Школа перевода: письма Эмили Дикинсон

Полного собрания сочинений и писем Эмили Дикинсон на русском языке на данный момент пока не существует, но в 2007 году вышел большой том избранного, включающий в себя переводы как поэзии, так и выборочной переписки ^[1]. Переводчик Аркадий Гаврилов, чья работа составила ядро этого сборника, отводит особое место в творчестве Дикинсон ее письмам. Он пишет: «Слова в письмах Э.Д. мало зависят от контекста по сравнению с обычной прозой, слишком они самостоятельны, суверенны — почти как в стихах» ^[2]. Это свойство не случайно, оно обосновано самим отношением Дикинсон к сочинению, к письменному высказыванию.

Существует несколько характерных фактов биографии Дикинсон, которые упоминаются почти всякий раз, когда заходит речь о ее стихах: то, что у нее практически не было прижизненных публикаций, а признание пришло через многие годы после смерти; то, что она не вышла замуж, а всю жизнь прожила в родительском доме в массачусетском городке Амхерст; что редко общалась с кем-либо лично. Из этих фактов тем не менее не следует делать (как это часто происходит) поспешных выводов: Дикинсон не была ни добровольной отшельницей, ни пленницей собственной внутренней скорби. Вместо того чтобы искать изъяны в ее характере, достаточно рассмотреть логику ее текстов, чтобы эти факты сами встроились в общую картину Дикинсон как личности. Ее письма кажутся более стихами, чем повествованием, потому что саму жизнь Дикинсон воспринимала поэтически: разговор с другом, так же как распустившийся весной цветок, для нее имел не повседневный характер, а характер самостоятельного важного события, в котором в сжатой форме открывается мир с его многослойным, многосложным устройством, его физика и метафизика. Каждое такое событие требует вложения всех внутренних сил и напряжения внимания, потому что таково этическое обязательство поэта. Легкое общение, светские разговоры, отношение к природе как к чему-то само собой разумеющемуся, как к незаметному фону, — эти общественные «нормы» для Дикинсон были непредставимы.

Этим же объясняется важность писем в ее наследии. Эпистолярные собеседники по-настоящему превращаются для Дикинсон в друзей тогда, когда получается вовлечь их в событие жизни как поэзии. Повседневный «контекст», т.е. обстоятельства жизни самой Дикинсон и ее адресатов, оказывается тем материалом, из которого письмо извлекает необходимый для жизни смысл. Без этого смысла существование неполно, но и без повседневности как материала поэзии жизнь невозможна. Эту мысль легко проследить в одном из писем, публикующихся ниже. В нем Дикинсон пишет: «Я была бы рада вас повидать или распечатать письмо от вас. Цветы должны принадлежать пчелам, даже если для этого понадобится привлечь хабеас корпус». Для физического существования пчел необходимо, чтобы у них был доступ к цветам, поэтому они вправе по высшему закону справедливости требовать у верховного суда бытия, чтобы цветы были предоставлены в их распоряжение. Так же и поэт — сама Дикинсон — требует по высшему праву, чтобы друзья вступили с ней в разговор, потому что без разговора невозможно событие поэзии и само существование поэта оказывается под угрозой.

В письмах к друзьям Дикинсон выстраивает, как соты, сетку общего с ними текстового дома. В эту же сетку встраиваются все важные для нее элементы мира: цветы, птицы в своей видовой своеобразности; родственные связи в доме Дикинсонов (здесь особое место занимает любимая сестра Винни (Лавиния)); праздники; смены сезонов; смерти, рождения, вести от общих друзей. Есть, однако, зона существования, которую в письмах друзьям Дикинсон не может вовлечь в построение текста, — зона перехода в экстаз в буквальном значении этого слова, т.е. в состояние «вне состояния», в ощущение отсутствия пределов. Это состояние характеризуется потерей чувства границы между собой и миром и свойственно тем моментам, когда интенсивность чувства вырывает человека из контекста повседневности: в такие моменты человек способен ощутить, что такое вечность; время и пространство точечно утрачивают над ним власть.

