«Большинство людей, склонных к насилию, не монстры и не сумасшедшие»
В Швеции есть горячая телефонная линия, куда могут обратиться мужчины и женщины, которые хотят бороться со своей склонностью к насилию. Как это работает?
Уже два года в Швеции работает достаточно революционный проект Välj att sluta — «Сделай выбор — остановись». Это телефонная линия, где оказывают первую психологическую помощь людям, которых общество привыкло автоматически отторгать: так называемым абьюзерам, людям, склонным к разным типам насилия — от семейного и сексуального до эмоционального. Наталья Парамонова расспросила основательницу проекта Кристину Эриксон и одного из психологов, работающих на линии, Улфа Калверта о целях и сложностях проекта.
Вы можете прочесть в нашем разделе «Например, Швеция» и о другой шведской инициативе — #killmiddag (#guytalk): это сугубо мужские встречи, где участники могут обсудить в своем кругу старые и новые проблемы, с которыми мужчины сталкиваются сегодня.
Текст продолжает совместный проект COLTA.RU с официальным сайтом Швеции на русском языке Ru.Sweden.Se — «Например, Швеция».
Кристина Эриксон, руководитель программы «Сделай выбор — остановись»
— Почему вы начали этот проект?
— Швеция давно нетолерантна к любым формам насилия. В середине 1980-х у нас появились законы и подзаконные акты, которые сделали неприемлемым насилие в семье. Но сейчас общество продвинулось гораздо дальше, это широко обсуждаемая тема. Надо сказать, что у нас масса статистики о насилии. Мне кажется, мы собираем эту статистику десятки лет, всю нашу современную историю точно. Мы получаем ее от полиции, когда туда поступают жалобы, от специальных сервисов, от горячих линий... Например, я работаю с криминальной статистикой.
— Привычно, что социальные сервисы помогают жертвам насилия. Почему вы решили заняться абьюзерами, обратной стороной?
— Чтобы остановить насилие, мы должны работать с насильниками: не только обвинять их, но и помогать им измениться. Если человек совершил насилие, у него должен быть способ не допустить его повторения. Обычно людей, которые совершают насилие, стыдят, в результате они занимают оборонительную позицию: «Она меня провоцировала, я вынужден был ее ударить». Мы должны были изменить ситуацию и убедить людей, что они сами — источник насилия и могут с этим что-то сделать.
В первую очередь, это была моя идея, я очень долго занимаюсь этой проблемой. В какой-то момент мы с коллегами решили посмотреть, что происходит в других странах. Оказалось, что в Великобритании и Австралии подобные сервисы уже есть. Мы изучили их опыт и подали заявку правительству, чтобы сделать аналогичную службу в Швеции. «Попробуйте», — ответили нам, и пару лет назад мы запустили нашу службу.
Пока в наш пилотный проект входят только два региона — стокгольмский (самый большой в Швеции) и регион на юге страны Сконе. На этих территориях живут 2,5 миллиона человек (напомню, что всего в Швеции 10 миллионов населения). Пилот оказался удачным, и теперь мы создаем на его основе национальную систему.
— Насколько просто было добиться, чтобы проект заработал?
— Труднее всего было сделать так, чтобы люди о нас узнали. Мы писали множество писем в муниципалитеты, полицию и другие организации, чтобы они отправляли к нам людей, которые склонны к насилию. Мы объясняли людям, что работаем на принципах анонимности. Мы сделали постеры и ролики, чтобы убедить их к нам обращаться. Наша кампания по продвижению была очень дорогой, на это ушли основные деньги. Теперь мы высвечиваемся первыми по запросу о помощи насильникам.
Я помню, что сложности были со слоганом. Мы не могли использовать призыв типа «Если ты бьешь свою жену, позвони нам!» Никто бы не позвонил. Поэтому мы выбрали другой девиз — «Сделай выбор — остановись». Мы рассчитывали на то, что это способ изменить агрессивное поведение через позитивный месседж. Отдельный акцент в проекте мы сделали на ревности, потому что ревность — одна из основных причин насилия в парах и для мужчин, и для женщин.
— Были ли у проекта противники?
— Да, у нас было множество оппонентов, которые полагали, что надо защищать именно и исключительно жертв. Но большинство людей говорило нам, что мы заняты хорошим делом. Надо сказать, что нашу идею поддержали женщины, даже те, которые подвергались насилию. Они хотят помочь своим мужьям.
— Кто звонит вам в первую очередь? Как вообще работает служба? Я пыталась найти информацию на сайте, но там ее довольно мало.
