Что мешает антивоенному движению объединиться?
Руководитель «Теплицы социальных технологий» Алексей Сидоренко разбирает трудности антивоенного движения и выступает с предложением
24 января 2023163679 и 10 октября в летнем кинотеатре музея «Гараж» состоится «Экранизация» — совместная программа аудиовизуальных концертов фестиваля Fields и команды Garage Screen. Или, как говорят сами организаторы, «киноозвучка наоборот»: в течение двух дней художники, видеоартисты и сами музыканты возьмутся за адаптацию музыкальных работ под визуальный формат.
Пожалуй, самый диковинный и дикий среди шестерки выступающих — это квартет Drumazhur, в составе которого значатся только ударники. Сергей Болотин, известный по экспрессивной игре в uSSSy, а также некогда — в Jars и Silence Kit, Оксана Григорьева, вошедшая в состав ударного джаз-рок-бенда The RIG и игравшая когда-то в «Броме», Петр Отоцкий из надрывного фри-джаз-бенда Baritone Domination и авангардного хип-хоп-трио «Ленина пакет», а также Андрей Ким, известный по участию в таких экстремальных проектах, как «Злурад» и «Искромет», а также чиптюновых детищах — «АДМИ» и сольном 8hz. Вот такой вот прекрасный жанровый бардак.
Перечень заслуг выше — в крайней степени условный и поверхностный, так как музыканты постоянно принимают участие в коллаборациях и спонтанных импровизациях и в целом имеют свойство совмещать участие в двух-трех группах одновременно. Анархисты по духу, свое название Drumazhur придумали ровно в аккурат к дебютному концерту, который пару лет назад состоялся в Ажурной беседке парка Горького.
Однако в рамках «Экранизации» безумная четверка планирует попробовать себя в нетипичном амплуа: вместо бескомпромиссной импровизации они возьмутся за исполнение специальной пьесы, которую написала для них Анна Михайлова — композиторка и художница, выпускница Роттердамского университета искусств. Во время концерта партитура Михайловой оживет на глазах зрителей в предстанет как визуализация на экране.
Накануне аудиовизуального перформанса продюсер Fields Лера Рясина и издатель лейбла «Топот» (на котором вышел пока что единственный альбом квартета) Женя Галочкин поговорили с участниками коллектива и авторкой пьесы.
Женя Галочкин: Ну что же, начнем с коротенького блица. Отвечаем быстро и коротко, не задумываясь. Майлз Джексон или Майкл Дэвис?
Сергей Болотин: Майкл Джексон!
Петр Отоцкий: Джексон Френк!
Оксана Григорьева: Луи!
Галочкин: Джон Дорн или Иван Зорн?
Болотин: Иван Зорн!
Григорьева: Да, Зорн!
Отоцкий: Джон Леннон. Сегодня ему исполнилось 80!
Галочкин: Почему стул для барабанщика круглый, а не какой-то другой формы?
Отоцкий: Можно крутиться!
Болотин: Бывают и седла, они почти треугольные.
Григорьева: Круглые, чтобы барабанщик чувствовал себя свободно!
Галочкин: Что испытывает барабанщик, когда он после финальной песни бросает в толпу палочку? А что — тот, кто поймал палочку?
Григорьева: Барабанщик, кидающий палочку, чувствует свободу и удовлетворение, а ловитель — предвкушение, радость и боль от прилетающей на него палочки.
Отоцкий: Барабанщик предвкушает пьянку, и ловитель — тоже!
Вообще эта пьеса в идеале для сорока установок.
Лера Рясина: Так, ну а теперь давайте по серьезке. Чем отличались все три концерта?
Андрей Ким: Первый — спонтанный, второй — более-менее запланированный и отрепетированный. У нас была некая партитура, сюжет... ну, партитуры не .
Болотин: Ну, какая-то, по-моему, была. Вполне условная.
Ким: Грядущий концерт у нас будет с Аниной работой.
Отоцкий: Первый мы играли в беседке парка Горького — собралась вся московская импров-сцена, плюс люди из парка подходили — было, наверное, человек 300. Это был эксперимент — мы не знали, получится или нет и вообще что получится. Позвали друзей-саксофонистов поддержать нас во второй части. Это не был чистый импров, у нас была заготовка — какие-то большие части мы определили заранее. Но мы нашу заготовленную «программу» отыграли, наверное, минут за 25, и дальше нас понесло: слишком ядерный оказался состав — не могли остановиться часа полтора-два.
