Ребенок и книга: проблема выбора

Как-то на одном из семинаров для взрослых, посвященном проблемам детских книг, очень уважаемая мною коллега отметила, что мое выступление проникнуто уважением и демократическим отношением к детям, а вот к взрослым отношение скорее патерналистское.

И это правда: отстаивая право детей на свободное чтение, как-то незаметно для себя обвиняю взрослых, указываю им, как правильно или лучше. Рекомендую, настоятельно советую и веду куда-то — именно так воспринимается пламенный рассказ про книги. В назидательной и поучающей интонации меня совершенно справедливо упрекнули и комментаторы одного из предыдущих материалов («Нелюбовь к зеркалу»). Хотя моя позиция по отношению к взрослым — родителям, педагогам, даже депутатам — скорее толерантная, нежели патерналистская: НЕТ книг для ОБЯЗАТЕЛЬНОГО чтения. Книг много — каждый может найти СВОЮ.

Попробую наоборот: поговорю о литературе с детьми и буду защищать право взрослых оставаться взрослыми, то есть имеющими право «самим решать» (без иронии пишу).

Последняя неделя сентября была отмечена тем, что в США и даже в отдельных местах в России прошла Неделя запрещенной книги («Запретят ли “Колобка”»). Попробовала и я выйти с темой запрещенных книг в школу, к подросткам. Получился урок в седьмом классе. Мой рассказ про сожжение книг в Средние века, в нацистской Германии, про судьбу сказок К. Чуковского и про то, что книга всех времен и народов тоже была запрещена, был встречен тихо. Немножко недоуменно.

Показалось, что вижу до боли знакомый шарф, развевающийся на ветру, и стало ясно, что каждый сидящий в классе подросток повторяет про себя: «Странный народ эти взрослые».

Объяснила семиклассникам, что относиться к запретам можно и нужно с пониманием: мол, озвученный запрет — это последовательная позиция человека, которую он готов отстаивать в обществе или даже в суде. Это само по себе очень здорово. Страшно только, когда запрет связан с агрессивными действиями. И история запрещения книг для детей показывает, что после запрета книгу не забывают, а зачастую, наоборот, начинают обсуждать, читать, а иногда вводят в школьную программу.

Предложила высказаться: чем же страшны книги и почему их запрещают?

Дети довольно спокойно (удивленно-равнодушно) стали рассуждать:

— дети могут прочитать что-то, что запрещено законом;
— дети могут прочитать о том, что делает герой книги (например, он сбегает из дома), и тоже так поступить;
— книга может изменить сознание человека.

Можно как методический прием брать на вооружение — куда более продуманно и аргументированно получилось, чем ответы на вопросы о пользе чтения и книг. И чувствую, что вокруг не кабинет учебный, а космос, и в нем много маленьких планет: баобабы, вулканы, роза.

Продолжаем искать ответ:

— книги заставляют думать;
— книги могут изменить сознание.

И в классе что-то рыжее мелькнуло, и послышалось про «в ответе за тех…»

Перешли к актуальному — к тем книгам, которые пережили угрозу запрета в нашей стране совсем недавно. Выслушав про уголовное дело против «С кем бы побегать» Д. Гроссмана, семиклассники молча записали название книги. Узнав про книгу «Флаги мира», стали высказываться:

— мне абсолютно все равно;
— мне обидно;
— а что такого, ведь это было давно;
— может быть, наши захватчики когда-то принесли пользу, а значит, это можно расценить по-разному;
— надо признавать свои ошибки;
— я бы перепроверил;
— меня не задевает эта фраза.

Увы, ни один не спросил: а вы как к этому относитесь? Хотя почему «увы»?

И знаете, что важно понимать про запреты: идею о том, что у людей должны быть разные взгляды на книги. В статье, в рецензии могу только советовать. Никогда не позволю себе отрицать какие-то книги — я не против чтения сказок, фэнтези, стихов. Напротив, считаю такое чтение очень важным.

А вот поведение запрещающего, который требует не оградить СВОИХ детей от книги, а старается лишить ее ВСЕХ, мне кажется не только странным, но и требующим общественного порицания.