Задача выстроить текст для возможности события на этой крайней зоне существования дала Дикинсон импульс для сочинения «Писем к Мастеру». Речь идет о трех письмах, написанных с существенными интервалами (весна1858 г., начало1861 г. и лето1861 г.) и обращенных к неизвестному адресату. Все три письма существуют только в виде черновиков, не переписанных начисто. Исследователи творчества Дикинсон строят догадки о том, кто в реальной жизни был этим «Мастером», но как минимум два исследователя (Джудит Фарр и Сьюзен Хау) считают, что письма обращены не к конкретному получателю, а к воображаемому собеседнику. О нем — его текстовой реальности — достоверно известно несколько вещей: очевидно, что это объект эротического влечения; существует несколько стихотворений, в которых Дикинсон также упоминает «Мастера»; «Письма к Мастеру» перекликаются с некоторыми пассажами из книг, которые Дикинсон высоко оценивала, — «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте и «Дэвида Копперфильда» Чарльза Диккенса. Очень вероятно, что «Мастер» — не реальное лицо, а сумма всех литературных и реальных объектов влечения Дикинсон, само ее влечение как таковое (здесь хочется упомянуть, что однажды Дикинсон назвала Бога «образцовым любовником»). В этом смысле само существование поэта здесь становится тем разговором, из которого извлекается субстанция для выстраивания этого же самого существования: попытка в той же мере отважная и воодушевляющая, в какой и саморазрушительная. По этой причине «Письма к Мастеру» были вынуждены остаться недописанными, ведь их завершение означало бы исчерпание внутреннего поэтического ресурса и аннигиляцию поэтического мира. Однако именно в них поэтика письма Дикинсон выражается с особой отчетливостью.

В нынешнюю публикацию вошли помимо «Писем к Мастеру» письма разным получателям, которые (кроме четы Холланд) не представлены в сборнике А.Г. Гаврилова. С этими собеседниками Дикинсон не вела такой долгой переписки, как, например, с племянницами Фрэнсис и Луизой Норкросс, но и в этих письмах интенсивность чувства и накал поэтического высказывания позволяют заглянуть в ни на что иное не похожий мир Дикинсон. В примечаниях использованы комментарии редактора англоязычного издания Томаса Джонсона. Большинство переводов сделано по изданию, основанному на сборнике писем, подготовленном к печати Мэйбл Лумис Тодд в1894 г. «Письма к Мастеру» переведены по изданию Р. У. Франклина.

Анна Глазова

Письма к Мастеру

Весна 1858 г.

Дорогой Мастер

Я больна, но тяжелее страдаю от того, что больны Вы, и не опущу своей руки, в которой больше сил, чем в Вашей, пока не напишу, — я подумала, что Вы, возможно, уже на Небесах, а когда Вы снова заговорили, Ваша речь была для меня сладостью и чудом, она обрадовала меня — я желаю Вам здоровья. Была бы на то моя воля, во всем, что я люблю, никогда не оскудевали бы силы.

Фиалки невдалеке — красногрудый дрозд ^[3] еще ближе — и «Весна» — «кто она», говорят они — проходя мимо дверей —

А сам дом — это дом Господень, и его двери — ворота Небес, и ангелы снуют туда и обратно на крыльях милых курьеров — будь я великой, как господин Микель Анджело, я бы написала их на холсте для Вас.

Вы спрашиваете, что говорят мои Цветы — значит, они меня ослушались — я ведь передавала с ними сообщения. Они говорят то, что говорят губы на Западе, когда заходит солнце, и то же говорит Заря —

Но послушайте, Мастер, — я не рассказала Вам, что сегодня был Воскресный день.

