ЮНИСЕФ и «кровавое золото»

Кольта продолжает совместный проект со Швейцарским советом по культуре Про Гельвеция и известным швейцарским журналом «Репортажен», который публикует расследовательские лонгриды, сделанные на высоком литературном уровне. Проект называется Best of Reportagen, мы будем печатать 12 лучших текстов из журнала за шесть лет его существования. Первым был репортаж Сандро Маттиоли из жизни экс-босса калабрийской мафии.

На очереди — текст, награжденный в прошлом году Цюрихской журналистской премией, — «ЮНИСЕФ и “кровавое золото”». Три автора — Федерико Франкини, Ханнес Грасэггер и Даниэль Пунтас Бернет — объединились, чтобы расследовать вес и чистоту золота в швейцарской аффинажной индустрии и золотых милях Конго, где его добывают дети под дулами автоматов других детей — охранников — во время одной из самых кровопролитных войн последних двух веков.

Кроме того, при поддержке Швейцарского совета по культуре Про Гельвеция и посольства Швейцарии главный редактор «Репортажен» Даниэль Пунтас Бернет приезжает в Москву на ярмарку non/fiction с лекцией о том, как писать лонгриды. Лекция называется: ««Как нам, журналистам, тронуть сердца читателей и как вести расследования для наших текстов». Она состоится 3 декабря в 14:00 в ЦДХ, в Авторском зале (зал 15).

И, наконец, мы напоминаем, что Даниэль Пунтас Бернет ищет русских авторов для журнала Reportagen. Вечером 4 декабря он проведет закрытый мастер-класс для 10 журналистов, приславших до 27 ноября включительно свои заявки на лонгрид. Вот здесь вы можете узнать, как попасть на мастер-класс.

Возможно ли измерить вину?

Еще как возможно.

Вес — 160 тысяч тонн. Материал — чистое золото. Красиво блестит. Форма — куб со стороной чуть больше 20 метров. Такова масса всего золота, добытого человечеством за века истории. В этой массе все — не только любовь, ваше обручальное кольцо, медальончик с именем вашего ребенка, золотые часы с браслетом. В ней и Холокост, инквизиция, крестовые походы. Это никуда не девается, ведь золото почти не пропадает — оно слишком драгоценно. Вряд ли что-то еще на нашем свете столь же тщательно документируется. Каждый грамм и каждый сантиметр пути его перемещений. Золото — вечный накопитель информации, фиксирующий свою собственную историю. С золотых копей — в руки, на шею, в ротовую полость, оттуда снова в руки, и так все дальше и дальше. «Кровавое» — так его называют, когда что-то с золотом не в порядке, когда ради него убивали, грабили, пытали людей. Эпитет некорректен. Само золото не замарано кровью — ею замараны руки преступников. Золото промывают, золото сплавляют с другими металлами. Наконец, золото аффинируют.

Аффинаж — это процесс очистки золота. Дело горячее, жаркое: в раскаленные печи идет все, начиная с плохо очищенного «грязного» золота, на котором остались следы ДНК, свидетельствующие о его происхождении, и до старых ювелирных изделий. Из печи выходят слитки беспримесного золота. Самое большое количество этих слитков самого лучшего качества поступает из «золотого треугольника» в южной части швейцарского кантона Тичино, где находятся три крупнейших в мире аффинажных завода. Вместе они контролируют треть мирового рынка чистого 24-каратного золота. Проба 999,99 — считай, ни капельки грязи. Все чисто, теперь ничто уже не расскажет об истории этого золота. Чтобы золото годилось для хранения в банках, для инвестиций и производства ювелирных изделий, оно не должно иметь никакой истории и нести никакой вины. Аффинажный завод — это ворота на рынок. Грязные примеси, которые могли бы пролить свет на происхождение металла, после аффинажа исчезают. Но не память.

Берлин, кафе «Эйнштейн», ноябрь 2015 г.

В сериале «Игра престолов» этот человек мог бы сыграть лорда Тайвина Ланнистера, убеленного сединами, спокойного, стратегически мыслящего патриарха одной из самых могущественных семей империи. Но сегодня он охвачен сомнениями. «Разве не все мы виноваты в несчастьях этого мира?» — Юрген Хереус теребит в руках маленький коричневый пакетик с сахаром. Глобальное изменение климата и езда на автомобилях. Мы все ведь в этом участвуем, не так ли? Едим мясо! Шампуни с пальмовым маслом, ради плантаций этих пальм и добычи масла вырубают джунгли Индонезии. Причина и следствие не всегда связаны напрямую, ему ли этого не знать. Один его знакомый недавно побывал в Сингапуре; так вот, там воздух еще хуже, чем в Пекине! Воздух отравляет дым, который приносит ветер из Индонезии. Взгляд г-на Хереуса блуждает по белой скатерти на столике, за которым мы сидим в задней комнате кафе. Он постукивает пакетиком сахара по блюдечку. На стене за ним висит фотография в красивой рамочке: Боно обнимает ребенка. Да есть ли вообще такая вещь, как невинность? Если невинности нет, где тогда начинается вина?