Мы, взрослые, встроены в систему отношений, где доверие определяется не свободой самоопределения, а ожиданием совета, руководства, «правильной» (спасительной) идеи. То есть доверие других взрослых ко мне возникает не в случае моего доверия к ним (как это бывает с детьми и подростками), а в случае демонстрации моей компетенции. Говорю об этом с полной ответственностью, так как практически все попытки построить отношения со взрослыми (педагогами, специалистами других помогающих профессий, родителями) на демократической основе и самоопределении в вопросах детского чтения и детской литературы оборачивались крахом.

Почему так не происходит с детьми? Думаю, что это оборотная сторона детской литературы — она предполагает для взрослого особое место. Место того, кто в ответе. Ребенок же в компании хороших детских книг чувствует себя вдвойне защищенным.

Так ли это? Решила поговорить с самыми читающими детьми. С финалистами конкурса «Книжный эксперт XXI века», первый, пилотный, сезон которого завершился 15 октября. На мое предложение поучаствовать в круглом столе о чтении откликнулись три девочки: Александра Дворецкая (10 лет), Арина Лебедева (13 лет) и Ксения Полковникова (13 лет).

Говорили о доверии и выборе книг. Мой первый вопрос был определен желанием выяснить, верны ли опасения взрослых насчет самостоятельности детей в выборе книг, а с другой стороны — желанием выяснить, насколько самостоятельность важна для читающего ребенка. Попытались развеять опасения взрослых и одновременно их главное ожидание от детского чтения — что высока вероятность того, что ребенок, прочитав о чем-то, захочет повторить это в жизни. Рассуждали о плохом и хорошем: мне кажется, зря беспокоимся — дети немножко мудрее, чем мы думаем. И, к счастью, они несколько сложнее понимают «добро и зло», чем мы пытаемся им представить.

***

Екатерина Асонова: Кому вы доверяете в вопросах выбора литературы для чтения? Кто это: взрослые или ваши ровесники? Можете определить, чем этот человек вас привлекает? Почему вызывает доверие?

Александра Дворецкая: В выборе книг я доверяю автору понравившегося мне произведения. После прочтения одной его работы хочется читать его книги еще и еще. Так я прочла различные серии книг. Например, все доступные мне книги Кира Булычева, серию о «Гарри Поттере» и многие серии произведений других, менее известных писателей. Хотя не всегда все книги данного автора вызывают столь сильные эмоции, как первая.

Но вот где взять первую книгу? Конечно, в библиотеке. Библиотекарь — это тот счастливый человек, который всю жизнь находится среди книг, и мне кажется, что ему можно доверять в их выборе. К тому же библиотекарь — это не торговец на рынке, желающий продать весь свой товар, он не попытается подсунуть книгу похуже, а дает именно ту, которая заинтересует меня.

После участия в конкурсе «Книжный эксперт XXI века» на сайте «Папмамбук» я нашла для себя много новых книг и новых для меня авторов, произведения которых мне хотелось бы прочитать. Эссе по этим произведениям представляли участники конкурса, такие же читатели, как и я.

Ксения Полковникова: При выборе книги я руководствуюсь собственными интересами, но иногда я могу принять совет и от родителей, и от знакомых, однако при условии, что это меня привлечет. Чаще всех мне советует книги лучшая подруга, и я не могу не доверять ее литературному вкусу, а поэтому прислушиваюсь к ее рекомендациям. К тому же потом мы часто обсуждаем прочитанное.

Арина Лебедева: Я обычно сама выбираю книги для чтения. Иногда прислушиваюсь к советам родственников или друзей. Только очень не люблю, когда советуют очень настойчиво.

Асонова: Бывает ли так, что прочтенная книга служит «руководством к действию» — побуждает к поступку, вызывает желание попробовать что-то или испытать на себе?

Полковникова: Активных внешних действий я за собой не наблюдаю, но во мне, конечно, происходит большая внутренняя работа по осмыслению прочитанного.

