«Всигме»: «Дело в том, чтобы выйти на запределье»

Трио «Всигме» в русском хип-хопе стоит особняком. За плечами у этих людей, которые называют себя «сигмачами», — Super Sanyc, Kotzi Brown и Арчанги — несколько важных для своего времени рэп-проектов, самый известный из которых — первая хип-хопера «Копы в огне». В отличие от большинства российских рэперов, «Всигме» не пытаются следовать за глобальными трендами урбан-музыки: обращаясь к древним корням русской культуры — к сказке и мифу, они ищут свой звук и свой язык, придумывают свой мир.

Алина Саранча и студенты мастерской режиссуры музыкального, рекламного и фэшен-видео академии коммуникаций Wordshop (мастерская Андрея Мусина и Алены Кукушкиной) сделали с «Всигме» необычное интервью — о природе и философии их творчества, о роли художника в XXI веке и о сказках Пушкина.

— Вы уже долгое время работаете вместе. Как вам удается быть на одной волне в течение 10 лет?

Super Sanyc: Непросто. Я все время поддаю немного, завожусь.

Kotzi Brown: А я развожусь.

Super Sanyc: У тебя третий ребенок, куда ты собрался разводиться?

Kotzi Brown: Я не про это, не про развод брака, ты что!

Super Sanyc: Нормально, мы более-менее спокойные ребята, поэтому, мне кажется, ума хватает у каждого из нас благодарить высшие силы за то, что мы вместе. Любые конфликтные моменты несущественны.

Kotzi Brown: У меня даже не конфликты, у меня наоборот. Чем я больше «Всигме», тем больше и все остальное.

Super Sanyc: Все остальное — это что, уточни?

Kotzi Brown: Пластинки, дела, музыка. Поэтому конфликтов нет. Только любовь, уважение.

— Складывается впечатление, что «сигмачи» — это не просто сценический образ, это образ жизни. Насколько это верно и есть ли какая-то граница между Арчангой, Super Sanyc, Kotzi Brown на сцене и в реальности?

Super Sanyc: Арчанга, что скажешь?

Арчанга: Если он только вами выдуманный, я его не выдумываю. Мне не очень нравится идея отождествлять себя с каким-то образом, потому что он сейчас один, потом изменяются сознание и восприятие — появляется другой образ.

Kotzi Brown: Что такое образ — это же музыка!

Super Sanyc: Мне кажется, это все-таки не образ, а мировоззрение, сознание. В этом отношении я вполне себя отождествляю с тем, что произношу. Мы действительно не придумываем, что якобы одного мировоззрения, а на самом деле другие. Мне кажется, этого нет.

Арчанга: Я думаю, что у нас разговор о мотивах. Некоторые просто делают творчество с мотивами понравиться широким массам. Или какую-то тенденцию отыграть, какую-то социальную рану. Мы стараемся такие мотивы отрезать и делать музыку спонтанно, для красоты мира. Чтобы она вызывала возвышенные чувства и духовный самоанализ. Правильно же говорю?

Super Sanyc: Да, абсолютно. Но продуманности сценических образов — что Миха у нас в костюме падре, Kotzi Brown в костюме моряка — у нас нет.

Kotzi Brown: Хотя я часто костюм моряка примеряю дома.

— То есть вы и хотите создать себе образ, и сопротивляетесь?

Super Sanyc: Да, так ответим. Мы ведь этим уже занимались, когда «Копов» (хип-хоперу «Копы в огне». — Ред.) делали. Выходили как персонажи, но они тоже были по психофизике очень свойственны каким-то нашим особенностям. Опять же, никто никого не выдумывал.

Kotzi Brown: Просто подстроили под сюжет.

Super Sanyc: Подстроили под себя то, что в нас и находится, абсолютно точно. Оттого, что мы сами писали тексты и делали «Копов в огне», в результате получился образ, но в нем сохранилось много личного. Гипертрофированный ты. Везде трушечка должна быть. Это нормально.

