Марио Баткович: «У меня просто не было других инструментов»

Швейцарский аккордеонист-экспериментатор о первом московском концерте, боснийском фолке и музыке, играющей в его голове

текст: Андрей Морозов
Detailed_picture 

21 июля в рамках фестивальной программы Moscow Urban Forum в парке «Зарядье» состоится выступление швейцарского аккордеониста боснийского происхождения Марио Батковича. Свою сольную карьеру Марио начал не так давно — его первая запись увидела свет в 2015 году, но мгновенно привлекла к себе внимание. Джефф Бэрроу из Portishead позвал Марио в британский тур со своей группой Beak>, а через два года переиздал расширенную версию пластинки на своем лейбле Invada.

Швейцарский аккордеонист сумел разрушить общепринятое представление о своем инструменте: вместо ожидаемого фольклора на его альбоме звучат монументальные, но вместе с тем камерные пьесы, попеременно напоминающие о Нильсе Фраме, Колине Стетсоне и даже Филипе Глассе. Трогательная и вкрадчивая меланхолия с налетом мистицизма, хрупкие репетитивные арпеджио, которые запросто можно перепутать с синтезатором, и, напротив, пронизывающий до костей звук, больше похожий на бас-саксофон Стетсона, — все эти контрасты спокойно уживаются в творчестве Батковича.

Накануне своего московского визита Марио Баткович рассказал Андрею Морозову о влиянии боснийского фольклора, рок-н-ролла, классической и электронной музыки, а также о внутреннем радио, звучащем в его голове.

— Я впервые услышал твою музыку на фестивале Le Guess Who в 2016 году, где ты играл в церкви Janskerk. Атмосфера была необыкновенная: площадка заполнена до предела, все сидячие места заняты, даже в проходах практически не было места. Я решил сесть прямо на пол и был загипнотизирован музыкой и всем антуражем. На следующий год я снова отправился на Le Guess Who, и ты снова играл, но на этот раз в концертном зале Tivoli, хотя ситуация снова повторилась: найти свободное место было едва ли возможно. Кажется, у твоей музыки достаточно много почитателей, несмотря на то что ты пока выпустил один альбом. Как тебе удалось этого добиться?

Le Guess Who был большим сюрпризом для меня. Я не знаю, как добился этого результата, в этом вопросе сложно быть объективным — я лично никогда полностью не доволен тем, как играю. Но, оглядываясь сейчас назад, на те два концерта на фестивале, могу сказать, что это было по-настоящему восхитительно. Я был удивлен аудиторией — с тонким слухом и пристальным вниманием к музыке. Я чувствовал, что они счастливы слышать мою музыку. Что меня действительно впечатлило на Le Guess Who — мне не нужно было объяснять, что я делаю, я позволил музыке говорить и рассказывать истории.

— Я никогда не слышал, чтобы аккордеон звучал так, как он звучит в твоих руках. Наверное, ты знаешь, что этот инструмент традиционен для русской культуры, в основном он встречается в фольклоре и произведениях world music. Но твой способ игры заставляет меня забыть об аккордеоне и представить, что я слышу, например, синтезаторы или орган, баритон- или бас-саксофон. Это и было твоим замыслом — изучить возможности инструмента и те звуки, которые можно из него извлечь, или же звучание выработалось случайно?

— Я никогда не пытался найти новый стиль и особый, уникальный звук. Аккордеон в моей жизни появился по случайному стечению обстоятельств: у меня просто не было других инструментов. И сегодня я не то чтобы считаю себя аккордеонистом; я — музыкант, готовый играть на любом инструменте, главное — время и опыт.

Помню, в молодости, когда я ходил в музыкальную школу, все друзья старались играть очень быстро и освоить разные стили: они играли музыку русских композиторов, классическую музыку, балканскую музыку — для них это был почти спортивный интерес. А я тем временем оставался в репетиционной комнате, нажимал одну клавишу и слушал ее часами. Мои учителя тогда говорили: «Этот парень не хочет работать, он не хочет играть». И это действительно так: я не стремился играть очень быстро и на очень высоком уровне — я был парнем, который хотел слушать аккордеон. Тогда у меня не было денег на гитару, синтезаторы и прочие инструменты, которые я использую в своей студии, но я попытался воплотить все замыслы на аккордеоне и задался вопросом — как заставить его звучать нужным мне образом. Самое сложное было убедить людей, музыкальную индустрию, друзей, учителей и всех вокруг меня, что это может сработать. Это был сложный путь, который я никому не пожелаю.