Лебедева: Бывает, еще как бывает… После прочтения «Хоббита» очень захотелось самой отправиться в какое-нибудь большое и интересное путешествие. А после примера Остапа Бендера стала легче относиться к жизни, и возникло желание стать великим комбинатором.

Асонова: Может ли отрицательный персонаж произведения быть привлекательным?

Дворецкая: Время от времени мне действительно бывает приятен отрицательный герой. Так как в большинстве случаев главный герой очень силен, излишне добр, не обязательно умен, зато имеет кучу умных спутников и советников, помогающих в решении трудных проблем. Вообще, как сказал Чехов, чаще всего встречается в романах, повестях и т.п. «герой, спасающий героиню от взбешенной лошади, сильный духом и могущий при всяком удобном случае показать силу своих кулаков». А у отрицательного героя довольно часто есть все те черты характера, которые я ценю в человеке. Отрицательный герой обычно умен и хитер, он умеет водить за нос, и одной физической силой его не победишь.

Выслушав про уголовное дело против «С кем бы побегать» Д. Гроссмана, семиклассники молча записали название книги.

Полковникова: Я считаю, что отрицательный герой, безусловно, может быть привлекательным! Иногда даже так бывает, что в книге этот персонаж более эффектный и интересный, чем главный положительный. На примере Воланда-сатаны или Мефистофеля из «Фауста» можно убедиться, что, даже являясь отрицательными, эти герои сохраняют некую притягательность и очаровательность. Разумеется, я не считаю, что зло хорошо само по себе, но герои получились такими привлекательными благодаря таланту писателя.

Лебедева: Может ли отрицательный персонаж пробуждать светлые чувства? Может. К примеру, Горлум. Он последняя тварь: убил своего друга из-за Кольца. Но его в первую очередь просто по-человечески жалко. Или Воланд в «Мастере и Маргарите». По логике вещей, раз он князь тьмы — следовательно, он отрицательный. Но Воланд сразу же пробуждает к себе симпатию. Или картина «Демон» Врубеля. Что в нем темного и отвратительного?

Асонова: Что такое «хорошая книга»? И что такое «книга плохая»?

Дворецкая: Хорошая книга — это книга, после прочтения которой хочется дальше читать книги этого автора. Плохая книга — это книга, после прочтения которой не остается никаких воспоминаний и не хочется читать дальше книги этого автора.

Полковникова: Хорошая книга — это книга, которую можно перечитывать без конца, любить каждое слово в ней, помнить каждую страницу. Плохая книга — книга, не несущая в себе никаких чувств, пустая, ни о чем.

Лебедева: Плохая книга — это книга без смысла. Книга, написанная ради прибыли или выгоды, а не ради каких-либо духовных устремлений.

Асонова: Премия «Книгуру» — это премия, в которой членами жюри являются подростки. Хотелось бы участвовать в ней? И правильно ли это — доверять детям присуждение премии за лучшую детскую книгу?

Как вам кажется, честно ли проходит присуждение? Точно ли взрослые не вмешиваются в процесс?

Дворецкая: Конечно же, мне хотелось бы поучаствовать в премии «Книгуру». Наверное, всем в какой-то степени хочется побыть человеком, от решения которого зависит дальнейшая судьба какой-либо книги. Я думаю, совершенно правильно доверять присуждение премии детям, так как выбранную книгу будут читать такие же, как они, ребята. Тем более если дать право выбора взрослым людям, то они, без сомнения, выберут не самую интересную книгу, а самую поучительную. Я думаю, что присуждение премии проходит совершенно честно, так как детей, в отличие от взрослых, невозможно подкупить. Взрослые точно не вмешиваются в процесс выбора, да и зачем им это делать, книгу-то читать будут не они.

Полковникова: Узнала об этой премии впервые, думаю, что участвовать было бы очень здорово. Весьма правильная позиция — доверять детям присуждение премии: дети мыслят иначе, чем взрослые, и потому оценить как ребенок больше не может никто.

Могу только предположить, что это не обходится без влияния взрослых, которые все-таки могут несколько контролировать процесс, но, повторюсь, это только предположение.