Каждое Воскресенье на море заставляет меня считать Воскресенья до того времени, когда мы встретимся на берегу, — и (будут ли) так ли лазурны будут холмы, как утверждают моряки, — сегодня (сейчас) я больше не могу говорить (продолжать), боль тому помехой —

Как сильны воспоминания, когда слаб, и, когда тих, как просто любить. Скажите мне, прошу Вас сказать мне, как только Вам станет лучше.

Начало 1861 г.

О — могла ли я обидеть — разве Это не хотело, чтобы я говорила правду, Дези ^[4] — Дези — обидела Это, а ведь она склоняет свою малую жизнь перед его (Этого) жизнью, смиренней (ниже) день за днем — она, которая просит лишь — о задаче — (которая) о чем-то, что она может сделать из любви к Этому, — о способе, ей неизвестном, пусть немного, но порадовать Этого мастера —

Любовь, такая огромная, что, переполняя ее малое сердце, пугает ее — вытесняя всю кровь и обессиливая ее (всю), бледнеющую в объятиях шквала —

Дези — которая не дрогнула во время того ужасного прощания, но только крепко схватилась за свою жизнь, чтобы он не заметил рану, — которая дала бы приют ему в своей детской груди (Сердце) — если бы этот Гость не был так для нее велик — эта Дези — огорчила своего Господина — и все же оно (она) часто заблуждалась — Возможно, она огорчила (задела) его чувство вкуса — возможно, ее причуды — провинциальные (жизнь) манеры (смутили) укололи его более тонкую натуру (восприятие). Дези (боится) знает все это — но если ей не суждено заслужить прощение — научите ее изяществу, учитель — научите величию — Непонятливая (незадачливая) во всем, что присуще патрициям, — Даже малая птица королек учится (знает) больше, чем смеет знать Дези, —

Склоняясь (опустившись) перед коленом, на котором она однажды покоилась в (королевском) безмолвии, (теперь) Дези виновата — поведайте ей ее (проступок) ошибку — Мастер — если ошибка (не так) достаточно мала, чтобы искупить ее жизнью, (Дези) ей будет этого довольно — но не прогоняйте ее прочь, лучше накажите — заприте ее в тюрьме, сэр — только поручитесь, что простите ее — когда-нибудь — прежде, чем она сойдет в могилу, и Дези будет согласна — она пробудится по (его) Вашему подобию.

Загадка жалит сильнее, чем Пчела — та никогда меня не жалила — только сопровождала радостной мелодией, куда бы я ни шла — Загадка же источает мою плоть, а Вы говорили, что я и так не слишком велика —

Вы насылаете воды через Плотину моих карих глаз —

У меня кашель величиной с наперсток — но это все равно — в боку у меня Томагавк, но это не очень больно. (Если Вы) Мастер ранит ее сильнее —

Придет ли он к ней — или пусть дозволит ей искать его, как бы далеко ни вел путь, если только путь в конце концов приведет к нему.

О, как напрягает все силы моряк, когда в его лодку набирается вода — О, какие усилия прикладывают умирающие в ожидании ангела. Мастер — распахните Вашу жизнь настежь, впустите меня, я никогда не обессилю — я никогда не нарушу Ваш покой, когда Вам будет желанно молчание. Я буду (с радостью) Вашим послушным чадом — пускай никто не видит меня, кроме Вас — этого довольно — большего я не требую — а целое Небо способно только разочаровать меня — ведь Небо не так уж дорого

Лето 1861 г.

Мастер

Если бы Вы видели, как пуля настигает птицу — а она сказала бы Вам, что не ранена, — ее учтивость могла бы тронуть Вас до слез, но Вы бы наверняка усомнились в ее словах —

Еще одна капля из раны, зияющей в груди Вашей Дези, — и тогда Вы поверите? Вера Фомы в анатомию была сильнее его веры в веру. Бог сотворил меня — (Сэр —) Мастер — я не была — собой — (Он) Я не знаю, каким образом — Он встроил в меня сердце — Мало-помалу оно переросло меня и — как маленькая мать большого ребенка — я устала носить его — я слышала о вещи, называемой «Искупление», — она приносит мужчинам и женщинам покой.