Вскоре после окончания Второй мировой войны державы-победительницы задались этим вопросом в разгромленной нацистской Германии. Им предстал народ преступников, который почти солидарно соучаствовал в преступлениях и допускал их. Число жертв войны достигает 70 миллионов. Разве не все немцы были виновны? Однако союзники понимали, что она по-прежнему существует — личная, персональная вина. Даже если ситуация отличается сложностью и приказания передавались по длинной цепочке до непосредственного исполнителя. Все равно победители стали искать, кто несет ответственность. На Нюрнбергских процессах.

Наша история начинается со страшного преступления и с двух телефонных звонков. Мы разбираем дело о золотом слитке со стороной 53 сантиметра, который представляет собой крохотный кусочек упомянутого выше гигантского золотого куба. Место преступления — горная долина в швейцарском «золотом треугольнике». И Конго.

Мы не имеем возможности передать все подробности этого преступления, вернее, целой серии преступлений против человечности. Потому что душат слезы, когда тебе надо описать вот такое: мать пытается спасти себя и своего крохотного ребенка, но войска уже здесь, выстрел, женщину ранят в ногу, она, упав на землю, ползет, ведь с нею ее дитя! — и тут солдаты бросаются к ней и ножами мачете кромсают на части ребенка, затем убивают и мать, расстреливают сидящих в хижинах людей, скорчившихся в страхе, — это целые семьи; командир, проезжая через городок, орет: «Никто не придет к вам на помощь!»; вышибают двери домов, идет стрельба автоматными очередями — кое-кто из преступников и сам еще не вышел из детского возраста, им меньше 15 лет. Двести убитых. По минимальным оценкам. В каждом доме полно трупов. Оскверненные тела. Замученные до смерти старики. Война на уничтожение. Массовые убийства. Богоро, Кило, Сонголо.

Подобные вещи снова и снова происходили в 2002—2004 годах в провинции Итури (Восточное Конго), когда повстанцы ФНИ — Фронта националистов и интеграционалистов — захватили Монгбвалу и дороги, которые вели из мест золотодобычи в окрестностях Монгбвалу, из так называемой Концессии-40, на юго-восток, к границе, к озеру Альберта и в Уганду. Дороги исключительно важны для милиции, которая в этих нищенских краях, чтобы как-то держаться, должна добывать себе оружие и боеприпасы, в джунглях, где ничего нет. Почти ничего. Кроме золота.

Ох, какая бойня… В Европе с негодованием качают головой. Упитанные белые господа, наводняющие страницы Википедии, заявляют авторитетным тоном соблюдающих нейтралитет: «этнический конфликт». Международный трибунал ведет вдогонку расследование год за годом. Для дачи показаний вызывают лишь африканцев, во время совершения преступления они были молодыми людьми, командирами в полевой форме, именовались «генерал Боско» или «Катанья», тогда у них были «калаши», сегодня, в Европейском суде, у них переводчики и на шее галстук. Они отправляются в тюрьму — или нет. Война продолжается без них — или нет. Они — лишь видимое последнее звено в цепи приказов, тогда как ее начало теряется во мраке. Где их предводители, никто не знает.

В начале нашей истории было два телефонных звонка, удививших тех, кому они были предназначены.

Первый — на телефон охотницы. В марте 2004 года звонок раздается у Кати Линн Остин. На другом конце провода — представитель Совета безопасности ООН. Остин охотится на преступников. Она знаток, ей досконально известны глобальные сети нелегальной торговли оружием. Однажды Кофи Аннан лично выразил ей благодарность за помощь в поимке крупнейшего торговца оружием всех времен, «торговца смертью» Виктора Бута. К тому времени Остин уже 15 лет работала в Африке. В середине 90-х она раскрыла тайные поставки Францией оружия участникам гражданской войны в Руанде. Остин обычно работает на свой страх и риск, однако звонок сотрудника величайшей всемирной организации заставляет сердце 44-летней женщины забиться чаще. Ее просят выяснить, почему не прекращаются военные действия в Восточном Конго. Она, радикальный аутсайдер в сообществе, расследующем конфликты, должна выяснить, к кому ведет конголезская цепь. Остин не медлит ни секунды. Не подозревая об этом, она берет в этот момент след в расследовании нашего дела.