Лебедева: Участвовать не рвусь, но если пригласят — с удовольствием. Доверять выбор лучшей детской книги детям — правильно. Вы же не пошлете электрика за тканью для портнихи? Любая вещь, любое произведение искусства должны проходить «проверку» теми, для кого это создано, а не сторонними людьми.

Мне кажется, что это честная премия.

***

Вопросы задавала не только я, но и сами участники.

Лебедева: Есть ли у вас привычка воображать или рисовать героев, места и события из книги? У меня есть. Это делает чтение полнее и интереснее.

Дворецкая: Да, я правда, читая книгу, вижу в своем воображении ее героев, вижу отчетливо, как стоящих рядом со мной собеседников: когда я читаю, сама становлюсь одним из жителей книжного мира. А рисую я, если честно, ужасно, да и рисовать не люблю. Поэтому на бумаге у меня героев нет.

Полковникова: Я больше занимаюсь устным словесным рисованием, с бумагой и карандашами я не дружу, но зато обожаю книги с прекрасными иллюстрациями.

Асонова: Обязательно рисую и героев, и места — только делаю это мысленно. Особенно люблю читать книги, которые пишут художники (например, Мариам Петросян): в них совершенно удивительные — зримые — образы персонажей. А вот рисовать красками или карандашами практически некогда. И иллюстрации по книге никогда не доводилось делать. Зато мне частенько удавалось дать удачное задание моим ученикам (когда-то я работала в школе и преподавала русский язык и литературу в 5—11 классах): удача была в том, чтобы выбрать наиболее интересный текст для иллюстрирования. Это были «Алиса в Стране чудес» Кэррола и «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле.

Ребенок же в компании хороших детских книг чувствует себя вдвойне защищенным.

Лебедева: Любите ли вы писать фанфики? Почему? Я люблю. Это помогает взглянуть на героя или сюжет с другой стороны и хорошо расслабляет.

Дворецкая: До школы я действительно писала фанфики, так как хотелось, чтобы любимая книга продолжалась. А сейчас хочется писать что-то свое, отличное от всех, ни на кого и ничем не похожее.

Полковникова: Писать фанфики очень люблю! За моими плечами довольно много подобных мини-работ, больше всего по Роулинг и Емцу.

Асонова: К стыду своему, я совсем не интересуюсь фанфиками. И вообще узнала о них на научной конференции из доклада одной коллеги. Сначала не могла понять, о чем идет речь.

Сейчас я знаю, что это такое. Знаю даже, что мой брат пишет такие вещи — продолжения, собственные истории про любимых героев фэнтези. Мне кажется, что это очень важная новая практика чтения современных людей.

Лебедева: Последний вопрос для любителей фэнтези и волшебных сказок: что является для вас символом Волшебной страны? Для меня это зеленый цвет, вереск, свобода и волшебник в сером плаще…

Дворецкая: У меня, как и у Арины, с фантастикой ассоциируется зеленый цвет, а кроме того, черные краски. Полет. Падение. Восторг. Магия вокруг. Пульсатор активирован. Черная мантия. Эльфийская башня. Зеленые глаза. Черные крылья. Возникающий по призыву серебряный магический меч. Черные, блестящие, окропленные кровью доспехи. Бластер за поясом. Мешок с ядом. Волосы — огонь. Душа и мозг переполнены злостью и яростью. Руки служат оружием для нанесения смертельных ударов противникам, не успевшим нанести удар первыми.

Полковникова: Для меня символами Волшебного мира являются, наверное, высокие черные деревья, холодный воздух, густой туман и загадочная улыбка Чеширского кота.

Асонова: Волшебная страна всегда спрятана за горами. И еще в ней обязательно какие-то непривычные звуки. Даже тишина в ней должна быть какой-то другой.

Следующий сезон конкурса начинается уже 1 ноября.

Редакция благодарит Всероссийский конкурс на лучшее литературное произведение для детей и юношества «Книгуру» за поддержку при работе над этим материалом.

Понравился материал? Помоги сайту!