— Это чувствуется! Что первично в вашей музыке — бит или текст? Что обычно создается сначала?

Kotzi Brown: В основном биты сначала создаются.

Super Sanyc: Такого примера, чтобы написал текст, а под него бит пишешь, я что-то не припомню. Сначала все-таки биточек делается, потом на него флоу накидывается. Приходит текст. Я все время говорю: где биты, Kotzi Brown, где биты? Каждый день говорю: где биты?

Kotzi Brown: Оттуда они и появляются. Вот так говоришь: где биты, где биты? И они прилетают от Михи.

Super Sanyc: От Михи, от Kotzi Brown, от других «сигмачей» прилетает. Всем спасибо за биты.

— Получается что бит подстегивает поэзию?

Super Sanyc: Сто процентов. Хип-хоп — это все-таки не отдельные вещи, здесь надо, чтобы флоу ложилось на биточек. Тогда получается трек встроенный. Мы все-таки делаем треки, а не поэзию на биты. Поэтому сто процентов музончик очень важен. Чтобы постоянно свеженький приходил. Это песни, поэтому без музона их сложно делать отдельно.

Kotzi Brown: У многих, когда пишут тексты, в голове все равно играет какой-то бит, потом они уже находят под это текст подходящий. Такое тоже бывает. Всегда по-разному.

— К примеру, фристайл-рэп — готовый бит стимулирует воображение, и можно зачитывать. Он может, конечно, без бита существовать, но на бит всегда круче.

Super Sanyc: Там появляется более четкое понятие флоу. Например, очень много сейчас фристайл-баттлов идет без бита, и сложно это назвать флоу. Потому что флоу получается только в панчах, только в том, как бы человека задеть. Только в том, что бы такое резкое или нерезкое сказать, смешное или несмешное. А когда есть бит, то важнее становится само флоу. Музыкальнее получается. Не так важно быть привязанным к тексту, как к купанию в бите. Тогда флоу течет, и получается органичная, красивая музыка.

Kotzi Brown: Музыка. Самое главное, чтобы музыка получалась.

— А где вы ищете сюжеты для своих треков? Вам удается обращаться к снам? Так делают многие художники, используя сны, сказки или мифы.

Kotzi Brown: Я уже лет семь не вижу снов вообще, не успеваю. Но я не жалуюсь.

Super Sanyc: Сны — это клевый источник вдохновения, когда художественное высказывание воспринимаешь в более сюрреалистическом контексте. Когда сюрреализм был в моде, все эти сны фигурировали у художника очень часто. Потому что сны ломают реальность: то, что тебе в реальности даже не представить, во сне приходит. Но сны и сказки — немножко разные вещи. Или сны и мифы.

Арчанга: В мифах были люди, показывавшие пример такого поведения, которое нас вдохновляет бороться с нашими внутренними деструктивными тенденциями.

Kotzi Brown: Во сне наоборот: ты в жулимэ. Едешь на машине, и у тебя нет тормозов.

Super Sanyc: Сон — вещь, конечно же, любопытная. Ты как будто бы умираешь в это время, то есть не существуешь сознательно. Но копаться в подсознании как в источнике вдохновения и творчества... Мне кажется, XX век в это уже поиграл. XXI век — это другой способ. Надо искать другие источники вдохновения. Выпрыгиваем из сна и идем к мифу. К чуду идем. В мифе очень часто герой для того, чтобы преодолеть какие-то трудности, налаживает себе божественное сознание. И божественное сознание — это лучший источник вдохновения для любого творчества. Только оно. Все остальное — подсознание твое, какие-то сверхвещи аутотренинговые, «что я могу, я найду» — это все субъективизм, которого сейчас миллион. Это называется белый шум.

Сейчас столько художников стало... Все теперь могут писать треки, все это делают. Но когда ты обращаешься только к своим внутренним переживаниям, возникает очень много информационного шума, который на самом деле ничего не несет. Все высказываются, всем от этого хорошо. Сублимат счастья получают, что их кто-то услышал, признал. Но качество информационного культурного поля от этого не улучшается.

