Разговор c оставшимся
Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245121Оратория Феликса Мендельсона «Илия» прозвучит 12 апреля 2020 года в рамках фестиваля «Опера Априори». В России она почти не имеет истории исполнений. За пульт встанет Максим Емельянычев, а в заглавной партии выступит баритон Владислав Сулимский — солист Мариинского театра, востребованный во всем мире, прежде всего, в вердиевском репертуаре.
— Как вам работается с Мендельсоном?
— Раньше я никогда не сталкивался с его творчеством. Это не совсем распространенный композитор у нас в вокальных кругах, я вообще только в прошлом году узнал, что у него есть оратории. Музыка интересная, конечно, но сложноватая для восприятия.
К тому же у меня всего два-три случая было, когда я пел на немецком, хотя я хорошо знаю фонетику и прононс — я занимался с коучем и сейчас поеду в Мюнхен на постановку, заодно буду там учиться у немцев.
— Как вы попали в проект?
— Руководитель фестиваля Елена Харакидзян, воодушевленная успехом нашего предыдущего проекта (оперный гала в Казани с участием меццо-сопрано Екатерины Семенчук и дирижера Александра Сладковского. — Ред.), решила еще раз меня пригласить, но уже на более серьезную музыку. Видимо, ей кажется, что в Верди и прочем итальянском репертуаре не до конца раскрывается мой потенциал, вот она и решила меня загрузить Мендельсоном. Спасибо, что не Бергом.
— А как у вас с новой музыкой?
— По необходимости: если родина (то есть Мариинский театр) приказывает. Но мой склад характера и ума не подходит этой музыке. Я всегда был гуманитарием, а сегодня у музыки математический склад. У меня за плечами и Шостакович, и Щедрин, что о-го-го для выучки и для воспроизведения... Современных композиторов я тоже пел на каких-то концертах, но это так, проходной репертуар.
— Не для души?
— Для души — Верди, Чайковский.
— Их и слушаете?
— Во время гастролей бывают очень интересные спектакли с хорошими исполнителями — естественно, я пойду без всяких колебаний, если у меня есть время. Это и саморазвитие тоже. Вот с дочкой недавно ходили даже на Тиму Белорусских. Я вообще всеядный: могу слушать и какой-нибудь трэш металлический, и панк-рок, и попсу, и даже Вагнера — я люблю слушать Вагнера. Или казачьи песнопения хоровые.
В фильмах, кстати, я тоже люблю все жанры. Главное, чтобы захватывало.
— А любимые оперы есть?
— Для слушания или для исполнения? Для исполнения — наверное, «Макбет» и «Риголетто».
— Не «Бокканегра»?
— Вы знаете, там нет вокальных сложностей, которые могут как-то подзадоривать: просто кайфуешь оттого, что ты на сцене. Но интереса мне больше все-таки в драматических ролях, злодейских.
А для прослушивания — наверное, все-таки «Пуритане». Могу слушать эту оперу целыми днями. Музыка потрясающая, особенно теноровые арии. Я вообще люблю теноровые арии слушать. Не знаю почему.
— Есть любимые тенора?
— Очень много! Практически все итальянцы старые. Из современных — Кауфман. Когда он действительно творит, он очень интересен. Итальянцы современные меня особо не впечатляют. Больше предпочитаю стариков слушать.
— Например?
— Джильи. Паваротти. Даже для того, чтобы подстроить свое ухо, достаточно перед спектаклем послушать минут 20 Паваротти — и все, тон твой настроен. Альфредо Краус прекрасно заходит. Корелли — это даже не обсуждается.
— С баритонами такой любви нет?
— Я их столько переслушал, что уже поднадоели. Хотя Каппуччилли тоже могу слушать без перерыва, искать каждый раз какие-то новые оттенки, которые он делает в разных записях по-разному.
— В фильме «Парижская опера» молодой певец Михаил Тимошенко смотрит на Брина Терфеля и тщательно все за ним повторяет — хотя, как мы сейчас знаем, он вырос совершенно самостоятельным артистом. А у вас были герои, на которых хотелось быть похожим?