Но сегодня я — счастливый человек: я лечу в Москву играть свой первый концерт после Paleo Festival в Швейцарии, и все прекрасно. Я не люблю, когда люди пытаются втиснуть музыку в определенный стиль. Для меня музыка независима и свободна, это лучший способ коммуникации с людьми. И я верю, что даже если я буду говорить часами, то мне будет сложно объяснить то, что можно рассказать, сыграв всего десять минут музыки.

— Как бы ты охарактеризовал свое положение в современном музыкальном мире? Журналисты и простые слушатели часто используют привычные теги для описания твоей музыки вроде «неоклассика», «минимализм»... некоторые сравнивают ее с творчеством Филипа Гласса, Нильса Фрама или Hauschka. А какие ты сам видишь сходства или можешь выделить влияния?

— Я очень благодарен журналистам, которые позитивно отзываются о моей музыке. И я знаю, что они из лучших побуждений сравнивают меня с минималистами, Нильсом Фрамом, Филипом Глассом. Но я это ненавижу. Ну, это так же, как сказать кому-то: «Вы выглядите как Джонни Депп». Но ты ведь уникален: твое тело уникально, твои лицо, кожа, волосы, глаза — все в человеке непохоже на других.

Забавно, что люди пытаются делать музыку неуникальной. Какой стиль у моей музыки? Я играю в своем стиле. Если бы меня попросили найти слова для описания, я бы сказал, что играю примитивную современную музыку, потому что мелодии примитивные, а способ игры — современный. Но на деле сложно сказать, что я делаю, — у меня нет стиля. В жизни столько ограничений: металлисты не любят техно, рэперы не любят классиков, а для меня у музыки нет барьеров. Вот поэтому я стараюсь делать музыку вне стилей. Я не люблю, когда говорят, что я играю как кто-то. Да, у меня есть элементы минимализма, но моя музыка слишком динамична, чтобы быть минималистичной, а неоклассику я не люблю. Для меня то, что я делаю, — просто свободная музыка. Я верю в два стиля — это честная музыка и нечестная, музыка от сердца и музыка для успеха, денег. Я делаю музыку, потому что должен, я отдал этому свою жизнь. И последнее. Я много путешествовал: переехал из Боснии в Швейцарию, узнавал разные общества и людей, учился классической музыке, хотя я не классический парень — я всегда был в оппозиции. В моей жизни был рок-н-ролл, но это было несерьезно для меня, в техно не было чувства. При этом в моей музыке можно услышать Баха, краут-рок, панк, метал, техно, электронную музыку — все, что я встречал в своей жизни.

Ну, это так же, как сказать кому-то: «Вы выглядите как Джонни Депп».

— Многие открыли для себя твою музыку, когда ты играл на разогреве у Beak> в их туре. Каково это — играть перед краут-рок-группой?

— Я ощущал гул и гудение. Мне действительно нравится эта группа. Но раньше меня никогда не интересовали имена, мне, простите за эти слова, пох**, потому что у меня не было времени и денег, чтобы изучать музыку по стилям, покупать альбомы. Когда я встретил Beak> и отправился с ними в тур, я подумал, что эта музыка похожа на то, что мне нравится. Она очень близка к тому, как я играю, — для меня это своего рода минимализм.

— Ты не новичок в музыке, и у тебя довольно большой опыт — начиная с сольного творчества и участия в большом количестве групп и заканчивая продюсированием и записью музыки для других артистов. Ты экспериментировал с разными стилями и пытался собрать их во что-то единое. За все это время ты не потерял интереса к музыке и способности находить в ней что-то новое? Есть ли что-то такое, что еще удивляет тебя?

— Меня впечатляет музыка, сделанная с настоящим чувством. Когда я был молод, у меня не было денег, потому что я из небогатой семьи. Если я хотел что-нибудь послушать, я слушал радио, потом шел в комнату и играл. Это мой способ приобщения к музыке. Вообще мне нравится очень разная музыка, и поэтому, наверное, я играл в большом количестве групп. Когда мне было 18, я общался с диджеями, и мы делали лайв-шоу на хаус-вечеринках, потом я помню свою первую рок-группу — Remain in Silence: это было в Германии, мы играли что-то вроде готик-рока. Потом я помню швейцарские группы, я пытался сделать что-то вроде локальной версии Тома Уэйтса, потом у нас был грандиозный коллектив из 14 человек, с которым мы вели рок-н-ролльный образ жизни. Мне это очень нравилось.