Рясина: Получается, в следующие разы вы были более подготовлены?
Отоцкий: Второй концерт мы играли на Fields в «Мутаборе». Мы были ограничены во времени лайнапом фестиваля, поэтому четче подготовились — в результате получилось очень концентрированно и ударно, как мне кажется. Плюс подзвучка — громкость, саббас и удары звука в грудь — добавила гипнотического эффекта.
А третий мы играли в разгар пандемии на «Рихтерфесте» — такой типа «пир во время чумы». Все изголодались по мероприятиям и улетали по полной, и не было границы между слушателями и нами. Поэтому все ребята, которые нас окружали, вошли в импров — стали танцевать, кружиться вокруг нас. Час выступления превратился в минуту счастья и экстаза.
Рясина: Ань, а расскажи про партитуру. В чем суть пьесы и какова роль у каждого артиста? И почему именно партитура, а не импровизация?
Анна Михайлова: Существует традиционная музыкальная нотация — она довольно четкая. Состоит из тактов, повторений и прочего. Я просто подошла к этому вопросу с другой стороны. Если взять общую канву настройки, то партитура — это вход к разговору с ударной установкой. То есть кресты — это лид, железо, тарелки и стенды, а кружочки — это скин, то есть кожа, поверхность барабана, хоть голая, хоть поверхность живота. И момент расстояния от себя до инструмента — то есть между тем, как ты слышишь звук, и тем, как он звучит на самом деле. Потому что партитура — это некая секунда в твоей настройке, когда ты играешь. Вообще эта пьеса в идеале для сорока установок.
Рясина: А как вам удается расслышать друг друга, когда вы уходите в какую-то громкую коду?
Отоцкий: Я обычно не думаю, когда играю. Можно сказать, «разрешаю барабанам играть на мне». Поэтому не особо слышу даже самого себя, с одной стороны, а с другой, подсознание все чувствует — и группу, и публику, и освещение, и запахи — все это является частью танца.
Ким: Мне кажется, что слышать далеко не всегда удается в таких экспрессивных моментах.
Болотин: Когда мы репетировали с партитурой, я почувствовал разницу, просто когда мы играем. То есть ты не просто импровишь, а появляется некий стержень. Я смотрю на мою часть партитуры, и мое восприятие занято не только взаимодействием с коллегами, игрой, но еще и работой со сценарием, за которым надо следовать. То есть получается двойное или даже более многосторонне направленное действие. И это ощущается совсем иначе.
Рясина: Насколько важно видеть лица во время игры?
Ким: Мне кажется, это очень важно.
Отоцкий: Да, визуальный контакт очень важен. Не знаю, почему так, поскольку я всегда играю с закрытыми глазами. Но, видимо, иногда открываю — подглядываю. И без этого синхронизация / единый флоу может потеряться. Потом ты можешь не только подглядеть, но и рукой махнуть или палочкой кинуть, если нужно ;)).
Рясина: Скажите, пожалуйста, как бы каждый из вас визуализировал это произведение?
Болотин: Я бы, наверное, попробовал создать какую-то графику, которая бы изменялась в зависимости от звука, то есть попробовал визуализировать звук в виде графической визуализации. С какой-то генеративной графикой, которая бы реагировала на звук.
Ким: Я бы включил какие-то видосы со зверюшками, и все бы само собой попадало и совпадало.
Михайлова: С какими зверюшками?
Ким: Ну, первым на ум приходит полнометражное зырево «Микрокосмос» — знаете такое?
Михайлова: Да, отлично.
Ким: Ну, можно и по-другому — какие-нибудь катастрофы.
Григорьева: А я бы сделала что-то типа взрывов краски. Типа барабосиков!
Рясина: А расскажите: почему у вас менялось название на разных площадках, но вот последние пару раз используется неизменно Drumazhur? Вы пришли к итоговому названию?
Ким: Мне кажется, несрост был с «Флаконом», эту тему все тактично замолчали. Потому что «ДрамФлакон» звучит…
Рясина: «ДрамГараж»?
Болотин: Ну, можно было бы покреативить и попробовать…
Рясина: Есть идеи, пока еще не поздно?
Болотин: Ну, Drumazhur как-то закрепилось уже и звучит как-то, по-моему, неплохо. Необычное слово, сложнее придумать.
Рясина: Расскажите еще, где вам было бы интереснее всего сыграть. Есть ли территории мечты?
Григорьева: Я хочу в «Колизее» сыграть.