— Кстати, про информационный шум в мире искусства. Есть такая книга «Принцип кураторства. Роль выбора в эпоху переизбытка», автор — Майкл Баскар. Там приводится очень интересная мысль о том, что сейчас творчества стало очень много, каждый человек является производителем контента. Инстаграм, YouTube, Фейсбук этому способствуют. И сейчас художник должен подходить к искусству как куратор. Должен переосмыслить все существующее и перекомпоновать. То есть сейчас ценно не производство нового продукта, а отбор и структурирование.

Super Sanyc: Я даже скажу больше. Мы об этом тоже размышляли не так давно. Действительно, в современном мире не так важен сам квант новой информации, которую ты выдаешь, как попытка этот квант привязать к глубинным вещам. Чтобы он был не просто треком, чтобы он был соединен с какими-то еще элементами информационного поля. И чтобы он мог работать глубже. Потому что треков — триллион, а вот как это все выводить на более глубокую волну...

— К слову, про соединение. Хочется узнать: как происходит соединение разных образов в ваших треках типа «Электроник — Джонни-мнемоник»?

Kotzi Brown: Так это одно и то же почти. Джонни-мнемоник и Электроник. «Электроник» — это советский фильм, детский. А «Джонни-мнемоник» — это фильм девяностых годов.

— То есть вы просто стали думать: вот есть один персонаж, есть другой...

Арчанга: Мы задумались и очень долго это все обсуждали, выписывали какие-то идеи, провели анализ глубокий...

Super Sanyc: Все было не так на самом деле. «Электроник — Джонни-мнемоник» пришел, как приходят многие треки с последнего альбома. Играет бит, и идет фристайл. Вот я скажу: ни много ни мало — почти половина, может, даже 70% треков написаны фристайлом. Тема приходит, фристайлик залетел, и ты потом сам удивляешься от этого хука. То есть первое переживание — это самоудивление. Ты сам хохочешь от того, что произошло, не понимаешь, откуда этот образ приплыл. Ты его не выдумал, потому что если ты его рационально создал, то у тебя самого для этого образа не будет переживания, интереса к этому образу.

Арчанга: Потом из книг мы выписываем хорошие слова, да.

Super Sanyc: Мы сами взгрелись от хука «Электроник — Джонни-мнемоник». Он на подсознании рождает какой-то образ, который ты не можешь напрямую считать. Это называется «жемчужина». В этом мире как надыбать жемчужины — это очень хороший вопрос, потому что жемчужины глубоко, они блестят, всегда сразу понятно, что это жемчужина. Но за ней нужно нырнуть каким-то особенным образом, в особом настроении. Как добывать эти жемчужины — тоже хороший вопрос.

Kotzi Brown: Можно нырнуть и не достать тоже.

Super Sanyc: Можно нырнуть — а там ни одной жемчужины. Но чаще всего они образуются, когда люди пересекаются. Я заметил, что момент жемчугообразования — это не когда ты сидишь отдельно. Ты обычно делаешь не жемчужины, а более рациональные вещи. А когда пересекается несколько умов, то они разными гранями своего мировоззрения смотрят на одну вещь, и жемчужина начинает рождаться сама по себе.

Kotzi Brown: Это один из смыслов слова «сознание». Со-знание, когда несколько знаний вместе работают.

— В принципе, это одна из самых рабочих форм генерации идей, вроде мозгового штурма. Когда вместе собрались, накидали идей...

Super Sanyc: Сто процентов, и среди них что-то родилось. Я очень часто это замечал. Дело даже не в том, что все генерируют идеи. Возникает энергия особого вида. «Всигме» возникает, и что-то происходит. Это правильно, так и нужно делать.

— Раз мы заговорили про миф: помните ли вы какие-нибудь сказки, мифы из детства, которые цепляли вас и как-то запомнились?