Второй звонок — доктору наук Юргену Хереусу. Ему в начале 2008 года позвонил старый приятель. Хереус — фигура незапятнанная. Воплощенная чистая совесть германской индустрии. Предприниматель с репутацией столь безупречной, что Frankfurter Allgemeine Zeitung почтила его эпитетом «выше любых сомнений». ООН и тут играет роль. Точнее, ЮНИСЕФ, детский фонд ООН. Просьба: он, индустриальный магнат старой школы, патриарх семейной фирмы с годовым оборотным капиталом 15,5 млрд евро, должен спасти некоммерческую организацию, а именно немецкое отделение ЮНИСЕФ, подпавшее под подозрение в растрате. Немецкий ЮНИСЕФ переживает экзистенциальный кризис. Финансовые поступления иссякли, 37 тысяч членов ушли. Хереус просит совета у своей матери, в то время 96-летней дамы. «Смотри в оба, — говорит она сыну. — На кону твое доброе имя». Хереус все-таки соглашается.

Биографии бесконечно разнообразны, нередко жизнь двух людей начинается в совершенно разных местах, и, кажется, их пути никогда не пересекутся, это просто исключено. Однако существуют силы, которые внезапно меняют траектории так резко, что две жизни устремляются друг к другу подобно ракетам. И так неуклонно, что столкновения, кажется, не избежать.

Нью-Йорк, октябрь 2015 г.

Кати Линн Остин порой не может сказать, где она находится. «Дело не в моей забывчивости, — говорит она, качая головой. — Просто это не моя квартира». В ящике стола она ищет адрес, чтобы сообщить его курьеру. «Своей квартиры у меня нет». В поисках она обводит комнату взглядом. Окна распахнуты. Ветер врывается сквозь белые жалюзи. Апартаменты на 17-м этаже, кресло в стиле ар-деко, деревянное, с толстыми подушками. Рядом на комоде — семейные фотографии людей, которых Кати не знает. Они предоставили ей квартиру в порядке помощи, на случай, если ее занесет в эти края. Она меняет страны чуть не каждую неделю. «В общем-то у меня ничего нет», — говорит Кати, поправляя длинные каштановые волосы. Ни детей, ни дома. «Недавно пришлось отпустить моего любимого помощника. Он хотел остаться, но я не могу обеспечить ему безопасность. Я ведь не имею понятия, что меня ждет завтра. Да и моложе мы не становимся, верно?» Ей 55 лет, она маленького роста, чуть-чуть полновата. У нее славное круглое лицо. На ней джинсы, кожаная куртка, шелковый платок на шее. Она вполне вписывается в круг по-молодежному одевающихся светских дам здесь, в Вест-Виллидж, на Манхэттене. А может быть, ее лук случайно оказался модным. Ковбойские сапоги, ее всегдашняя обувь, явно из какого-то другого мира. Она поясняет: «Я — девушка из южных штатов». Отец был рабочим на Philip Morris, т.е. у главного работодателя штата Вирджиния. Мать — домохозяйка, родила дочь, когда самой ей было 18. «Я выросла во дворе. В нашей семье я первая, кто получил высшее образование. А вот это все не предусматривалось». Она разыскивает адрес.

Берлин, ноябрь 2015 г.

Юрген Хереус предлагает нам прийти в излюбленное место встреч столичной элиты. Если смотреть со стороны, выходящей на Унтер-ден-Линден, эти Елисейские Поля Германии, то кафе «Эйнштейн» больше похоже на «Старбакс». Но в глубине есть еще два зала со стенами, облицованными деревом и увешанными зеркалами, с белыми скатертями на столиках, и публика здесь — исключительно VIP: политики, медийные люди, актеры. Хереус — джентльмен почтенных лет, у него высокий лоб, зачесанная назад седая шевелюра, он в клетчатой сине-белой рубашке. Жизненный путь его, родившегося в 1936 году в состоятельном семействе, — полная противоположность пути, который прошла Кати Остин. Его лицо знакомо по телепередачам на темы экономики, по рождественским благотворительным акциям для фонда ЮНИСЕФ. С 2014 года он известен также тем, что был призван спасти от дикой коррупции любимейшее детище немцев — ADAC, Всеобщий немецкий автомобильный клуб. История рода Хереусов начинается в 1660 году, когда кто-то из них стал владельцем аптеки. Подъем начался в 1851 году, когда дедушка Хереус возглавил предприятие по аффинажу платины. Сегодня Heraeus входит в десятку крупнейших семейных фирм Германии. Доктор Юрген Хереус работает не в одиночку, он является высшей, последней инстанцией, президентом наблюдательного совета холдинга. Под ним более 190 глав компаний, рулящих мировой империей, в которой опять-таки сотня компаний, где работают 12 500 служащих. Главный исполнительный директор — его зять. Составляются прогнозы, детальнейшим образом анализируется будущее технологического концерна. Этот человек знает, что ему готовит завтрашний день. Но и с традициями он тоже не порывает. Главный офис фирмы, как и прежде, находится в славном городе Ханау. «Иногда, приходя в наше главное здание, клиенты или представители других фирм шутят. Они каждый десяток лет могут строить себе новое, современное, из стекла и стали, — Хереус говорит с мягким гессенским выговором. — А я отвечаю, что мне вполне достаточно нашего старого дома из глазурованного кирпича». Он усмехается. На вопрос, чем он гордится, Хереус, сумевший из разрозненных фирм сформировать конгломерат с миллиардными оборотами, отвечает после некоторого раздумья: «Тем, что все пять моих детей не утратили скромности. У нас дома никто не мылся в душе дольше получаса». Во время собраний компаньонов он иногда осматривает машины на парковке. «Еще ни разу не видел там “Феррари”. Разве что “Порше Кайенн”. Это еще сносно, не так ли?»

