Лагом, только лагом

В мире в этом году объявлена новая мода — на лагом, основу шведской философии, от жизненной до политической. Что это за зверь и почему лагом — это не только право, но и обязанность, объясняет Митя Лебедев

текст: Митя Лебедев
Detailed_picture© New York Magazine

Текст продолжает совместный проект COLTA.RU с официальным сайтом Швеции в России Sweden.ru — «Например, Швеция»

В последние пару лет можно говорить об одной интересной примете: если мир лайфстайл-журналистики начинает активно бурлить, то, значит, появился очередной тренд скандинавского происхождения. В прошлом году в центре внимания была идея комфорта по-датски — «хюгге». Если вкратце, то хюгге — это когда за окном штормит, а ты надел шерстяные носки, поставил винил Майлза Дэвиса, укутался в мягкий плед, обнял кота и смотришь на огонь в камине, попивая между делом глинтвейн. Однако в нынешнем году хюгге, кажется, придется посторониться — согласно модным блогерам, на смену ему пришел более прагматичный и рациональный шведский «лагом».

Одним из первых о приходе нового тренда возвестил, как и полагается, журнал Vogue. В небольшой январской статье предлагается забыть о хюгге — это все-таки обыкновенное ощущение комфорта при содействии простых бытовых решений — и перейти к шведской этике умеренности, которая обозначается непереводимым по сути термином «лагом». Лагом — это не много и не мало, это ровно в самый раз. Два пива вместо трех, два кресла в комнате вместо одного, жирность молока 1,5 процента, некричащий внешний вид и минимализм в дизайне, которым как раз славится Швеция. В общем, лагом подается как практическая жизненная философия — эко-френдли аристотелевская золотая середина для сознательных горожан XXI века. Lagom är bäst — никакого экстрима и чрезмерности, лагом лучше всего.

Не обошла вниманием моду на лагом и самая известная шведская корпорация IKEA, чья мебель своей практичностью и непритязательностью сама в каком-то смысле олицетворяет философию лагома. В IKEA запустили проект Live Lagom: компания проводит воркшопы, издает специальные брошюры и помогает с выбором правильной продукции для разумной жизни. В итоге все перерабатывается в цикл историй от клиентов и работников IKEA о том, как они меняют свою жизнь к лучшему с помощью малых дел в духе этики лагома. Участники проекта, «лагомеры», советуют чаще проветривать одежду вместо того, чтобы постоянно стирать ее и тратить лишнюю энергию; лагомер Лидия рассказывает, как с помощью специального таймера от IKEA может экономить воду и время в душе, а лагомер Люк — как светодиодные лампы и жалюзи позволили ему на 30 крон урезать месячный бюджет на электроэнергию. Таким образом, протестантская этика самоограничения подается как актуальный тренд, вокруг которого строится целое комьюнити единомышленников — под патронажем IKEA, естественно.

Кадр из мультфильма «Live Lagom. The Marvellous Middle Final»Кадр из мультфильма «Live Lagom. The Marvellous Middle Final»© Ikea UK / YouTube

Впрочем, как и в случае с хюгге, нашлись свои скептики. Так, в The Guardian вышла статья, раскрывающая менее позитивные стороны лагома, а именно некоторый оттенок конформизма. По мнению автора, лагом может заключаться не только в сокращении расходов на воду, но и в негативном восприятии всех, кто пытается вести себя экстравагантно и попросту выделяться из толпы. Да к тому же не все шведы рады следовать этой жизненной философии: резкие высказывания и откровенный нарциссизм футболиста Златана Ибрагимовича — тому наглядный пример.

* * *

Но вообще сомнительность моды на лагом на деле лежит несколько в другой плоскости, и, чтобы понять это, нужно обратить внимание на более глубокую трактовку этого термина и на особенности шведского общественного устройства. Рождение традиции лагома обычно относят даже не к протестантству, а к временам викингов: передавая по кругу чашу с напитком, нужно было глотнуть ровно столько, чтобы не обидеть других и чтобы самому насытиться и насладиться. Таким образом, из повседневной практики возникало определенное отношение к жизни и миру, позволявшее избегать чрезмерностей и распространившееся на все практические сферы деятельности. В каком-то смысле это нормативная установка, благодаря которой создается хрупкий баланс между индивидуализмом и коллективизмом. Это и не чистой воды конформизм, и не простой индивидуальный выбор лайфстайла, как то подается на страницах Vogue. Как пишет Эстер Баринага из Копенгагенской бизнес-школы, в обычной жизни лагом заключается в парадоксальном желании быть все-таки отличным, другим, не особо при этом выделяясь. Это этика одновременно и заботы о себе, и социальной ответственности.