Super Sanyc: Из детства мне почему-то запали итальянские сказки. «Мастер что починит, то сломает», такие «сигмачи». Ну или история про апельсины.

— А можешь как-то вкратце пересказать?

Super Sanyc: Принц искал себе любовь, у него было три апельсина. История с тремя апельсинами, классическая история.

Пушкинские сказки — это бомба.

— По мотивам этой сказки, наверное, создана пьеса Карло Гоцци «Любовь к трем апельсинам».

Super Sanyc: Да, абсолютно точно. По мотивам этой сказки. Если ты без воды раскрывал апельсин, то тут же прекрасная девушка, которая из него выходила, погибала.

А что касается наших сказок, я всегда им респектовал. Но вот так отчетливо какую вам рассказать, не знаю. У меня почему-то сейчас все время крутится в голове (и в детстве она мне залетела) «Руслан и Людмила». Как назвать ее — сказкой или поэмой? До сих пор она меня не отпускает. Сверхсказка. Там классический сюжет. Такая классика любого мифа. О том, что человек теряет что-то самое ценное, в данном случае — минутную супругу. Как Пушкин пишет: наверное, лучше б умер я, чем такое произошло бы. И потеря происходит как в «Рамаяне» — как потеря у Рамы и Ситы. И дальше он отправляется в магическое приключение, магический поиск для того, чтобы найти свою возлюбленную. В «Рамаяне» есть очень красивый ответ: что ты не можешь ничего в этом мире найти сам, пока не встретишь мудреца. И вот он, Руслан, встречает в го́ре Финна, который, во-первых, вселяет в него веру, а во-вторых, выступает его наставником, рассказывает свою историю о том, как он был влюблен в одну женщину и как он пытался ради нее стать лучше, стать героем. Она все время ему говорила одну фразу: «Пастух, я не люблю тебя. Герой, я не люблю тебя». Он пытался примерить на себя разные образы и в итоге стал колдуном — для того, чтобы самому наколдовать любовь. Она предстала перед ним, а ей уже 70 лет. Он видит перед собой старуху. Старуха говорит: «Все получилось, все, я тебя люблю, сработало». Он говорит: «Блин, что-то не то вообще происходит». Сам начинает от нее убегать. Эта история тоже очень красивая. Что мы ищем какого-то наслаждения в этом мире, любви, но это не самое главное. А Руслан в итоге вступает в борьбу за свою любовь и побеждает темные силы. Короче, «Руслан и Людмила», пушкинские сказки — это бомба.

Арчанга: Руслан — типа «русская земля, русленд».

Super Sanyc: Людмила — «люд милый», который проживает на этой земле. Это наш супербазис. Пушкин пишет ее с 12 до 21 года, и в этой поэме есть все, что потом в его творчестве встречается. То есть это первое его столь громадное произведение. И он сразу выдает своим гением весь базис. Поэтому я «Руслана и Людмилу» выделил как то, что на всю жизнь крышу снесло, и я давно ничего лучше не встречал.

— Вы столько слов расшифровали по ходу — «Руслан», «сознание».

Kotzi Brown: Каждую секунду это и происходит. Слова расшифровываются сразу.

Super Sanyc: «Знание» — это еще в переводе с французского «весть», «со-знание» получается «со-весть». То есть сознание — это совесть твоя. Поэтому сознание — это такая вещь внутренняя. Какие сказки кто помнит? Kotzi Brown?

Kotzi Brown: Самое главное, что я помню в детстве, — что я по сказкам был профессионал. Из-за этого и читать научился. И «В гостях у сказки» была передача каждую субботу или воскресенье. Там ведущая благородная была женщина. Валентина Михайловна Леонтьева. Я помню все.

Арчанга: У нее три отчества было? Валентиновна Михайловна Леонтьевна?