Найроби, июнь 2004 г.

Летом 2004 года группа экспертов ООН под руководством Остин начала работать над кейсом. «Время поджимало», — вспоминает она. Но задача ее привлекала. Есть, говорит она, что-то такое, что тянет ее к темной стороне жизни, после своего расследования в 1989 г. в Анголе она «подсела на войну». В Конго после 1995 года она бывала не раз и страну знает. Три войны в Восточном Конго относятся к самым затяжным и самым трагическим конфликтам на всем африканском континенте. Когда в 1998 году бои возобновились, ООН опубликовала ряд докладов о причинах происходящего. В течение лет, предшествовавших приезду Остин в Конго, в прессе, включая Financial Times, было множество сообщений о повстанцах, которые безостановочно творят разбой и убийства в провинции Итури, вокруг Монгбвалу, где сосредоточены боевые действия, несмотря на официально объявленное в середине 2003 года перемирие. По сообщениям ЮНИСЕФ, в это время в Восточном Конго было поставлено под ружье более 18 тысяч детей. СМИ сообщали, что повстанцы получают финансирование золотом и колтаном, что вообще-то нарушало действующее эмбарго, принятое ООН. Эмбарго распространяется не только на поставки оружия, но и на любого рода сделки, которые могут послужить для финансирования повстанцев. Эмбарго ООН обязательны к исполнению во всех странах — членах ООН. Их не вправе нарушать ни одна фирма и ни одно государство, входящее в ООН.

Но в Восточном Конго царят анархия и неразбериха. Начало работы было трудным. «Прежде всего, мы должны были составить полную картину происходящего». Остин и ее группа поставили перед собой задачу выявить «протечки» в эмбарго на торговлю оружием. Они летят в Уганду, в Дубай, в Киншасу, столицу Демократической Республики Конго. На востоке страны, в провинции Итури, группа узнает о бросающемся в глазе островке постоянства посреди хаоса. А именно — о торговой сети, которая в течение лет стабильно ведет свои дела независимо от того, в чьих руках власть в стране.

«Я не могу заниматься всеми проблемами мира, — говорит Остин. — Случаи, которые я расследую, должны отвечать трем критериям. Они должны создавать юридический прецедент, иметь по-настоящему важные последствия, а после моей работы должно что-то принципиально меняться». На начальном этапе предугадать это сложно. Но в Конго у Остин возникло подозрение, что речь здесь идет о чем-то гораздо более серьезном. О болезни, симптомы которой все время меняются, но возбудитель остается прежним. Когда у Кати Линн Остин просыпается охотничий инстинкт, она не сдается. Почти двадцать лет потребовалось, чтобы привлечь к суду Виктора Бута. «Как только я начинаю расследование, вот здесь, внутри, — она показывает на лоб, — выстраиваются сети, в которых сотни фамилий. Расследуя дело, я сначала иду вширь, лишь потом обращаюсь к своим критериям и точно определяю цель». Взяв карандаш, она рисует пирамиду. «Вот, например. Картель по рогам носорогов. На нижнем уровне — браконьеры. Заменяемые, как уличные дилеры. Выше — уровень местных гангстеров. Они получают вертолеты и оружие, а также логистику от лиц уровнем повыше. Над ними остаются еще два уровня — коррумпированные политики в той или иной стране и, наконец, “чистая личность”. Глава фирмы, находящейся где-нибудь, например, в Европе. Фирмы, которая зарабатывает совсем другими вещами». Остин делает паузу, затем продолжает: «Если и есть что-то общее между всеми этими нелегальными сетями и трафиками, — она постукивает карандашом по вершине пирамиды, — это то, что непременно есть некий чистый игрок». Он-то и является ее целью.