Вы помните, что я просила Вас о нем — Вы дали мне иное — я забыла Искупление — в Искупленном — я долгое время не говорила Вам об этом — но я знала, что Вы изменили меня — и я никогда больше — не уставала — и этот незнакомец стал мне так дорог, что если бы надо было выбирать между ним и собственным дыханием, я бы без труда от него избавилась.

Я стала старше — теперь, Мастер — но любовь осталась та же самая, как полная луна и тонкий серп это то же самое — была бы воля Бога на то, чтобы я могла дышать одним воздухом с Вами и нашла это место — сама — ночью — если я никогда (не могу) забыть, что я не рядом с Вами и что уныние и мороз ближе, чем я, — если я желаю с силой, которой не могу сопротивляться, — чтобы моим местом было место Королевы — то мое единственное оправдание — это любовь к Плантагенетам ^[5]. Приблизиться вплотную — ближе, чем Пресвитеры, — ближе, чем новый сюртук — пошитый Портным — шалости Сердца в игре с Сердцем — святые как праздник — мне запрещены —

Вы заставляете меня повторяться —

Я боюсь, что Вы будете смеяться — что я не могу понять — (но) «Шильонский замок» ^[6] не смешной. Есть ли сердце у Вас в груди — Сэр — лежит ли оно — как у меня — ближе к левой стороне — полнится ли оно дурным предчувствием — если пробудится среди ночи — возможно — само себе оно не бубенец ли — само себе не напев?

Это вещи заветные (священные), Сэр, я касаюсь их с благоговением (свято), но, когда люди молятся, они осмеливаются сказать: «Отец!» Вы говорите, я не все Вам рассказываю — Дези «призналась — и не стала отрицать».

Везувий, молчи — молчи, Этна — (Они) однажды обмолвились — один из них — тысячу лет назад, и Помпеи услышали и навечно скрылись из виду — Она, эта Помпеи, больше не смела взглянуть миру в глаза — так я думаю — Помпеи устыдилась!

«Рассказать Вам о влечении» — Вы знаете, что такое пиявка, не так ли — и (напоминаю) рука у Дези не слишком полная — и Вам доводилось ощущать Горизонт, не правда ли — и море — не подбиралось ли оно так близко, что заставляло Вас плясать перед собой?

Я не знаю, что Вы тут можете поделать — спасибо — Мастер — но если бы мои щеки покрывала борода — (как у Вас — ) а у Вас — как у Дези, были бы лепестки — и Вы бы так же беспокоились обо мне — что бы с Вами стало? Смогли бы Вы забыть (меня) в бою, в пути — или в изгнании?

Смогли бы Карло ^[7], Вы и я уйти на час гулять по полям — и чтобы никто не беспокоил нас, кроме птицы Боболинк ^[8] — и ее — такой серебряной — душевной тяжести?

Я воображала, что если я умру, то увижу Вас, — так что я умерла так скоропостижно, как только возможно — но «Компания» тоже собирается туда — Вечность Небо не предоставляет уединения — никогда (сейчас) — Скажите, чтобы я Вас ждала —

Скажите, чтобы я не уходила с чужими людьми в неизведанную страну (приход) — я ждала долго — Мастер — но могу ждать и дольше — ждать, пока мои каштановые волосы не станут пегими — а Вы будете ходить, опираясь на трость, — и тогда я посмотрю на часы — и если День будет уже слишком клониться к закату — мы сможем попытать счастья у Неба —

Что бы Вы предприняли, приди я к Вам «в белом»?

Есть ли у Вас шкатулка, чтобы заживо меня спрятать?

Я хочу видеть Вас больше — Сэр — чем я желаю чего-либо на свете — и это желание — лишь слегка измененное — станет моим единственным — желанием попасть на небеса —

Смогли бы Вы приехать в Новую Англию — этим летом Приедете ли Вы в Амхерст — Хотели бы Вы приехать — Мастер?