Kotzi Brown: На самом деле да. И вот эти русские фильмы, наши советские фильмы. Самое главное в сказках было то, что все-таки хорошие ребята побеждать должны. И они побеждают. Им всегда очень трудно побеждать, но всегда происходит чудо, и они побеждают. Тогда, в детстве, тебе давалось такое знание, что добро всегда побеждает. И вообще трудно всегда тем, кто за добро, но в итоге оно побеждает благодаря чуду. И ты думаешь: да, вот так оно должно быть. Вот в этом-то и есть важность сказки.

Super Sanyc: Мих, помнишь какую-нибудь сказку?

Арчанга: Сказка о вампире. Из произведения «Йога-Васиштха» о том, что в лесах жил вампир и он проголодался.

Super Sanyc: Но это же не из детства сказка, в детстве ты ее не знал. Тебя про детство спрашивают, а ты сразу из «Йога-Васиштхи», прочитал недавно.

Арчанга: Ну ладно, просто это единственное, что я помню из всех сказок.

— Если это впечатлило и ты готов рассказать, то почему нет?

Арчанга: Так вот, в лесах жил вампир, и как-то он проголодался. Но питался этот вампир только теми людьми, которые достойны того, чтобы их съели. Вот он пошел к царю той страны, где все происходило. Приходит и говорит, мол, царь, я задам тебе вопрос. Если ты не сможешь на него ответить, значит, ты достоин того, чтобы я тебя съел. И вопрос этот звучал так: «Что это за реальность, которая вокруг? Что это за вселенная? Как все это устроено?» Царь сказал, что наша вселенная — это как плод на ветке дерева, и на такой ветке еще тысячи плодов, и таких веток еще тысячи на каждом дереве. И в лесу таких деревьев тоже тысячи, и на каждом много веток. И, собственно, таких лесов на континенте тысячи, но и континентов на этой планете тоже тысячи. Планет, естественно, тоже тысячи. И все эти планеты — в ожерелье высшего существа. И вот тысячи таких высших существ представляют собой одно самое высшее существо. И оно сияет, как свет сознания. Как солнце, освещает все эти вселенные. Вот такое количество.

Когда вампир услышал этот ответ, он растождествился со своим телом, со своим тонким телом, впал в медитацию и перехотел есть.

Super Sanyc: И перестал быть вампиром.

— Кажется, это высший пилотаж — ответить так, чтобы вампир перестал быть вампиром.

Kotzi Brown: Это кто ответил ему?

Арчанга: Царь.

Kotzi Brown: Ну а что, царь. Недаром он царь.

Super Sanyc: Ну а то, что вампир пришел к царю с некоторым диалогом, вам не кажется странным? Он не сидит где-то и не поджидает свою жертву, он приходит и говорит: есть загадка. И вампир нормальный.

— В своем творчестве вы часто затрагиваете темы единения с прошлым, с древними культурами. Вот интересно узнать: задавались ли вы вопросом, откуда тянется ваш род, и изучали ли вы свое генеалогическое древо?

Арчанга: Род можно представить как ветку дерева. И на самом деле то, что люди якобы отделены друг от друга, — это такая условность. По факту род можно представить как отдельное существо, но я про другое. Мы, скорее, прослеживаем свое генеалогическое древо в музыкальном смысле. Именно нейрогенетическая штука в сфере музыки нас вдохновила, которая вдохновила тех, кто вдохновил нас. Вот это дерево вдохновения — оно интереснее.

— Тогда можно спросить: кто есть в этом музыкальном генеалогическом древе?

Kotzi Brown: Я-то в основном не на музыкантов смотрю. Именно для меня язык музыки — самый близкий и любимый. И вдохновляли меня, на самом деле, все музыканты, начиная с джаза и заканчивая Modern Talking, которых в «Утренней почте» показывали.

Арчанга: Все, что несет в себе конструктивную искру, вдохновляет. То, что сделано искренне, красиво. Душевно. Такого много, перечислить невозможно.

Kotzi Brown: Мы в каком-то музыкальном, музыковедческом сидели кружке и поняли, что музыка бывает двух видов. Соул-музыка и не соул-музыка. То есть душевная и не душевная. Душевная — это которая нравится тебе, а не душевная — это которая не нравится.