— Большинство людей, которые звонят нам, переживают проблемы с партнерами, иногда речь идет о насилии по отношению к детям. Опять же в большинстве случаев речь идет не о физическом, а о психологическом насилии: стремлении контролировать партнера, оскорблять.
Мы не записываем разговоры, обращение к нам всегда конфиденциально. Наша задача — предотвратить насилие, а не запугивать насильника. После консультации по телефону мы отправляем людей в нужные им кризисные центры. Например, с насилием часто соседствует зависимость от наркотиков и алкоголя. Мы определяем эти проблемы и направляем людей в места, где их помогут решить.
Телефонная линия бесплатна, как и бо́льшая часть социальных услуг в Швеции, потому что мы платим большие налоги. В кризисных центрах плата может быть, но она намного меньше, чем при обычном обращении к психологу. В Стокгольме таких центров около 15, хотя, конечно, хотелось бы больше…
Что касается информации на сайте… У нас действительно очень «бедный» с точки зрения информации сайт, но это сделано специально. Мы не хотим, чтобы человек читал наш сайт. Наша задача — чтобы он нам позвонил.
Улф Калверт, психолог службы «Сделай выбор — остановись»
— Кто работает в вашей службе? Например, какой у вас профессиональный бэкграунд?
— Я клинический психиатр и 25 лет проработал в центре для мужчин. Одним из наших направлений была работа с мужчинами, которые склонны к насилию, то есть, по сути, мы занимались его профилактикой. После 25 лет я решил, что мне надо сделать что-то новое, время меняться. Остальные работники — это тоже психиатры или психологи, социальные работники. Мы проходим специальный тренинг, чтобы работать в кол-центре этой программы.
— Как вы называете людей, которые обращаются к вам, — «клиенты» или «пациенты»?
— Слово «клиенты» подходит больше.
— Можете рассказать подробнее, что происходит, когда вам звонит человек, подозревающий себя в насилии?
— Люди звонят нам, когда находятся в кризисе, когда им нужно поговорить с кем-то, но найти собеседника для таких разговоров не так-то просто.
Мы говорим с клиентом и помогаем ему научиться распознавать насилие, осознавать свои эмоции, называть то, что происходит, своими именами. Мы разделяем насилие на несколько категорий: физическое, психологическое, экономическое, сексуальное и так далее. Скажем, мы поясняем, что оскорблять жену или принуждать ее к сексу — это тоже насилие.
— А что такое экономическое насилие?
— Это ситуация, когда вы не контролируете деньги, которые зарабатываете.
— Мне кажется, что в России это частая ситуация, и она считается нормальной. Сомневаюсь, что на вашу горячую линию может позвонить женщина, которая отбирает у мужа все деньги, чтобы он их не пропил…
— А я бы и не назвал это насилием. Она, возможно, вынуждена так делать, чтобы выжить. Это бывает с людьми, зависимыми от алкоголя или наркотиков. Но если я живу в семье и все мои деньги уходят на счет, к которому я не имею доступа, если я не знаю, сколько денег идет на машину, сколько на еду, сколько на вечеринку, значит, я не контролирую эту часть своей жизни. А это уже насилие.
— И что происходит дальше?
— Для многих это «пробуждающий звонок», чтобы начать что-то делать. Нередко люди звонят нам по несколько раз и, конечно, проникаются к нам доверием, перенаправлять их может быть сложно, но в этом задача — мы не можем лечить по телефону. Мы можем только поднять уровень мотивации. Мы направляем человека в место, где ему могут помочь.
— Вы уже 25 лет занимаетесь проблемой именно мужского насилия… Вы видите, как изменились мужчины за это время?
— Если мы возьмем большую выборку, то не думаю, что ситуация сильно переменилась. Мужчины и прежде, и сейчас задаются вопросом: почему я это делаю? Они не понимают своих мотивов, но осознают, что не контролируют своих действий. Им плохо с самими собой.
Истории у многих мужчин примерно одинаковые. Почти у всех, кто проявляет насилие сам, было насилие в семье. Дети не делают то, чему их научили: они делают то, что делают их родители, копируют их. Скажем, если у отца есть установка, что ты мужчина и все решаешь сам, то эта установка перейдет в твою взрослую жизнь. Чаще всего у них были похожие отношения с отцами, они сами могли быть жертвами насилия и повторяют паттерн, который видели в детстве. Нередко мужчины звонят, потому что хотят стать лучшими отцами, чем были их собственные. «Моя жена боится меня, мои дети боятся, но я не хочу быть человеком, который внушает страх». Это хорошее начало для разговора о том, как быть отцом и мужем.