Болотин: Нормально. Было бы на высокогорье классно сыграть.
Отоцкий: Да, меня тоже тянет в горы — хотел бы донести барабаны на вершину какой-нибудь горы.
Михайлова: Все животные сбегутся.
Отоцкий: Но вообще барабаны — это очень эротический объект. Если поставить установку в любое место — она сразу изменит пространство вокруг, как и рояль: это арт-объекты. Мне в разных составах доводилось играть на подземной парковке, на скале у кромки моря под Генуей, в шаре посреди леса под Дубной.
Рясина: А кто у каждого из вас кумир-барабанщик?
Григорьева: Кемет Дрейк.
Болотин: У меня много любимых барабанщиков.
Ким: Петя Отоцкий.
Болотин: Да, Петя Отоцкий.
Отоцкий: А я сам люблю экспериментаторов, основателей фри-джаза — Эндрю Сирилла (Andrew Cyrille) и Санни Мюррея (Sunny Murray). А из современных — Кевина Ши (Kevin Shea). Мечтаю, чтобы его привезли в Москву с Talibam или Puttin' on the Ritz!
Григорьева: Эндрю Сирилл, Макс Роуч...
Михайлова: Мирча Арделиану.
Болотин: А мне вот нравится один барабанщик из Турции, такой современный. И еще одна индианка, которая живет в Америке.
Ким: Она еще ногами по коубеллам лупит?
Болотин: Не, она чопы какие-то нереальные делает. Афробит, там. Супервеселая тогда.
Михайлова: Барабанщик Сатосима — он в Acid Mothers Temple. Но он еще надевает барабанные установки на себя и от дома к дому шатается.
Болотин: Который насиловал малый барабан.
Григорьева: О, Ян Беннинг еще.
Михайлова: Да! Конечно. Я с ним играла.
Рясина: Вау! Вот это круто.
Болотин: Еще мне нравятся эмбиентные барабанщики. Черт, почему я имена всегда не помню.
Рясина: Я люблю Илая Кеслера.
Ким: А мне нравится Тим Ров, есть такой современный деятель из Америки, и еще была группа Poets of Rhythm — там вообще такой грувчик. Не помню имени, правда.
Рясина: А сколько у вас в принципе было репетиций? Я понимаю, что вы в разных составах уже наигрались друг с другом. Но вот конкретно как Drumazhur.
Григорьева: Всего вообще? За все время?
Рясина: Да.
Григорьева: Одна?..
Запрещенный рождественский хит и другие праздничные песни в специальном тесте и плейлисте COLTA.RU
11 марта 2022
14:52COLTA.RU заблокирована в России
3 марта 2022
17:48«Дождь» временно прекращает вещание
17:18Союз журналистов Карелии пожаловался на Роскомнадзор в Генпрокуратуру
16:32Сергей Абашин вышел из Ассоциации этнологов и антропологов России
15:36Генпрокуратура назвала экстремизмом участие в антивоенных митингах
Все новостиРуководитель «Теплицы социальных технологий» Алексей Сидоренко разбирает трудности антивоенного движения и выступает с предложением
24 января 202316367Маленький путеводитель по самому необходимому для вашего спокойствия и продуктивности — от новых цифровых сервисов до практик XIX века
26 декабря 202243564Разговор о полезных уроках советского диссидентства, о конфликте между этикой убеждения и этикой ответственности и о том, почему нельзя относиться к людям, поддерживающим СВО, как к роботам или зомби
14 декабря 202260051Известный социолог об огромном репертуаре неформальных практик в России (от системы взяток до соседской взаимопомощи), о коллективной реакции на кризисные времена и о том, почему даже в самых этически опасных зонах можно обнаружить здравый смысл и пользу
5 декабря 202237361Что становится базой для массового протеста? В чем его стартовые условия? Какие предрассудки и ошибки ему угрожают? Нужна ли протесту децентрализация? И как оценивать его успешность?
1 декабря 202288223Сможет ли Web 3.0 справиться с освобождением мировой сети из-под власти больших платформ? Что при этом приобретается, что теряется и вообще — так ли уж революционна эта реформа? С известным теоретиком медиа поговорил Митя Лебедев
29 ноября 202252635Горизонтальные сообщества в военное время — между разрывами, изоляцией, потерей почвы и обретением почвы. Разговор двух представительниц культурных инициатив — покинувшей Россию Елены Ищенко и оставшейся в России активистки, которая говорит на условиях анонимности
4 ноября 202238036