Super Sanyc: Могу сказать, что меня очень сильно вдохновляет Петр Ильич. И Пушкин Александр Сергеевич. Это для меня два мощных источника вдохновения.

Специализация художника — чувствовать запределье.

— Исаак Ньютон сказал в контексте своих открытий: «Я видел дальше других, потому что стоял на плечах у гигантов». Наверное, он имел в виду как раз это самое генеалогическое древо.

Арчанга: У подножий гигантов мы стоим. На плечах — конечно, это Ньютон.

Kotzi Brown: Можно говорить, что ты отрицаешь опыт прошлых поколений, но его невозможно отрицать.

Super Sanyc: Они почему гиганты? На плечах каких гигантов стоят? Те же Пушкин, Чайковский — гиганты. Гигант — это человек, который не большого роста и не глыба, а который в запределье. У которого чувствуется острая связь с запредельем. Чувствуется, что у него связь там, что у него не выдуманная музыка или не выдуманные слова, а они к нему пришли, они считываются. Как Моцарт писал свою музыку, если там ни одной помарки! Он просто что входило, то и передавал. Это передатчик. Или, например, господин Бродский. Как им не вдохновляться, когда у него первые две книги, которые он советует почитать из своего списка, — это «Бхагавадгита» и «Махабхарата». Первые две книги, первое и второе места. Священное писание и главный индуистский миф. Вот он рекомендует любому человеку...

Kotzi Brown: Бродский? Иосиф Бродский? Ничего себе.

Super Sanyc: Да, первые два места у него в списке ста книг. Да, это поражает. То есть специализация художника, на самом деле, — чувствовать запределье. И Бродский — вот он! Первое место — священное писание, второе место — миф. То, о чем мы сегодня общаемся. И понятно, что поэтому-то Бродский и глыба. Потому что он способен на такое. Он тебе советует не квантовую физику почитать для того, чтобы свой ум занять новой информацией. Квантовая физика, конечно, важна, но он советует тебе соприкоснуться с мифом. И современным людям это кажется тратой времени. Они думают: «Лучше мы будем какое-то современное знание постигать». Но миф... Пушкин напрямую мифом был пропитан, он, по сути, создавал русский миф. Это один из тех, кто формировал его, тот кто его делал.

Или Чайковский — чувствуешь гениальную подключенность к запределью. Я вот недавно сходил на «Лебединое озеро», и просто крышу снесло. То есть это все кажется сейчас банальностью, второсортностью: кому это нужно, эти «Лебединые», это все ушло давным-давно. А приходишь — и крышу сносит. Колдун похитил девчонку, в лебедя превратил. Музон — ну просто с ума сойти. Сразу, с первого кадра, что-то происходит мифологическое.

Поэтому вот эти глыбы — они глыбы не потому, что так принято считать, а потому, что они по-настоящему имели связь с запредельем и там черпали свои идеи. Мы стоим у подножия, правильно Миша говорит, не на плечах, в отличие от Ньютона. Мы у их стоп. Но рядышком находиться уже круто. Поэтому не стоит отрываться от этих людей, у которых связь с источником гораздо, гораздо четче видна.

— Нужно просто быть рядом.

Super Sanyc: Быть рядом — сто процентов важно.

— Хочется немного поговорить про будущее. Хотели бы вы шагнуть дальше и говорить на те темы, которые вы двигаете в своем творчестве, за пределами музыки? Как Канье Уэст, к примеру, — толкает свою философию и эстетику через свой бренд одежды. Что-то помимо музыки делать — с тем же флоу?