— Нет, у каждого свой путь. Кого-то копировать — это, по-моему, вообще верх глупости.
— За вами не ходят желающие копировать?
— Не знаю, не знаю. Может быть, ходят. У меня друг есть, Валера Калабухов. Многие говорят, что у нас даже голоса похожи. Валера мне много помогает с устроением мастер-классов, ведет группу мою «ВКонтакте», потому что у меня самого времени на это нет.
— Кстати, про группу. Как вы относитесь к тому, что у вас полноценный фан-клуб?
— Мне, прежде всего, очень приятно. Я думаю, любому приятно, когда слушают тебя, уважают, любят. Это даже помогает раскрытию личности в дальнейшем. Я болезненно воспринимал критику, когда только пришел в театр, но постепенно я понял, что на критике-то и надо учиться: ведь люди со стороны замечают твои ошибки. Я сначала бесился, а потом начал прислушиваться и через какое-то время понял, что эти люди действительно помогли мне избавиться от многих недостатков. Я благодарен за конструктивную критику.
Есть, конечно, сейчас очень популярные интернет-каналы — не будем называть имена, — огульно хающие вообще все, ловящие какое-то хейтерство, хайп на этом. Этого я не понимаю вообще. Ведь если все певцы соберутся и сделают то же самое — они просто размажут хейтеров по стенке. Но сам я вообще стараюсь не реагировать ни на какие па в мою сторону.
— Но читаете?
— Сам я никогда не смотрю эти live-журналы. Добрые люди донесут, знаете.
— Вы говорите, что сильно изменились как певец...
— Сейчас у меня есть педагог в Италии. Тогда мы разругались с Академией молодых певцов при Мариинке, и я был выпущен в вольное плавание. Я использовал это время для поездки в Италию, для осознания, поиска себя нового. Там произошла встреча с моим теперешним коучем Паоло де Наполи. Я приехал на его мастер-класс, причем приехал таким полным сил, бравым парнем. Спел весь баритоновый репертуар, который можно было спеть, на первом же занятии. После Паоло сказал: это все, мол, замечательно, но давай поправим вот это, вот это и вот это. И к концу мастер-класса я не мог даже допеть арию Макбета на заключительном концерте.
Я понял, что мне пришел конец и пора завязывать вообще с пением. Я взял жену и тещу, мы сели в машину и поехали на море отдыхать. Две недели вина, гриля, моря, солнца, сигар, а когда я вернулся в театр в сентябре, я понял, что придется еще как-то работать, деньги зарабатывать. Пришел к Елене Константиновне Матусовской, моему концертмейстеру, и говорю: «Елена Константиновна, давайте что-то будем искать опять заново». Рассказал историю мастер-класса. «Давай, — говорит, — не впервой».
Постепенно в ходе первого же урока я понял, что что-то новое у меня есть. Видимо, переварилась в голове та информация, которую до меня пытался донести Паоло, но которую я воспринимал не совсем адекватно — потому что считал, что то, что я знаю, правильно и хорошо, а он хочет вмешаться. Обычная проблема всех учеников и учителей.
К концу урока Елена Константиновна подтвердила: «Да, мне нравится то, что ты сейчас делаешь. Ты так не пел, когда уезжал в Италию».
Так получилось, что через какое-то время Гергиев поставил меня в концерт петь сцену смерти Родриго из «Дона Карлоса» Верди — то, что у меня всегда вызывало страх и трепет. Я не очень умел ее исполнять. А на том концерте я как-то по-новому себя почувствовал. На YouTube есть запись, и я иногда ее переслушиваю, чтобы понимать, как я пел тогда.
И практически сразу поддержка Валерия Абисаловича стала просто громадной, доверие какое-то ко мне проснулось в нем. Появилось много партий новых.
И, в принципе, доверие окрыляет. Не только Red Bull.