Широкая трактовка лагома как своего рода способа балансировать между индивидуальным и коллективным приобретает еще больший смысл, если мы обратим внимание на два других важных для шведского самосознания термина: ensamhet и enighet. Ensamhet, как и похожее немецкое слово Einsamkeit, обозначает одиночество, но при этом не имеет открыто негативных коннотаций. Скорее, наоборот: ensamhet подчеркивает индивидуальность, внутреннюю гармонию и независимость, но при этом не противопоставляется коллективности. Это свобода, которая заканчивается там, где начинается свобода другого, предусматривает взаимное уважение и солидарность. Enighet, в свою очередь, означает консенсус, достигаемый с помощью диалога и внимания к различным мнениям. Можно сказать, что лагом в таком случае является частью целой этической системы. Примерно так: сочетание ensamhet, отделенности от другого, и enighet, готовности услышать другого, дает в результате сбалансированную конструкцию: лагом.

* * *

Можно без преувеличения сказать, что этот принцип является фундаментом той модели общества, которая была создана в Швеции и которую так часто рекламируют англоязычные медиа, сравнивая шведскую и, например, американскую социальную политику.

Шведское социальное государство, созданное после прихода к власти в 1932 году социал-демократов, известно под названием folkhemmet, или «народный дом». Концепция «народного дома» заключает в себе уважение к политическим и экономическим правам индивида, но одновременно подчеркивает важность солидарности и коллективного политического субъекта — собственно народа, folk. В этом нетрудно разглядеть своего рода лагом.

Опять-таки развитие шведской социальной демократии — это во многом результат консенсуса между рабочим классом и капиталом при непосредственной роли правительства социал-демократов, старавшегося максимально сбалансировать классовые интересы и избегать откровенных перекосов в одну или другую сторону. В то время как Советский Союз экспериментировал со строгой плановой экономикой, в Швеции конфедерация профсоюзов LO (Landsorganisationen i Sverige), то есть рабочих, и конфедерация работодателей SAF (Svenska Arbeitsgivareföreningen), то есть капиталистов, на протяжении нескольких десятилетий создавали свою форму планирования, которая была результатом многочисленных компромиссов и верности общему делу стабильного экономического и социального развития. Представители обеих организаций входили в правительственные агентства и профильные комитеты, отвечающие за выработку социальной политики. Если на бытовом уровне лагом — это умеренное потребление и ответственность перед ближним своим, то в сфере политики такой подход позволил создать то, что часто называют «капитализмом с человеческим лицом»: то есть с бесплатными и доступными социальными услугами и достаточно низким уровнем социального неравенства. И хотя дорога к государству всеобщего благосостояния не была устлана розами, а в последние три десятилетия под воздействием глобализации шведская социальная демократия дала немало трещин, общий уровень благосостояния и социального обеспечения в стране остается заметно выше, чем в том же турбулентном американском обществе.

© Lagom / Facebook

Олицетворением этого курса была экономическая модель Рена—Мейднера, которая с начала 50-х и до кризиса первой половины 70-х была фундаментом шведской экономической политики, а некоторые ее положения актуальны до сих пор. Она была призвана за счет активного государственного регулирования обеспечить низкую инфляцию, полную занятость, высокий уровень экономического роста и равенство доходов. Это самое равенство достигалось за счет умной системы сбора косвенных налогов и регулирования рабочего рынка. К примеру, согласно принципу «равной платы за равный труд», зарплаты мужчин и женщин одинаковых профессий были уравнены еще в 1951 году. И хотя, согласно официальным данным, женщины до сих пор в среднем получают на 13,2 процента меньше, чем мужчины, связано это в основном с различиями в профессиях и секторах.