Человек вершины

При своем вступлении в ЮНИСЕФ Хереус вскоре потребовал своего назначения президентом этой организации. «Если я беру на себя ответственность, то по-настоящему. ЮНИСЕФ находилась в кризисе, и я знал, что гроза не умчится дальше через пару дней». Хереус взялся снова поставить на ноги организацию с 110 сотрудниками. И преуспел. «Когда я приступил к работе, мне сказали: вы — человек экономики, а у нас тут этическая организация. ЮНИСЕФ свободно вела свою деятельность, руководствуясь девизом: “Поскольку мы делаем добрые дела, мы не обязаны быть организованными”. Я это положение изменил». В своей родной стране Юрген Хереус воплощает стародавнюю мечту о добром владельце фирмы, который благожелательно приглядывает за работягами, занятыми сборкой на его конвейерах. В 1983 году он взял в свои руки судьбы семейной империи. Хереус — человек дела, из конгломерата слабо связанных между собой фирм он создал гордость немецкой индустрии, предприятие, входящее в десятку крупнейших семейных предприятий Германии, мощный концерн. Тон в нем задает холдинг Heraeus GmbH, он и обеспечивает такую деятельность, при которой бизнес отдельных фирм, находящихся в собственности семьи, служит их взаимной выгоде. Наибольшую активность холдинг развивает в таких отраслях, как технология и драгметаллы. И патриарх в курсе всего: сотрудники по вопросам комплаенса есть в каждой фирме, и они докладывают обо всем шефу комплаенса в центральном офисе, который, в свою очередь, подчинен прямо патриарху. В 2000 году Юрген Хереус становится президентом наблюдательного совета холдинга. Насколько он держит в руках нити управления, видно из того, что он сделал директором фирмы своего зятя Яна Риннерта. То, что в фирме действует ее собственный корпоративный и семейный этический кодекс, не удивляет. Не удивляет и четкое определение, данное Юргеном Хереусом ответственности предпринимателя: «Мы скорее откажемся от возможной прибыли, чем пойдем на грязную сделку». Тем не менее на Хереуса произвел впечатление установленный в ЮНИСЕФ порядок, а именно: фирмы, желающие делать пожертвования и использовать логотип ЮНИСЕФ, проходят детальнейшую проверку. «Часто это более серьезные проверки, чем те, которые проводим мы на своих предприятиях, когда, выясняя источники финансирования, на какие-то вещи мы смотрим сквозь пальцы». Штаб-квартира ЮНИСЕФ в Нью-Йорке сразу закрыла два своих комитета в Восточной Европе из-за подозрений в коррупции. «Логотип ЮНИСЕФ разрешается использовать только строжайше проверенным и перепроверенным благотворительным организациям». Вот и швейцарский концерн Nestle попал в черный список: «Агрессивная реклама сухих молочных смесей для детского питания отчасти не соответствует юнисефовской рекомендации матерям всех стран мира как можно дольше кормить детей грудью». Чем дольше он работал в ЮНИСЕФ, тем больше осознавал: «Мои ошибки касаются теперь не только лично меня, но и всей организации».

Следы на бумаге. Итури, 2004—2005 гг.

Кати Линн Остин любит идти по следу. «Когда я установила свою цель, я ищу ее следы в бумагах. Я стараюсь воссоздать полную документацию того, как шла сделка. Этому я научилась в Вашингтоне в 80-е годы, когда работала ассистентом по расследованиям в Архиве Национальной службы безопасности (National Security Archive) — это такая сеть журналистов, занимающихся расследованиями, своего рода предшественница WikiLeaks». Остин вообще-то собиралась стать журналисткой, автором разоблачительных материалов. Вместо этого ее выучили на охотника, расставляющего капканы в джунглях документации. Юную недоучившуюся студентку направили заниматься секретными поставками оружия США в Иран — делом Iran-contra. Спецслужбы США в то время действовали под прикрытием фиктивных фирм вроде тех, что показаны в классическом шпионском триллере «Три дня Кондора». От многих расследователей из других НКО Остин отличает сосредоточенность, главным образом, на деятельности предприятий. Многие избегают таких щекотливых тем. Остин встает из-за стола и закрывает окна. «Они опасаются судебных исков и больших штрафов. Поэтому я в основном работаю одна или на отдельных этапах нахожу партнерские организации».

В этот раз она связана с крупнейшей из всех организаций мира — с ООН. Так что ей есть где развернуться. Экспертная группа Остин опубликовала свой первый доклад в июле 2004 года, второй — в январе 2005-го. В нем появляется имя некоего доктора Кисони, бывшего ветеринара, который нашел себе более прибыльное занятие на войне, то и дело снова разгоравшейся в Восточном Конго.

Второй доклад еще только начинают распространять, а Остин уже снова в пути, с ней теперь швейцарский эксперт по финансам, которого она нашла. Остин наметила цель. Она идет по следу д-ра Кисони. Взяв в лизинг маленький транспортный Ан, он ведет процветающую торговлю, курсируя между повстанцами и посредниками, которые сидят неподалеку от границы с Угандой, в городе Бутембо. Почти все золото этого занятого ФНИ города золотодобытчиков проходит через руки Кисони, поскольку, согласно докладу, часто ему одному разрешают использовать местный аэропорт Монгбвалу. Это разрешение Кисони получил прямо от находящегося тут же командующего ФНИ Флориберта Нджабу. Когда самолет Кисони приземляется, на его борту — товары разного рода для повстанцев. А улетает он чаще всего с грузом золота. Взрослые мужчины заняты в основном боевыми действиями, поэтому золото для повстанцев должны добывать из ям в глинистой почве дети. Под охраной детей-солдат. Вознаграждение за труд — то, что их не расстреливают. Кисони почти ежедневно летает в южное Бутембо, где под его началом золото переплавляют и потом с проверенными людьми перевозят в столицу Уганды Кампалу. Там принадлежащий Кисони благородный металл продают преимущественно фирме Uganda Commercial Impex, или UCI. Это крупнейшее предприятие Уганды по торговле золотом.