© Patrick Principe

У меня большой музыкальный бэкграунд, но я долго не понимал, что людям нужен цельный проект — в том числе CD-альбом, чтобы они понимали, что ты делаешь. «Mario Batkovic» —первый альбом, который я сделал под своим именем. И я рад, что ты знаешь, что я был музыкантом до этого, у меня было столько концертов. Иногда мне кажется, что я стал музыкантом только после выпуска альбома. Но это неправда.

Сейчас я еще играю с Reverend Beat-Man с лейбла Voodoo Rhythm, он записал нью-вейв-альбом, и мне теперь нравится нью-вейв. Еще мне нравится Hildegard Lernt Fliegen. Дома я обычно не слушаю музыку, потому что у меня в голове так много мелодий — это как радио в голове, и я могу слушать все что хочу. Единственное, что я иногда переслушиваю, — фортепианные сонаты Бетховена.

— А что ты ощущаешь, записывая музыку для фильмов? Наверное, процесс сильно отличается от записи музыки для себя, когда нет правил и границ (кроме тех, что ты сам для себя устанавливаешь)? При записи музыки нужно учитывать пожелания заказчика, жанр фильма, настроение и множество других факторов, которые направляют твое воображение в совершенно особенное русло. Можешь рассказать об этом процессе?

— Мне нравится писать музыку к фильмам. С одной стороны, есть ограничения, но с другой, я, наоборот, свободен — никто не разозлится, если ты напишешь хеви-метал, или техно, или современную музыку. И мне нравится делать так, чтобы неэлектронная музыка звучала как электроника. Например, как ты заметил, иногда мой аккордеон может звучать как синтезатор. То же с саундтреками: я пытаюсь играть на гитаре так, чтобы она звучала как электроника. Для меня это хорошее поле для экспериментов.

Я играю примитивную современную музыку.

— Сегодня фольклорное звучание становится чем-то вроде нового тренда: традиционные народные группы появляются в лайнапах разномастных фестивалей — от того же Le Guess Who до берлинского CTM. Твой инструмент тоже является традиционным для культур разных стран. У тебя самого есть интерес к фольклору? Учитывая твой переезд из Боснии и Герцеговины в Швейцарию, ты можешь с уверенностью сказать, какая из культур тебе ближе? И расскажи: как ты решил использовать инструмент впервые?

— Конечно, я люблю фолк. Мне нравится фолк разных стран. Боснийская культура — в ней мои корни, это источник моей музыки с самого начала. Я из маленькой боснийской деревни, и я помню пожилых людей, сидящих вместе и поющих песни под сливовицу — это напиток, похожий на водку. Они поют действительно очень плохо и очень громко, с чувством. И это был тот фолк, который я люблю. Мне нравится видеть людей, делающих настоящую музыку. Она может звучать ужасно, но если она идет от сердца — меня она тоже трогает. Рок-н-ролл для меня тоже рождается из чего-то подобного. Эти люди пели, курили сигареты, и это был единственный способ для них приобщиться к музыке, потому что там не было радио, записей, винила. Они сидели вместе и пели всю ночь. В том, что фестивали привлекают народную музыку, мне видится больше своего рода игры в фолк. Мне нравится попытка представить фолк новым способом — а не его переработка.

— Работаешь ли ты над новым альбомом? И если да, то каким он будет — будет ли это снова сольная запись с аккордеоном или же ты планируешь привлечь сессионных музыкантов или, может быть, добавить электронику?

— Как я уже сказал, у меня в голове есть свое радио. И оно играет музыку 24 часа в сутки. Иногда, если мне нравится музыка, я иду в студию и стараюсь зафиксировать ее. Это один из способов работы. То же самое сейчас, когда я говорю с тобой по телефону (смеется). Я все время слышу музыку в голове. И в этом всегда есть и позитивные, и негативные моменты. Позитивные — я все время слышу музыку, негативные — если вы включите мне другую музыку, я слышу две музыки вместе. Иногда мне кажется, что моя жизнь слишком коротка, чтобы реализовать все, что у меня в голове.

В подготовке текста участвовала Валерия Рясина.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Дни локальной жизниМолодая Россия
Дни локальной жизни 

«Говорят, что трех девушек из бара, забравшихся по старой памяти на стойку, наказали принудительными курсами Школы материнства». Рассказ Артема Сошникова

31 января 20221545
На кораблеМолодая Россия
На корабле 

«Ходят слухи, что в Центре генетики и биоинженерии грибов выращивают грибы размером с трехэтажные дома». Текст Дианы Турмасовой

27 января 20221586