Анна Кушнарова: «Материальное в Германии выполняет функцию религиозного»

Анна Кушнарова — известная немецкая писательница с «русско-украинско-казацко-гугенотскими корнями». Ее дед — белогвардеец, попавший во время Второй мировой в плен к немцам и после войны решивший остаться в Германии, поскольку вся его семья погибла и возвращаться было не к кому. Анна родилась в Вюрцбурге в 1975 году, изучала египтологию, археологию и германистику в Лейпциге, Галле и Бремене. Десять лет преподавала в разных немецких университетах. Отрывки из двух ее книг, «Junkgirl» («Героин(я)») и «Djihad Paradise» («Рай на пути к Аллаху»), были переведены на русский в рамках программы «Литрикс». На днях сама писательница приезжала в Москву и представляла их на фестивале «Немецкий в кубе». 18 сентября она выступит в Новосибирске.

В «Djihad Paradise» восемнадцатилетний Юлиан, выходец из низших социальных слоев, и шестнадцатилетняя Ромеа, девушка из благополучной семьи, начинают общаться с салафитами и принимают ислам. Слепо верящего Юлиана, вынужденного добывать средства к существованию, подталкивают на путь терроризма, в то время как Ромее удается глубже проникнуть в основы магометанской религии.

— Святые отцы христианской церкви писали, что фанатизм — это вера без любви. Вы согласны с таким утверждением?

— Да, это очень мудрое высказывание. Когда религия переходит в фанатизм и лишает других людей права на жизнь, то она, несомненно, лишена любви.

— В современных немецких романах довольно часто встречается слово «Wut» («ярость»), из чего можно предположить, что на улицах Германии бушует скрытая ярость. Ваши герои — тоже не исключение: у Юлиана то и дело чешутся кулаки, а Ромеа занимается кикбоксингом… Как вы думаете, может быть, эта ярость — своего рода секулярный фанатизм, характерный для обделенного любовью общества?

— Не думаю, что немецкое общество в целом обуреваемо яростью. Вероятно, дело в сильном социальном расслоении: у нас хватает состоятельных людей, но средний класс, стабилизирующий общество, постоянно сокращается. Из среднего класса люди перемещаются в низший. Таких примеров очень много. В обществе господствует материализм, материальное выполняет функцию религиозного. Ярость испытывают те, кто лишается социальных благ. Они понимают, что благополучия им не достичь, как бы они ни старались, и пытаются самоутвердиться в чем-то еще. Молодежь часто прибегает к агрессии, и Юлиан относится именно к такой молодежи. Он знает, что никогда не пробьется в средний класс, и поэтому злится. С другой стороны, Ромеа, девушка из среднего класса, чувствует недостаток родительской любви и не доверяет общественным устоям, для нее религия — попытка найти смысл жизни среди потребительства. Она умнее Юлиана и видит положительные стороны ислама, отказываясь от фанатизма.

В Германии сейчас трудно бунтовать, поскольку предыдущие поколения уже все за нас сделали.

— Юлиан сам сочиняет рэп, солирует в составе «Gangsta's Ghost». Музыка становится одной из причин его обращения в ислам и вообще играет значимую роль в романе. Как вы погружались в рэперскую среду?

— У меня есть друг, слушающий много рэпа и хип-хопа, поэтому тут мне особенно глубоко погружаться не пришлось. (Смеется.)

— Вы пишете книги для молодежи и прекрасно владеете молодежным сленгом. Наверно, с юношеским максимализмом легче говорить на серьезные темы?

— Да, и еще молодежь более падка на всякого рода идеологии. Их легко воспламенить идеей, подтолкнуть к революции. Правда, в Германии сейчас трудно бунтовать, поскольку предыдущие поколения уже все за нас сделали. Ну, не все, конечно, но многое. Так что у современной немецкой молодежи, как правило, суперские родители. Они сами сломали немало общественных стереотипов, поэтому и к детям относятся с пониманием. Я бы даже сказала, что сейчас многие молодые люди консервативнее своих родителей. Во всяком случае, университетская молодежь, с которой я общалась. Они очень прямолинейны и ориентированы на карьеру, в том числе и потому, что боятся социального деклассирования. Что касается «Djihad Paradise», то я написала этот роман молодежным языком, поскольку среди немецкой молодежи (и тех, чьи родители — коренные немцы, и тех, чьи родители приехали из мусульманских стран) сейчас крайне популярно салафитское течение, его агрессивный вариант. Салафиты целенаправленно обращаются именно к немецкой молодежи. Есть такой салафит Пьер Фогель, немец, бывший боксер, проповедующий насилие, но пользующийся неимоверным успехом у юношей. Причем новообращенцев становится все больше и больше. Раньше они, как правило, уезжали в Вазиристан, теперь — в Сирию и Ирак.

— А сколько примерно немцев уезжает в год?