«Это золото нелегально по целому ряду параметров, — объясняет Остин. — Во-первых, по законодательству Конго без государственной лицензии золото не может быть предметом как добычи, так и торговли». Но до лицензий тогда в охваченной войной области дела никому не было. «Во-вторых, торговля золотом нарушает эмбарго ООН о торговле оружием, потому что это финансирование повстанцев. То есть военное преступление». Группа Остин идет по следу дальше, беседует с представителями UCI, с таможенниками, запрашивает доказательный материал в Национальном банке Уганды.

За годы войны, которая идет у западного соседа, Уганда превратилась в важнейший пункт по приемке золота из Конго. Природные богатства Восточного Конго были важной причиной вступления войск Уганды в Конго и их нахождения там вплоть до 2003 года. В 2000—2005 гг. были опубликованы сотни статей в местной, франкоязычной и англоязычной прессе о взаимосвязи между военными действиями и торговлей сырьем. А также в прессе Швейцарии. Явление, о котором идет речь, хорошо известно в глобальной добывающей промышленности и подробно обсуждалось в специальных изданиях.

Вывозу золота способствовал принятый в Конго в середине 90-х закон, по которому торговцам из Уганды разрешалось официально не запрашивать у поставщиков документы о происхождении золота. С момента покупки угандийским коммерсантом золото становилось легальным товаром, чисто отмытым для мирового рынка. Дело в том, что на Уганду никакого эмбарго наложено не было, отсюда золото может купить каждый. Угандийская «либерализация торговли золотом» стала причиной любопытного статистического феномена. С конца 1990 года Уганда вывозила значительно больше золота, чем импортировала или производила у себя. Страна стала шлюзом для золота, которое текло будто из пустоты. Бум огромен, золото на третьем месте в импорте страны, где золотодобычи нет. Кати Линн Остин находит статистические данные Национального банка Уганды, отражающие экспорт из страны. Официально в 2004 году экспортировано почти 7,3 тонн золота, а импортировано лишь 1,4 т. Остин сравнивает эти цифры с теми, что значатся в отчетах UCI, крупнейшей фирмы по торговле золотом, — по этим данным 90 процентов ее золота поступает из провинции Итури. Этот товар — кровавое золото. В одном только 2004 году Остин обнаруживает его без малого 4 тонны. Как считает ее швейцарский эксперт по финансам, в сумме с другими продавцами от 6 до 7 тонн угандийского золота на самом деле было привезено из Конго.

Из Уганды золото течет дальше, прежде всего, в одну страну — в Швейцарию. Торговля золотом идет в эти годы так крупно, что Швейцария становится на время главным торговым партнером Уганды. А потом разрывается бомба: в мае 2005 г. Human Rights Watch публикует материал, озаглавленный «The Course of Gold», о разграблении Конго. Торговые пути, которыми занималась Остин, документально подтверждены, ее экспертов цитируют. СМИ всего мира освещают эту тему. Human Rights Watch называет импортера кровавого золота: Metalor, один из крупнейших швейцарских аффинажных заводов. В Швейцарии разверзается ад. Представители Metalor клянутся, что чисты и не знали об истинном происхождении золота. Но Остин уже идет по второму следу. Ей осталось найти лишь одно недостающее звено. Но публикация отчетов НКО, как назло, спугивает крупную дичь. Ей нужно торопиться.

В золоте он разбирается лучше всего

Когда д-ра Юргена Хереуса спрашивают, какую область своего глобального концерна он со своей вершины изучил лучше всего, ответ такой: сырье, а именно платину, палладий, золото. Одно время он был даже президентом Немецкого общества материаловедения. В 1986 году у него, лишь недавно возглавившего холдинг, появился шанс занять более прочные позиции в золотом бизнесе. Швейцарский банк UBS хочет продать большую долю акций своего аффинажного завода в Тичино. Хереус использует благоприятный момент и вступает в дело. С тех пор предприятие даже носит имя — доброе имя — его семьи: Argor-Heraeus. Главный офис находится в Мендризио, маленьком городке в Тичино близ границы с Италией. Бизнес деликатного свойства. У Хереуса уже есть опыт в решении непростых этических вопросов в рамках своего холдинга: «Мы вели дела с режимом апартеида, но какая была альтернатива? Выбирать приходилось между СССР и Южной Африкой. Советский Союз — нет, это тоже было исключено. Отказаться — это привело бы к сокращению нескольких тысяч рабочих мест». Это показывает и пример с предприятиями по переработке колтановой руды, поощряющими сырье из Конго. «Если бы они щепетильничали, у нас не было бы ни конденсаторов, ни мобильных телефонов», — считает Хереус.