— Вы можете привести пример запомнившегося разговора?
— Пару недель назад нам позвонил пожилой мужчина и сказал, что чувствует страшную вину за акт насилия, который совершил 30 лет назад. После этого он принял решение жить один, чтобы больше не причинять никому боли. Это несчастный человек, который не знал, как иначе решить свою проблему, кроме как жить одному в течение 30 лет, и собирался продолжать так до конца своих дней.
Мы проговорили почти час о причинах его насильственного поведения. Он понял, что может рассчитывать на лечение, что можно узнать, как контролировать свои состояния. То есть у него появилась надежда на другую жизнь.
Кроме того, это очень религиозный человек. Его сильно наказывали родители, и он до сих пор считает, что на то была Божья воля, всю жизнь он прожил в ужасе от Господа, который его все время преследует и пугает. И вот с этим убеждением мне было сложно работать. Я посоветовал ему обратиться к священнику и найти выход, потому что он явно столкнулся с проблемой неверного понимания Божьего промысла.
Впервые за 30 лет этому старику удалось с кем-то поговорить об этой «темной стороне» своей жизни. К сожалению, я не знаю, что произошло после нашего разговора. Я дал ему рекомендации, телефонные номера центров, которые заняты такими проблемами, но на этом все — мы работаем в конфиденциальном режиме.
— И что происходит с вашими клиентами дальше, когда они обращаются в центры?
— Сначала с человеком разговаривают по телефону, чтобы он сам убедился в том, что для него это правильное место (а чаще всего так и есть). Дальше специалисты центра проводят небольшое расследование ситуации, которая привела к насилию, выясняют, над чем работать, и потом составляют индивидуальный план: групповая терапия или индивидуальная, какие навыки ему надо улучшить, что узнать.
В целом может быть множество причин, почему человек стал абьюзером: детская травма, проблемы в отношениях, депрессия или психиатрическая проблема, алкоголизм. Надо как можно раньше выявить причину и начинать лечение.
— Мне кажется, алкоголику легче сознаться, что он ходит на терапию. Я думаю, что, будь я абьюзером, мне было бы сложно прийти к дверям центра с надписью «помощь насильникам». Есть ли проблема в том, что люди неохотно говорят об этом?
— Конечно, не только вы не скажете, но и ваши соседи не скажут вам тоже. Никто не хочет иметь отношение к насилию. В крайнем случае они позвонят в полицию или в социальную службу, если речь идет о детях. Я думаю, нам надо больше об этом говорить и понимать, что большинство людей, склонных к насилию, не монстры и не сумасшедшие. Им нужно научиться делать какие-то вещи иначе.
— Скажите, часто ли женщины звонят в ваш центр?
— Да, мы работаем с обоими полами. Как оба пола могут быть жертвами насилия, так оба пола могут и прибегать к насилию. По нашей статистике, около 20% звонящих на горячую линию — женщины. Это другой вид насилия, связанный с конфликтом внутри пары. И мужчины, и женщины могут быть вовлечены в его эскалацию. Это происходит, когда иссякают аргументы. Часто женщины понимают, что агрессивное поведение приведет их к разводу, а этого они совершенно не хотят. Я помню женщину, которая боялась быть отвергнутой мужем, потерять семью из-за своей агрессивности. Ей хотелось исправить ситуацию. Она чувствовала себя виноватой, ей было стыдно. Она считала себя плохой матерью.
— Почему мужья их не останавливают? Я могу понять, почему женщина не может остановить мужчину — она слабее, но почему мужчина позволяет женщине насилие?
— Это называется нормализацией. Неясно, в какой момент мужчина должен сказать «стоп»: насилие нарастает постепенно. Вы все больше и больше адаптируетесь к насилию: сначала к оскорблениям, потом к более тяжелым формам психологического насилия, потом идет физическое насилие, которое может превратиться в насилие с использованием предметов, ножей и так далее. Такой процесс характерен и для мужчин, и для женщин.
Кроме того, мужчина может остановить физическое насилие, но эмоциональное остановить ему трудно.
Часто у женщин возникает вопрос: как сделать так, чтобы мой муж говорил со мной, чтобы он меня слушал? Им необходимо быть услышанными. Но женщинам нужно понять, что большинство мужчин во время коммуникации с женщинами находятся в стрессе. Женщины могут быстро и легко говорить обо всем. Мужчины воспринимают эту коммуникацию как боксерскую схватку с чемпионом. При этом они все-таки хотят выиграть.