Не причинит ли вреда — но мы оба боимся Бога — Разочарует ли Вас Дези — нет, она Вас не разочарует — Сэр — это было бы вечным утешением — только взглянуть на Ваше лицо, когда Вы на меня смотрите — тогда я могла бы играть в лесу — до Вечера — когда Вы отведете меня туда, где нас не застанет Закат — и куда неустанно прибывают те, кто верен, — пока город не преисполнится ими. Скажите, будет ли на то Ваша воля?

Кажется, я Вам не сказала, что Вы не пришли ко мне «в белом» — и никогда не объяснили, почему —

Не Роза я, но в чувстве расцветала,
Не Птица — но плыла в Эфире —

Письма к разным получателям

Доктору Джосайе Г. Холланду и Элизабет Холланд
1860 г. ^[9]

Дорогие Холланды!

Как ваш маленький Байрон? Надеюсь, он вернет себе ножку, не расплатившись за нее гениальностью ^[10]. Слышала убедительную гипотезу, будто гений поэта живет в его стопе — так же и у пчелы жало и пение сопутствуют друг другу. Вы сильнее? Калечить таких маленьких существ кажется мне низостью, недостойной Природы, — но мороз безразличен к чужому достоинству.

Я была бы рада вас повидать или распечатать письмо от вас. Цветы должны принадлежать пчелам, даже если для этого понадобится привлечь хабеас корпус.

Эмили

Элизабет Холланд
Ноябрь 1865 г. ^[11]

Дорогая сестра!

Отец зашел сказать, что наш контарь жульничает, надбавляя унцию сверх честной меры. Он продавал овес. Я не могу перестать улыбаться, хотя прошло уже несколько часов: даже наш контарь не заслуживает доверия.

Теперь я не только вытираю тарелки, вымытые Маргарет ^[12], но и сама их мою, в то время как она становится женой мистера Лоулера, уполномоченного отца четырех малюток от прежнего брака. Ей надо быть достойной невестой, не так ли?

Ее уход заставил меня хмуриться, я к ней привыкла, а ведь даже в такой вещи, как новая скалка, таится элемент неудобства; но ум приспосабливается ко всему, кроме тоски.

К тому же ноябрь. Полудни стали лаконичны, а закаты строги, и в огнях Гибралтара ^[13] деревня стоит чужая. Ноябрь всегда мне виделся Норвегией года. N. все еще у сестры, которая положила свое дитя в ледяную колыбель утром прошлого понедельника ^[14]. Великий Боже! Я заметила, что где Смерть уже раз побывала, она склонна возвращаться с визитом, внушая желание предвосхищать ее приближение.

Тяжело, когда газеты сообщают о том, что друг плывет на корабле, — и не знать, в каких он теперь водах ^[15]. При случае он сойдет на берег. Об этом нельзя поведать? Где сегодня скрывается Любовь?

Скажите милому Доктору ^[16], что мы говорим о нем с иностранным акцентом, будучи уже вовлечены в дела обширные и недосказанные ^[17]. И еще мы затаили дыхание и переживаем за Вас, нашу сестру. Горче смерти умирать по умирающему ^[18].

Вести обо всем этом были бы утешением, когда представится случай и возможность.

Эмили

Джеймсу Д. Кларку
Март 1883 г.

Дорогой друг!

Мы верим, что в последние несколько недель, когда у нас не было вестей от Вас, Вы набрались сил и ждете приближения этого ласкового врача — весны, ведь сердце уже слышит лазурных птиц, сиалий ^[19], — очаровательные призывы, — и я не смела надеяться в то Утро, когда Вы пришли с мистером Браунеллом, что смогу поговорить с Вами наедине, точнее говоря, в присутствии только моей Сестры, моего исключительно дорогого земного друга, хоть великие секреты Жизни и открываются вполне только после того, как покидают нас, — и я чувствую, что должна бы безостановочно благодарить Вас — если бы это не было бестактно. Домочадцев у нас немногим больше, чем у Вас, — Винни, я и два человека прислуги составляют наш домашний круг, и еще у нас зачастую каждый день бывает мой брат. Жаль, что я не могу показать Вам гиацинты, которые смущают нас своей прелестью, хотя трепетать перед цветком, может быть, и неразумно, но все же часто красота — робость, а и того чаще — боль.