— Несколько тысяч. За последние два года число резко увеличилось.

— Как раз сегодня ЦРУ обнародовало данные, согласно которым число бойцов «Исламского государства» тоже оказалось в два-три раза больше предполагаемого…

— Да, и они рекрутируют во всех европейских странах.

— А насколько возможен диалог с религиозными фанатиками?

— Я бы сказала, что когда люди становятся фундаменталистами, то с ними уже поздно разговаривать. Они целиком уверились в своей правоте и оберегают себя от внешних влияний. А вот с молодежью, которую они вербуют, можно и нужно разговаривать. Пробуждать в ней сомнения, хотя по собственному опыту знаю, что это непросто. Ей промывают мозги, ее индоктринируют, и она перенимает навязанный извне образ мышления. Например, однажды на читке «Djihad Paradise» некий юноша стал доказывать, что американцы сами устроили себе 11 сентября, чтобы обосновать войну против исламистов. Когда же я возразила, что для обоснования войны вовсе не обязательно было взрывать здания Всемирного торгового центра, то он не захотел ничего слышать.

Есть такой салафит Пьер Фогель, немец, бывший боксер, проповедующий насилие, но пользующийся неимоверным успехом у юношей.

— Как вы считаете, помогут ли бомбардировки Ирака изменить положение вещей?

— С одной стороны, бомбардировки, конечно, льют воду на мельницы джихадистов. Они скажут: «Мы вам всегда говорили, американцы нас ненавидят, Америка — наш враг». Спираль насилия выйдет на новый виток. Но с другой стороны, нельзя сидеть сложа руки, потому что там страдают ни в чем не повинные люди. В том числе и те, которым промыли мозги. Поэтому мировому сообществу неплохо было бы вмешаться. В данном случае бездействие не менее преступно, чем агрессивное действие. И я очень рада, что разные мусульманские союзы Германии объединились в своем осуждении джихадистов. Неверных джихадисты в любом случае слушать не станут, а вот слова других мусульман имеют вес.

— Если бы Юлиан встретил в немецкой тюрьме не Мурата, приведшего его к исламу, а христианского проповедника, то смог бы так же сильно поверить? Ощутил бы такое же утешение от молитв?

— Трудный вопрос. Думаю, да. Но ему понадобился бы убедительный пример для подражания. С большей степенью вероятности могу сказать, что если бы Юлиана подселили в камеру к неонацисту, то он стал бы неонацистом. Юлиан — неуверенный в своих силах и потому озлобившийся молодой человек, которому нужна сильная рука. Люди, ведущие нормальный образ жизни, вряд ли сумеют на него повлиять. Ему нужен элемент фанатизма — не важно, политического или религиозного. Чем слабее человек — а Юлиан, попав в тюрьму, надломлен психологически, — тем больше его впечатляют фанатики. Поэтому если бы Юлиан встретил милого католического или протестантского проповедника, тот, скорее всего, не оказал бы на него влияния. Ему нужна не религия смирения, а идеология с элементом фундаментализма, которая делит людей на добрых и злых. Ведь все идеологии функционируют одинаково.

— Зная о ваших русско-украинских корнях, не могу не спросить о ситуации на Украине. Как вы смотрите на эту братоубийственную войну?

— Для моего деда национальность не имела особого значения. Он считал себя в равной степени и русским, и украинцем. Он же родился еще в царской России. А теперь, наверное, в гробу бы перевернулся, если б узнал о том, что творится.

— В Германии со временем как-то меняется отношение к украинскому конфликту?

— Крайне левые и отчасти крайне правые по-прежнему поддерживают Путина, в то время как политический мейнстрим критикует его. С геополитической точки зрения Россию понять можно: НАТО расширяется на восток. Но с человеческой точки зрения я понимаю и тех украинцев, которые хотят жить независимо от России.

— В аннотации к роману написано, что в свободное время вы уезжаете из Германии настолько далеко и настолько часто, насколько возможно. С чем это связано?

— Мне хочется путешествовать, чтобы ломать стереотипы. У нас же благодаря СМИ есть некоторое представление почти обо всех странах, но эту картинку нарисовали другие. И мне интересно сравнить ее с собственным восприятием. Например, раньше я думала, что Голландия — самая либеральная страна на свете, но теперь поняла, что это далеко не так.

— А какая европейская страна нравится вам больше всего, если оценивать социально-политические системы?

— Швеция и остальные скандинавские страны. Но если говорить о менталитете… то мне больше нравятся страны восточнее и южнее Чехии. (Смеется.) Я небольшая поклонница работы ради работы, да и люди в Восточной Европе душевнее.

— То есть если бы вам дали литературную стипендию в Москве?..

— То я не замедлила бы сюда вернуться! Заодно и русский подтянула бы, которым уже двадцать лет как следует не занималась.

Понравился материал? Помоги сайту!