Демократическая Республика Конго, июль 2005 г.

В третьем докладе экспертной группы Остин наконец может предъявить полный путь для одной поставки. Теперь существует прецедент — в вопросах нарушения эмбарго. «На вершине пирамиды стояла британская фирма Hussar Limited с юридическим адресом в Джерси, этом налоговом оазисе, являющемся собственностью и владением королевского дома. Но за отмывку отвечала не Hussar», — говорит Остин. Документы свидетельствуют, что золото общей стоимостью 1,3 млн долларов из провинции Итури продавалось в Кампалу фирме UCI, у UCI его покупала Hussar Ltd. Руководит Hussar Ltd. Джонатан Граф, бизнесмен, который в 1997 году, вскоре после начала первого вооруженного конфликта в Конго, отправляется в район военных действий по поручению сырьевого барона Марка Рича, чтобы на месте прозондировать возможности прибыльных сделок. Но Рич вскоре узнает, что Граф пытается действовать в своих интересах за его спиной. В Англии Рич подает в суд на Графа. Граф проигрывает. После чего порывает с Ричем и начинает действовать самостоятельно. Он скупает золото в Уганде и отправляет на аффинажные заводы, где их превращают в обычные для бизнеса очищенные слитки. Золото остается собственностью Графа, но теперь, после очистки, оно может быть продано банкам, инвесторам, частным лицам по гораздо более высокой цене. Граф — уроженец Южной Африки. Год за годом он поставляет золото на южноафриканский аффинажный завод Rand Refinery. Однако в середине 2004 года деловое партнерство неожиданно прекращается. «Мы связались с Rand, и они рассказали, что Граф не желает придерживаться новых, более строгих, правил по установлению происхождения золота. Rand утверждает, что поэтому разорвали контракт».

А у Графа уже новый партнер. «Еще в апреле 2004 года, —говорит Остин, — Граф обратился на аффинажный завод, услугами которого пользовался в 1999 году: это Argor-Heraeus». Следуя своему порядку все тщательно разузнавать, на Argor-Heraeus собрали информацию о потенциальном заказчике и о происхождении сырья. За информацией обратились в Hussar. Там им сообщили, что золото, которое Граф собирается привезти в Мендризио, он купил у UCI, «весьма заметной государственной компании, которая много лет занимается торговлей золотом на легальных основаниях». Argor-Heraeus принимает предложение. Это подтверждают собранные Остин документы: Argor-Heraeus получила от Графа предполагаемое «кровавое золото» для переработки. Причем поставок было несколько. Так написано в отчете Остин для ООН, никем не опровергнутом. Лишь 3 июня 2005 г. аффинажный завод прекращает сотрудничество с Hussar Limited — якобы после того, как «из прессы стало известно о беспорядках в регионе, имеющих последствия для торговли золотом».

Почему Граф обратился к компании, чьи услуги считают самыми дорогостоящими? «Незамаранные швейцарцы взяли на себя грязную работу. А это стоит дорого. На этом делают деньги. “Чистая личность” в этой отрасли — это аффинажные заводы», — говорит Остин. В мире золота они занимают решающую позицию со всеми властными полномочиями. Только они могут превратить золото самого разного качества, полученное из различных источников, в пригодный для торговли продукт. Без них все встанет. Если аффинажники не принимают золото, оно остается дешевым и «грязным». То есть решение аффинажников определяет, какое золото вообще начнут добывать. А Швейцария — это игольное ушко. Ни в одной стране не перерабатывается столько золота — от 40 до 70 процентов всей мировой добычи. Швейцария — всемирное предприятие по отмывке золота.

Представлением доклада в июле 2005 года миссия Кати Линн Остин завершена. Ее последняя рекомендация — санкционный список. В нем значатся Кисони, UCI, Hussar Limited и инстанция по отмывке — Argor-Heraeus.

Он держит руку на слитке

В 1996 году д-р Юрген Хереус берет на себя руководство в Тичино, став президентом административного совета от лица Argor-Heraeus. В Швейцарии президенты административных советов — активные стратеги в сфере оперативного управления. Насколько важен для Хереуса аффинажный завод, обнаруживается скоро. В 1999 году он становится собственником всей фирмы. Затем он подключает к делу немецкий Commerzbank, позднее — Австрийский национальный банк вместе с дочкой, фирмой Münze Österreich. Таким образом, он контролирует Argor на нескольких уровнях: как совладелец, как президент и через центральный офис в Ханау. Когда в 2000 году 64-летний Юрген Хереус отходит от оперативного управления, он тем самым отнюдь не сматывает удочки, напротив, теперь он — председатель наблюдательного совета холдинга Heraeus Holding Group. 2000-й — его счастливый год. Юргена Хереуса награждают крестом «За заслуги перед Федеративной Республикой Германией», страна официально признает его достижения. Его аффинажный завод входит в число лучших в мире, каждый год перерабатывает сотни и сотни тонн золота, и часть этого объема перетекает в сейфы Commerzbank. Фамилия Хереус — доказательство чистоты. У других фамилия написана на дверной табличке, а его — стоит на тысячах золотых слитков, выходящих с аффинажного завода в Тичино: «Хереус 999,9». Чистота, практически близкая к абсолюту.