Если признать успех шведской модели, не стоит удивляться тому, что принцип лагома активно применяется и в бизнесе: сбалансированный менеджмент по-шведски постепенно проникает в Силиконовую долину, где одним из его флагманов является стартап Neo Technology. В этой компании (к слову, шведской) справедливо рассудили, что привычные ежемесячные показатели эффективности — это готовый путь к стрессу и, как следствие, низкой продуктивности. Вместо этого руководство вместе с сотрудниками работает над годовым планом, который затем в спокойном ритме реализуется — без всяких отчетов. У самих сотрудников появляется больше свободы действий, им разрешается уходить пораньше, и, конечно, никто не посягает на fika — святую для шведских работников традицию уходить всей толпой выпить кофе два-три раза в день. Сложно представить себе такую фривольную ситуацию в традиционной американской компании с жесткой иерархией и вечным «выгоранием» сотрудников.

Роль лагома как практического принципа можно проследить и на примере внешней политики Швеции, в первую очередь, интеграции в ЕС. В отличие от соседней Норвегии, Швеция все-таки вступила в ЕС, однако всегда занимала осторожную и взвешенную позицию. Так, на референдуме 2003 года 55 процентов шведов сказали «нет» еврозоне и остались с родными кронами. В некотором роде мы имеем дело с внешнеполитическим лагомом: интеграции должно быть ровно столько, сколько нужно для защиты шведского населения от внешних потрясений (с глобальным кризисом 2008 года страна справилась лучше многих) и для продвижения интересов шведского капитала. Некоторые комментаторы называют такую позицию «евроаутсайдерством» и «выборочным супранационализмом»: Швеция является полноправным членом ЕС, но настаивает на своей обособленности внутри европейской семьи.

* * *

Такой небольшой социально-политический экскурс показывает, что лагом — это не просто привычка выключать воду, пока чистишь зубы, как уверяют проект IKEA и журнал Vogue; это достаточно хитрая калибровка интересов внутри сообщества, отражающаяся в определенной социальной организации. Без общественных и экономических институтов, нацеленных на достижение равенства и экономической и политической демократии, лагом превращается в обычное модное поветрие, которое с наступлением 2018 года заменит какой-нибудь другой тренд, например, gezelligheid — голландский термин для ощущения общности и комфорта в присутствии друзей и близких.

Естественно, в самом факте рационального потребления нет ничего плохого — борьбу с загрязнением окружающей среды и истощением природных ресурсов можно и нужно начинать с себя (популярный принцип reduce, reuse and recycle для того и сформулирован). Другое дело, что мода на лагом подается сейчас просто как вопрос индивидуальных предпочтений, что противоречит коллективистскому измерению этой этики и ее встроенности в эгалитарные социальные институты.

Когда очередная скандинавская традиция преподносится как свежий тренд, то за этим часто скрывается привычная для англоязычных стран утилитаристская погоня за индивидуальным счастьем. Тексты и видео в духе «почему скандинавы живут более счастливо» превратились в отдельный жанр медиа, но понятно же, что в системе рыночного фундаментализма и радикального индивидуализма никакие шерстяные носки и отказ от третьего пива индекс счастья — ни твоего, ни общего — не увеличат. Впрочем, экономить воду и правда нужно — но не только в 2017-м и не только во имя лагома.


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Разговор c оставшимсяВ разлуке
Разговор c оставшимся 

Мария Карпенко поговорила с человеком, который принципиально остается в России: о том, что это ему дает и каких жертв требует взамен

28 ноября 20244945
Столицы новой диаспоры: ТбилисиВ разлуке
Столицы новой диаспоры: Тбилиси 

Проект «В разлуке» начинает серию портретов больших городов, которые стали хабами для новой эмиграции. Первый разговор — о русском Тбилиси с историком и продюсером Дмитрием Споровым

22 ноября 20246496
Space is the place, space is the placeВ разлуке
Space is the place, space is the place 

Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах

14 октября 202413083
Разговор с невозвращенцем В разлуке
Разговор с невозвращенцем  

Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается

20 августа 202419567
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”»В разлуке
Алексей Титков: «Не скатываться в партийный “критмыш”» 

Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым

6 июля 202423640
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границыВ разлуке
Антон Долин — Александр Родионов: разговор поверх границы 

Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова

7 июня 202428943
Письмо человеку ИксВ разлуке
Письмо человеку Икс 

Иван Давыдов пишет письмо другу в эмиграции, с которым ждет встречи, хотя на нее не надеется. Начало нового проекта Кольты «В разлуке»

21 мая 202429597