Super Sanyc: Как отдельный проект «Всигме», мы — три «сигмача»-лектора, которые выступают. Нет, мне кажется, мы сейчас этим занимаемся, когда говорим об этом. Помимо музыки возникает мировоззренческий контекст художника. Который интересен людям. Вот мы об этом общаемся. Я, даст бог, какие-то лекции читаю, потому что у меня лекционное прошлое есть. Я читаю как раз на тему этого нового сознания. Оно называется «дивидуальное сознание художника». В отличие от индивидуального, которое переводится как «неделимое». Сейчас все становится дивидуальным. Скоро будет дивидуальная экономика, дивидуальная психология. Мы живем на пороге вот этого вот перехода. Это произойдет в ближайшие пять лет. Мы про будущее заговорили, и дивидуальное сознание художника отличается тем, что человек предстает как делимый. Он распадается на чувство, душу, разум, сверхдушу, на Бога. И он в себе, получается, не замыкается как в последней инстанции потребителя. Поэтому что-то происходит, об этом как-то говорим. Это вещи-то интересные. Но так, чтобы сделать какой-то проект мировоззренческий, мне кажется, хватает «сигмачей», которые говорят на эти темы.

Арчанга: Поживем — увидим.

Super Sanyc: Кстати говоря, «поживем — увидим» — хорошая идея. Может быть, мы сейчас вообще переключимся.

— Можно спросить про курс лекций? Что это за программа?

Super Sanyc: Я долгое время читал лекции, занимался преподаванием. Сейчас читаю на такие темы, как «Место художника в эпоху метамодерна», в эпоху того, что меняется, и почему мы снова возвращаемся в некую неархаическую попытку взять основные идеи, читаю о том, что идеи находятся в связи с вертикалью, а не в горизонтали. Сейчас все думают, что идея — это агрегирование горизонтали, то есть ты берешь много сэмплов и получаешь некоторый продукт. Но основная задача художника — это найти связь по вертикали, то есть связь с высшей реальностью. И если художник ее находит, то у него не будет перебоя по идеям. Если он пытается просто формально изобрести креативную практику формирования идей, то у него всегда будет вторичный продукт. Как это все делать в современном мире? Иногда я почитываю такие лекции, они интересны, и мне самому это интересно.

— Мне кажется, это очень актуальная тема для любого человека.

Super Sanyc: Суперактуальная. Люди очень позитивны, когда слышат о том, что им советуют найти вертикальную связь. Все говорят о какой-то формальной стороне «криэйта», что ты должен овладеть какими-то техниками, но это все не работает, ты от этого креативным не станешь. Хоть ты по 50 раз собирайся и проводи мозговые штурмы. Не в этом вообще дело. Дело в том, чтобы выйти на запределье. Искусство — это запределье. Как на него выйти? Разумом, разум настроить, книжками его не настроишь. Разум — это волна, она настраивается определенной информацией. Читаешь мифы — разум настраивается, молитвы — разум настраивается, священные писания — разум настраивается, общаешься со святыми людьми — разум настраивается. А нам говорят, что нужно настраивать ум, читать книги, смотреть лекции. Разум — это немножко другая субстанция. Поэтому эта информация сейчас будет актуальна, слава богу, об этом люди говорят.

— Принимая в расчет ваш театральный опыт в постановке «Копов в огне», возможно ли ожидать от «Всигме» какого-то сильного оригинального прочтения самих себя в виде спектакля, перформанса или оперы?

Super Sanyc: Причем играть должны другие пацаны, а мы — режиссировать. Миха, сделаем такое?

Арчанга: Это «Копы в огне» получаются.

— Может быть, было бы интересно интегрировать какие-то другие сферы искусства в музыку? Скульптуру, например?

Super Sanyc: Миха сейчас уже сделал скульптуру под воздействием одного из своих альбомов. Да, Мих?

Kotzi Brown: Это вид сувенирной продукции для музыканта.

Super Sanyc: Назовем это так, да.

Арчанга: На обложке предыдущего альбома я поместил персонажа из древнемексиканских раскопок; эта архаичная скульптура, и, собственно, я нашел способ, как ее воспроизвести. Сейчас шесть штучек таких есть. Их потом подарим в качестве сувениров для особых ценителей.