Очень часто мужчины приходили в мою клинику с тем же запросом: как мне разговаривать с женой? Тогда мы начинаем разбираться, в чем проблема. Часто выясняется, что мужчина чувствует себя в отношениях как ребенок, который неправ и должен молчать. Мужчины часто не могут понять, что им говорят женщины. Я им какое-то время перевожу и учу их говорить женщине: «Я не понимаю тебя, объясни по-другому».
Большинство мужчин не умеют строить близкие отношения, у них нет тренировки коммуникации или эмпатии. Они не умеют разделять чужую точку зрения. Они не представляют себе особенности женских психологии и поведения. Многим мужчинам надо объяснять основы психологии отношений: мужское и женское восприятие мира, как мы взаимодействуем, как принимаем решения. Кроме того, важно понимать, как близкий человек видит свое будущее, в чем его ожидания. Мужчины нацелены на то, чтобы быть внешне сильными, а накачиванием внутренних, душевных мышц они не занимаются. Когда они начинают это делать, отношения становятся лучше.
— Как насчет гомосексуалов — они звонят вам?
— Да, насилие есть как в гетеросексуальных отношениях, так и в гомосексуальных. Более или менее это те же проблемы. Мы бы хотели привлечь больше представителей гомосексуальных групп в наш кол-центр, но обычно у них другие каналы и группы для обсуждения своих проблем. Может быть, так заведено, но это совсем не обязательно. Я думаю, что внутри гомосексуального сообщества скрыто много насилия.
— Почему вы так думаете?
— У меня был такой опыт. Мне кажется, об этом недостаточно говорят. Но так или иначе паттерн всегда один. Когда вы находитесь в близких отношениях, вы начинаете повторять то, что с вами было раньше. Если вы были в дерьме, то будете повторять то же дерьмо. Или если у вас были чудесные родители и росли вы в сказке, то вы будете создавать такую же сказку. Но все можно изменить.
— Как много людей звонит вам ежедневно?
— Примерно от двух до шести человек в день.
— Как вы думаете, есть ли люди, генетически склонные к насилию?
— Я думаю, что таких очень и очень мало. И даже их агрессию можно обнаружить в очень раннем возрасте и скорректировать: люди способны меняться. При этом надо понимать, что для этого есть критические моменты. Например, семейные кризисы (скажем, развод) или момент, когда люди становятся родителями, — это как раз хорошая возможность для перемен в себе.
— Какие специальные сложности есть в вашем деле?
— Наверное, самая сложная часть нашей работы — определить, что у звонящего психическое заболевание. Не могу сказать, что это бывает часто, но все-таки довольно часто. Если у клиента психиатрические проблемы, работать с ним сложно.
Не менее сложно работать с людьми, которые, как мы говорим, принадлежат к «культуре чести». В Швеции живет много иммигрантов, принадлежащих к обществу с такими традициями. Их семьи объединены идеей, что насилие над женщинами, детьми или другими родственниками — это нормально и даже на пользу. С такими культурными установками тоже работать очень непросто.
— А вам лично нетрудно рассказывать знакомым, друзьям, что вы оказываете помощь насильникам?
— Я горжусь тем, что делаю, и у меня нет проблем с тем, чтобы рассказывать об этом. Я, правда, избегаю делать это на вечеринках, если не хочу продолжения очень специфических разговоров. Как только я сообщаю о своей профессии, я получаю массу вопросов от людей, у которых был такой опыт или которые сами находятся в сложных отношениях. Иногда я просто хочу быть на вечеринке.
Три дневника почти за три военных года. Все три автора несколько раз пересекали за это время границу РФ, погружаясь и снова выныривая в принципиально разных внутренних и внешних пространствах
Мария Карпенко поговорила с экономическим журналистом Денисом Касянчуком, человеком, для которого возвращение в Россию из эмиграции больше не обсуждается
Социолог Анна Лемиаль поговорила с поэтом Павлом Арсеньевым о поломках в коммуникации между «уехавшими» и «оставшимися», о кризисе речи и о том, зачем людям нужно слово «релокация»
Как возник конфликт между «уехавшими» и «оставшимися», на какой основе он стоит и как работают «бурлящие ритуалы» соцсетей. Разговор Дмитрия Безуглова с социологом, приглашенным исследователем Манчестерского университета Алексеем Титковым
Проект Кольты «В разлуке» проводит эксперимент и предлагает публично поговорить друг с другом «уехавшим» и «оставшимся». Первый диалог — кинокритика Антона Долина и сценариста, руководителя «Театра.doc» Александра Родионова