Тихое «где же она?» — это все, что осталось от нашей любимой Матери, и я благодарю Вас за рассказ о Вашей. Передайте, пожалуйста, привет от меня Вашему Брату, который любил моего ушедшего друга ^[20].

Искренне,
Э. Дикинсон

Марии Уитни ^[21]
1883 г.

Дорогой друг!

Не правда ли, далекий друг так же таинственен, как клубень в земле, и не клубень ли самая пленительная из растительных форм? Не он ли овладел Библией, если мы позволим себе говорить о сделанном ей выборе? «Полевые лилии»! ^[22]

Я никогда не могу пройти мимо лилии, не вспомнив о Соломоне с тоской и не влюбившись в «лилию» снова ^[23]; будь я уверена, что меня никто не видит, я бы, возможно, совершила попытку с ней сблизиться, в чем в будущей жизни пришлось бы раскаяться.

Яблочный цвет был немного смущен вчерашней метелью, но птицы изо всех сил подбадривали его — и как удачно, что малютки пришли поддержать своих дамасских братьев!

Вы говорили, что придете с «яблочным цветом» — это сделало нас сообщницами.

Ярость симпатии раскрывается полнее всего детьми...

В нас живет сладостный волк, требующий, чтобы его накормили, — не так ли?

Я без труда представляю себе Вашу симпатию к малым сущим, таинственными путями оказавшимся в Вашем попечении. Птицу, которая ищет у нас крох, отличает жалобность. Я радуюсь, что Вы смогли с ней быть, потому что считаю, что раннее духовное влияние может оказаться благословеннее для детей, чем нам дано знать. Как бедна обстановка милости! Как скуден небесный покров!

Не лестница, а небеса —
Опора птичьих тел,
И птичьим трелям не нужны
Ни ноты, ни пюпитр.

Не многосложна благодать —
Иисус сказал о Нем:
«Придите», силы, дайте взмах
Для херувимских крыл.

Эмили

Марии Уитни
1883 г.

Дорогой друг!

Вы как Бог. Мы молимся Ему, а он отвечает: «Нет». Тогда мы молимся Ему, чтобы он взял «нет» обратно, а он не отвечает вообще, и тем не менее «Ищите и обрящете» — благодеяние веры.

Вы пропустили свидание с яблочным цветом — японская яблоня даже снесла плод, призывая Вас, но чтобы достучаться до человеческого сердца, нужен серебряный колокол.

Я надеюсь, что Вы по-прежнему среди живых и в регионах яви.

В колледже вручают дипломы. Радостному возбуждению сегодня есть чем заняться.

Прошлое не из тех нош, которые можно сложить с плеч. У меня стоят перед глазами отец и мистер Боулс — их глаза как одинокие кометы ^[24]. Если будущее не уступает во власти прошлому, как соединить взгляд в прошлое с видом в будущее?

С лодыжкой в повязке из-за коварного вывиха и думая о Вас почти в слезах — эта неделя и ее события напоминают мне о Вас, — я шлю эти слова уныния.

Флюгер диктует направление ветру.

Вас нет там, где мы думали, так сказал Остин ^[25]. Как странно сменять небо над головой, если только вслед за путешествующим не отправляется его звезда — а Ваша звезда оставила за собой астральный след.

Винни ^[26] жмет Вам руку.

Как обычно, с любовью,
Эмили

Марии Уитни
1884 г.

Дорогой друг!