Super Sanyc: Для шести особых ценителей. Сложный вопрос, как это все повернуть в иную плоскость. То есть у нас обычно никакой театрализации не происходит на выступлениях, мы почему-то этого избегаем. У нас классические выступления «Всигме». Хотя хороший вопрос: почему бы не начать с хора, а потом появляются... на канатах...

Арчанга: Черепахи...

Super Sanyc: Черепахи, да. А потом что-то еще. Мих, спасибо за идею. Но мы почему-то очень аскетичны и не идем за тем, чтобы какими-то дополнительными символами выражать смысл.

Арчанга: Потому что у нас документальная музыка.

Super Sanyc: Да, вот отличный ответ. Это не художественный музон, это музон документальный. Он считывается своей чистой энергией.

Арчанга: Для меня сейчас откровение сделал. Документалочка.

В сказке жить гораздо интереснее.

— Ваша особенность в том, что, в отличие от традиционных рэп-исполнителей, вы все свои темы преподносите через сказочные сюжеты. Ваши треки — про Электроника, про Инопланетянку — можно назвать авторскими сказками. Вот наша гипотеза насчет «Всигме», которую мы хотели подтвердить или опровергнуть, пообщавшись с вами.

Super Sanyc: Вы — большие молодцы, потому что действительно назвать это можно сказкой или несказкой, но самое главное, что сказка отражает некоторую мифологичность, а в мифе всегда присутствует герой.

И это не прямо выражается в том, что у нас там Илья Муромец скачет, а в более легкой форме, свойственной нам. Может, более современной. В XXI веке мифы очень недооценивают.

Знаешь, мне понравилась одна из рецензий на наше творчество. «Это сказка, под каким-то психоделом рассказанная в подъезде» — вот так нас описали. В падике пацаны сидят на кортах и рассказывают рашен-сказки, но немножко под каким-то таким психоделическим соусом. Так оно и есть, но без акцентов на психодел.

Поэтому мифу — полный подтвердеж, я за миф всей душой. И то, что у нас так получается подсознательно этого касаться, что мы говорим не на суперсовременно-актуальные темы, на которые большинство рэперов говорит, а вот эта мифологичность присутствует, — это же и круто. Мих, что за сказку скажешь?

Арчанга: Саня уже все сказал. Это волшебство, это надмирное и запредельное, это когда все присутствует. Без этого никуда, ни одного момента не бывает, когда бы не произошло какое-то чудо. Даже в реальной жизни, в обычной, предсказуемой жизни, все равно происходят чудеса. Все это видят, и все понимают, что это не просто так.

Super Sanyc: Только мало кто видит и мало кто понимает.

Арчанга: Просто не отдают себе отчета. Видят, но не отдают себе отчета.

Super Sanyc: Согласен. Рашен-сказка.

Арчанга: На самом деле, сказка — вот она, сказка происходит постоянно.

Super Sanyc: Рашен-сказка, на самом деле, еще и в природной красоте. Ощущение сказки именно как природы. Речка, одуванчики, туча.

Kotzi Brown: Это базисная тема для восприятия. Если ты воспринимаешь мир как механизм чисто утилитарный, то ты живешь в «несказке». Но ты можешь жить и в сказке — в сказке жить гораздо интереснее. Что касается «Всигме», то тут как раз происходит пересечение. Люди слушают нас через современные технологии, но они воспринимают это сказочное настроение. Мы как раз прокладываем мост из древности через XX век к будущему.

Над интервью работали: Александра Благова, Мария Лапина, Ольга Петрова, Алина Саранча, Александр Серый, Александр Удалов.

Фото: Александра Благова, Никита Новиков, Ольга Петрова
Коллажи: Алина Саранча

Режиссер: Алина Саранча
DOP: Никита Новиков
Монтаж: Алина Саранча
Цвет: Даниил Шкаруба

Благодарим отель Crowne Plaza Moscow за предоставление места для съемки.

ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ

Понравился материал? Помоги сайту!