунков, — что последний венецианский проект принят к сведению. А между тем «Энциклопедический дворец» Джони оказался (если уж говорить совсем грубо, но точно) свалкой, на которой хоть и можно найти настоящие жемчужины, в целом просто невыносимо тяжело заниматься поисками. Даже обилие легких, остроумных работ не могло исправить ситуацию. В Москве ситуация была чуть полегче, так как таким количеством искусства и квадратных метров выставочных площадок, как в Венеции, Московская биеннале не располагала, но все равно: несколько действительно хороших произведений терялось во множестве никак не связанных друг с другом работ.
Я бы не сказал, что основной проект биеннале невзрачен, скорее наоборот — есть на что посмотреть, но решительно непонятно, как одно с другим складывается и что все эти произведения делают вместе. Для ярмарки вполне ожидаемо, но для большой регулярной выставки — нет. Кроме воли организаторов и запроса московских властей на фестиваль, никаких иных объединяющих факторов не замечено. Как верно написала Александра Новоженова, имеет смысл обсуждать «административные и идеологические обстоятельства», в которых растворяются отдельные работы да и кураторское высказывание. Место и характер мероприятия, выбранные «начальством», диктовали выбор искусства вплоть до формы отдельных работ, сделанных под пространство, — а место, напомню, имеет давнюю ярмарочную историю, поэтому-то, прогуливаясь по выставке, зрители биеннале, имеющие опыт посещения Манежа в 1990-е, вспоминали художественную ярмарку «Арт-Миф». Но этому аморфному начальству важна не какая-то партийная линия, а просто большой «праздник искусства»; они его и получили, но ничего поверх этого запроса ни куратор, ни команда биеннале не надстроили. Опыт этой биеннале показывает, что, каким бы хорошим ни был куратор, какими бы интересными ни были художники, к каким бы гендерным, возрастным и этническим группам участники и организаторы ни принадлежали, каких бы политических взглядов ни придерживались, сама система подобных мероприятий в Москве превращает любую масштабную художественную активность в такое вот общее собрание вещей — не горячее, не холодное, а теплое, если воспользоваться новозаветным образом. И как сказал на своем чиновничьем наречии Мединский: «Думаю, что шестая, седьмая и последующие выставки станут еще более серьезными».
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20244862Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246424Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413018Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419510Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420178Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202422830Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423587Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428758Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202428894Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429548