Я не могу восстановить в памяти образ друга, если не знаю, чем он занят, и мы трое хотим думать о Вас. Я спросила Остина о деле, которым Вы увлечены, и он сказал, что Вы «занимаетесь важной работой»! Сказано весомо, но неопределенно. Мысль о Вас в большом городе окружена нимбом пустынности.

Утешьте нас разъяснением...

Винни довольна своими обязанностями, кисками и бутоньерками, так как внутренний садик пусть и мал, но победоносен.

Там есть багряные гвоздики с намеком на колдовство и гиацинты, усыпанные обещаниями, которые, я знаю, будут исполнены.

Как драгоценно слышать Ваш звонок в дверь и шаги Винни, сопровождающей Вас к тем мелодичным моментам, из которых и состоят друзья.

И это тоже — вымысел.

Боюсь, что в техническом смысле воскресение из мертвых не вызовет у нас особенного интереса, раз видеть лицо, которое единственно и означает для нас воскресение, оказывается для нас больше, чем мы способны вынести, и я не смею даже думать о ненасытности такого взгляда и о взгляде в ответ ^[27].

Память — великий искуситель.

Эмили

Доктору Томасу Филду и Саре Филд, которые прислали букет ^[28]
1884 г.

Изгнание из Эдема становится неразличимо в присутствии таких благословенных цветов, и, не в обиду Писанию, Рай продолжается.

Биконсфилд ^[29] говорит, что «наступило время, когда раз и навсегда должно решиться, кому принадлежат великие ворота в Индию».

Я так думаю, что этот кто-то стоит со мной по соседству.

С учтивой благодарностью,
Эмили

Юджинии Холл ^[30]
1885 г.

Дорогой «Джин»!

Чудесный цветок, который ты мне прислала, похож на маленький кувшин специй и наполняет прихожую коричным запахом.

Должно быть, руки у тебя способные, раз ты умеешь делать такие пряные гвоздики. Наверное, тебя этому научила твоя кукла. Я знаю, что куклы иногда бывают мудры. Красногрудые дрозды — мои куклы. Я рада, что тебе так сильно нравятся цветы. Надеюсь, что птицы тебе нравятся тоже. Это экономично: не надо тратиться на путешествие в Небо.

С любовью,
Эмили

Саре Такермэн ^[31]
Октябрь 1885 г.

Дорогой друг!

Я думала о Вас в Вашем одиноком путешествии и уверена, что благословенная героиня была Вам рада, хоть и немо. Верю, что Вы вернетесь благополучно и с большей твердостью в руках, ведь смерть заостряет способность удерживать важное.

Октябрь — бурный месяц, потому что маленький Гилберт умер в октябре ^[32]. «Откройте дверь, — таков был его последний возглас, — мальчики меня ждут». Привыкшая выполнять его приказания, его тетушка повиновалась, и вот прошло уже два года и много дней, а он все не возвращается.

Где вьет себе гнездо мой жаворонок?

Но горн из Послания к коринфянам ^[33] перекрывает птичий щебет, и вот я прикрываю Ваше сердце, чтобы его не поразил лишний выстрел.

С нежностью,
Эмили

---

^[1] Эмили Дикинсон. «Стихотворения. Письма». Серия «Литературные памятники». «Наука» (Москва), 2007.

^[2] Из дневника А.Г. Гаврилова, запись от 14.01.1988.

^[3] Turdus migratorius, американский робин, или странствующий дрозд. Его грудь окрашена в ржаво-красный цвет.

^[4] Дези (как Дикинсон называет саму себя в этих письмах), Daisy — по-английски не только имя, но и название цветка (ромашка).

^[5] Династия Плантагенетов была дорога Дикинсон скорее всего не сама по себе, а как материал пьес любимого ей Шекспира.

^[6] Из поэмы Байрона «Шильонский узник» (1816).

^[7] Собака Дикинсонов.