Сейчас я занимаюсь с Паоло уже почти семь лет. Каждый раз что-то новое находим. В последнее время, правда, не получается часто заниматься, потому что он здесь — я уезжаю, он там — я здесь. Все время разбегаются наши дорожки, к сожалению.
— Вы часто слушаете свои записи?
— Не то чтобы я сижу в наушниках, слюну роняю: ах, как красиво! Нет. Я пытаюсь анализировать, помня свои прежние исполнения. А я помню практически каждое исполнение, где у меня что было не так, думаю, что можно сделать лучше. И, естественно, мне необходимо это слушать.
— Концертное исполнение оперы отличается от спектакля?
— В фильме Вуди Аллена «Римские приключения» человек пел только в душе, так и выезжал на сцену голым и в кабинке. То же самое с концертным исполнением. Ты стоишь как ты есть, в костюме, нарядный, ну, ноты там у тебя, пюпитр — и все! И ты должен вокруг себя построить какой-то мир. Это намного сложнее, чем спектакль.
— Актерские задачи не отвлекают от вокальных?
— Когда человек не уверен в вокале, он концентрируется на проблемах: куда послать звук, как опереть, где взять дыхание — и зритель, даже неподготовленный, сразу увидит, что человек выпадает из сценария. Но когда ты об этом не думаешь, актерство естественным образом выходит на первый план.
— Был у вас какой-то момент, когда вы поняли, что вы не только певец, но и актер?
— У меня с актерством всегда была дружба. Я очень много читал приключенческих книг. Большая библиотека у бабушки была. Я всегда представлял себя героем «Пятнадцатилетнего капитана», «Мушкетеров», «Кортика»... В школе в каких-то сценках играл. Помню, самая моя замечательная была работа: на какой-то школьной вечеринке я исполнял песню из «Бриллиантовой руки» — «Остров невезения». Всем очень понравилось, мои одноклассники до сих пор вспоминают.
— В детстве вы хотели стать певцом?
— Нет, вообще никогда, я даже не думал об этом. Я играл на скрипке. Меня устраивало то, что меня это не устраивало. Я хотел побыстрее расстаться с этим инструментом. И так случай подвернулся, что удалось перейти на вокальное, хотя никогда до этого я не пел.
— Кто ваш любимый дирижер — кроме Гергиева?
— Не могу сказать, что есть один самый-самый-самый любимый.
Мне повезло: практически все дирижеры были ко мне очень лояльны. Мы работали очень хорошо с Александром Джоэлом — это американский дирижер, брат Билли Джоэла. Фантастические руки, умнейший человек, интеллигентнейший. С Туганом Сохиевым пришлось поработать. С Александром Ведерниковым — тоже в Большом театре, замечательный дирижер. С Кери-Линн Уилсон. Многие говорят, что не понимают ее рук, а я удовольствие получал, работая с ней. Еще, помню, в Москве у нас был концерт в Кремле. Там был молодой дирижер, который впрыгнул вместо Каэтани. Тимур Зангиев, по-моему. Я просто в восторге был.
— А из режиссеров есть любимцы?
— Обожаю Дмитрия Чернякова. Обожаю Василия Бархатова.
— Не сложно?
— Нет! Абсолютно!
— И протеста не вызывает?
— Нет. Они умеют объяснить, чего хотят. Бывает, иностранные режиссеры говорят: я вижу это так и так. И хоть ты тресни — разговаривать дальше бесполезно. А с этими ребятами можно обсудить, а иногда и что-то переделать.
— Что вы обычно делаете, когда не согласны с режиссером? Покоряетесь?
— До последнего пытаюсь исправить. Как бы идти от противного. Постепенно переходить от того, что он хочет, к тому, что может быть. Иногда получается, иногда нет.
Вот Кристофер Лой — один из моих любимых иностранных режиссеров. Мы делали «Чародейку» с ним. Он делал очень открытую, современную постановку, и мне повезло: в роли Князя он ничего особо не менял, не извращался. А вот Княжич почему-то пол-оперы в семейных трусах проходил. Максиму Аксенову это очень не нравилось. Много шуток с ним по этому поводу отпускали.