^[8] Боболинк, или рисовый трупиал (Dolichonyx oryzivorus), — перелетная птица, широко распространенный в Северной Америке вид. Время брачного пения боболинка приходится на конец весны — начало лета.

^[9] Это письмо уже было опубликовано в переводе А.Г. Гаврилова, но новый перевод был выполнен из-за нескольких существенных разночтений.

^[10] Младенцу-сыну Холландов сделали операцию на сухожилие ступни. Байрон был хром от рождения.

^[11] Существует перевод отрывка из этого письма, сделанный А.Г. Гавриловым. В 1853 году Эмили Дикинсон познакомилась с Элизабет Холланд через ее мужа, журналиста Джосайю Холланда, и быстро с ней сблизилась. Их переписка продолжалась до последних месяцев жизни Дикинсон.

^[12] Маргарет О'Брайен, работавшая прислугой в доме Дикинсонов.

^[13] Так Дикинсон звала холм в Амхерсте.

^[14] Речь идет о Марте Гилберт Смит, сестре жены брата Эмили Дикинсон. В начале ноября 1865 г. у нее умерла двухлетняя дочь, а за четыре года до этого она уже похоронила младенца-сына.

^[15] Сэмюэл Боулс, с которым Эмили Дикинсон была в дружеских отношениях, в это время был на борту корабля, вышедшего в море из порта Сан-Франциско. Этот факт был упомянут в газете «Спрингфилд дейли репабликэн», но не был упомянут пункт назначения корабля.

^[16] Мужу Элизабет Холланд.

^[17] Дикинсон предположительно намекает на немецкий перевод биографии Авраама Линкольна, которую написал доктор Холланд. Скорее всего, Элизабет Холланд упомянула в письме к Дикинсон о том, что его книгу как раз переводят на немецкий.

^[18] Видимо, кто-то из близкого круга Холланд был в это время при смерти.

^[19] Sialia sialis, распространенный вид некрупных птиц с синим оперением.

^[20] Джеймс Кларк и его брат Чарльз вступили в переписку с Эмили Дикинсон после смерти их общего друга, священника Чарльза Уодсворта. Упомянутый в письме Чарльз Браунелл был деловым партнером Д. Кларка: они вместе основали школу «Кларк и Браунелл» в Нью-Йорке. Матери Дикинсон на момент написания письма уже не было в живых.

^[21] Дикинсон познакомилась с Марией Уитни через Сэмюэла Боулса, с которым у Уитни была особая связь, и очень подружилась с ней после его смерти. Уитни активно участвовала в благотворительном Обществе помощи детям.

^[22] «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут» (Мф. 6:28)

^[23] «Что лилия между тернами, то возлюбленная моя между девицами» (Песн. 2:2)

^[24] Отца Дикинсон и Сэмюэла Боулса на момент написания письма уже не было в живых.

^[25] Брат Дикинсон.

^[26] Сестра Дикинсон Лавиния.

^[27] Возможно, Дикинсон намекает на неловкую для нее ситуацию, связанную с визитом Марии Уитни незадолго до написания этого письма: Уитни пришла навестить Дикинсон, но она в этот момент почувствовала себя не в силах принять гостью.

^[28] Томас П. Филд преподавал историю и толкование Библии в Амхерстском колледже.

^[29] Бенджамин Дизраэли, граф Биконсфилд, премьер-министр Великобритании в 1868 г. и с 1874 по 1880 г. Дикинсон цитирует его речь в парламентских дебатах 20 февраля 1880 г.

^[30] Дальняя родственница Дикинсонов, которую Эмили называла «немного племянница» и к которой относилась с особенной симпатией.

^[31] Жена профессора ботаники в Амхерстском колледже. Такермэны жили по соседству с Дикинсонами.

^[32] Племянник Дикинсон, поздний ребенок брата Остина, умер в возрасте восьми лет. Эту смерть Дикинсон очень тяжело перенесла.

^[33] «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие». 1 Кор. 15:51—53.

Понравился материал? Помоги сайту!