— Но тем не менее Лой вам нравится.
— Да, нравится по человеческому отношению, по профессиональному: он все знает и все понимает. Это не Жолдак, который ставил «Чародейку» в Лионе и говорил: «Я даже не читал эту чушь».
— Есть что-нибудь, чего вы никогда не будете делать на сцене?
— Ну, конечно, нормы этические я преступать никогда не буду. То есть не будет каких-то скандальных прибиваний плоти к помосту, изображения каких-то актов: в рамках дозволенного это может быть, как бы намек, но не более.
— Недавно в Опере Мальмё вы дебютировали в партии барона Скарпиа. Барон умирает на сцене со спущенными штанами — кажется, это довольно неловкий момент.
— Я сам это придумал. Режиссер Софья Юпитер очень доверяла мне, хотя я никогда до этого не пел в «Тоске». По ходу репетиций мы очень сработались. В конце, уже перед генеральной репетицией, я снимал с себя одежду — жилет, галстук, и меня осенило. И вот Скарпиа, весь этот спектакль ходивший как павлин, фанфарон, со всеми расправлявшийся, терпит полный крах, без штанов ползет: «Спасите, помогите». Ниспадение. Она пришла и сказала: «Я не ожидала такого эффекта. Ты очень сильно выступил». Ну все, тогда закрепляем.
— Не обидно быть тем персонажем, который вот так пал?
— Нет, почему же. Мне интересно играть многогранных личностей. Просто злодействовать на сцене неинтересно. Ну что: ходить, рожи кривлять, бровки супить. Злодеи — они же тихие, умные, подлые, как тот же Яго, допустим. Даже Макбета жалко как человека, потому что он не виноват.
— Что, жена заставила?
— Да!
А Скарпиа, на самом деле, для меня — персонаж из «Бесславных ублюдков»: колонель Ланда, которого играет Кристоф Вальц. Это самый главный злодей, очень неприятная личность. И то, как он все делает, его улыбка, с каким сочувствием он иногда говорит — это главная черта маньяка, то есть человека, который готов на подлости и гадости, и она ужасает зрителя больше, нежели постоянные крики, озлобленность.
Я переслушал очень много записей «Тоски» последних лет, и почему-то ни один баритон не поет по нотам. Все поется мимо нот: крики, гавканье. Пуччини этого не писал. Я очень счастлив, что мне довелось сейчас работать с американским дирижером Стивеном Слоуном, который помог мне с осознанием музыкального материала. В Мариинке мы с Аллой Давыдовной Бростерман — признанной трактовщицей Пуччини в России — изучали все досконально, но у нас было не так много времени.
А в целом очень плодотворный получился процесс. Побольше бы таких постановок.
— Если бы вы не были музыкантом, то кем бы стали?
— Я очень много времени уделял футболу и в детстве играть любил очень. Если бы не скрипка, то, может быть, был бы футболистом. Я люблю смотреть футбол, Лигу чемпионов, чемпионаты. Это мое хобби, так сказать. В свете последних событий вера в клуб немножко пошатнулась, хотя люди приходят и уходят, а клуб остается навсегда, потому что «Зенит» — чемпион.
— А другие хобби у вас есть?
— Вкусное вино, сигара... И еще я люблю смотреть всяких рыб. Как только на море вырываемся, сразу маску, ласты — и пошел.
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиМария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен
28 ноября 20245121Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым
22 ноября 20246670Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
14 октября 202413230Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
20 августа 202419693Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
9 августа 202420359Быть в России? Жить в эмиграции? Журналист Владимир Шведов нашел для себя третий путь
15 июля 202423011Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
6 июля 202423759Философ, не покидавшая Россию с начала войны, поделилась с редакцией своим дневником за эти годы. На условиях анонимности
18 июня 202428939Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова
7 июня 202429062Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»
21 мая 202429708