Виват, Гельвеция!

Совет безопасности ООН по рекомендации Остин начинает дискутировать по поводу санкций. Представители Argor-Heraeus настаивают, что ничего не знали о первоначальном происхождении золота. Кати Линн Остин вспоминает: «Особенность этого дела — я почувствовала, как на Совбез оказывают давление. Там были влиятельные партии, между которыми шла борьба». Такие обсуждения проходят за закрытыми дверями. Один из документов WikiLeaks подтверждает спор между Англией и Францией по вопросу санкций. Французы поддерживают предложение о санкциях, англичане пытаются вывести Hussar и Argor-Heraeus из-под удара. Подключается и Швейцария. Производство почти всех предметов роскоши — а оно составляет третий по величине сектор экономики Швейцарии — не обходится без золота. Это наши обручальные кольца, серьги, часы. Представитель Швейцарии в ООН Петер Маурер — сегодня он возглавляет Международный Красный Крест — встает на сторону Argor-Heraeus. И, как велит случай, особый советник ООН по вопросам спорта на службе развития и мира, бывший член Федерального совета Швейцарской Конфедерации Адольф Оги оказывается членом наблюдательного совета фирмы Argor-Heraeus. Информация о том, вступился ли он за свое предприятие, отсутствует, однако Оги — человек, о чьем дипломатическом потенциале бывший Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан заметил когда-то, что Оги сумел бы одним телефонным звонком урегулировать кризис в отношениях между Германией и США. Результат: в 2007 году под санкциями оказываются только африканцы, в том числе вожди повстанцев и д-р Кисони Камбале. Которого вскоре обнаруживают убитым. Похоже, Кати Линн Остин потерпела поражение.

Берлин, 2015 г.

Хереус вспоминает: «Какая-то дама в ООН была вне себя от досады, что с Argor-Heraeus сняли обвинения». Он с ней так и не познакомился. «Эти обвинения в 2005 году касались двух мелких заказов ценой 38 тысяч франков». Хереус становится лаконичнее: «Два мини-заказа, которые проскочили случайно. Золото, не совсем чистое, да, потому что оно, вероятно, было добыто из жилы, находившейся в руках повстанцев». Он смотрит в свою чашку с кофе. До того как через Уганду потекло золото из Конго, Уганда была безобидным кофейным государством где-то в Африке. «Если бы мы догадывались о последствиях, сделка не состоялась бы». Он качает головой. Как бы то ни было, этот опыт он берет на вооружение на своем гуманитарном посту. Представляя отчет о деятельности ЮНИСЕФ за 2008 год, Юрген Хереус отмечает, что страдания детей в Конго всеми забыты. «С 2005 года Argor-Heraeus не импортирует из Африки». Но почему же никто не опровергает новые публикации швейцарской газеты Wochenzeitung, в которых говорится, что Argor-Heraeus до 2008 года импортировала золото из месторождений в Мали, печально известных бессовестным использованием детского труда? Хереус вдруг кажется очень усталым. Он ничего такого не помнит.

После поражения в 2007 году Кати Линн Остин в течение нескольких лет работает в одиночку. «Я не собиралась вот так просто успокаиваться. Речь идет о международной преступности. Если ООН не наложила санкции — значит, все простить? Я считала, что расследовать эти уголовно наказуемые деяния — юридическая обязанность Швейцарии и Великобритании, — заявляет она. — Поэтому я снова и снова встречалась в Кампале с UCI. Раз двадцать, наверное, в те годы». И UCI начала предоставлять Остин все больше и больше документов. Остин собрала 140 договоров о поставках. И поняла: цифры в ее докладе для ООН были крохотной вершиной айсберга. В UCI ей заявили, что на каждую поставку выписывалась чартерная накладная. В которой указывалось подлинное место происхождения товара, как того требуют правовые нормы. В каждой накладной, которую изучила Остин, значилось: страна происхождения — Демократическая Республика Конго. И Остин все более убеждалась: она сможет доказать, что сотрудникам Argor-Heraeus истинное происхождение золота прекрасно было известно.

Вообще-то 2013 год начался для д-ра Юргена Хереуса прямо-таки блестяще. Его фирма Argor-Heraeus удостоилась звания «Производитель слитков года», учрежденного видным объединением компаний отрасли. Затем он, президент административного совета швейцарского акционерного общества, сам себе, лично, оказывает честь торжеством по поводу значительного продвижения в развитии бизнеса, который растет как на дрожжах. 25 мая 2013 года Хереус перерезает золотую ленточку на открытии своего нового аффинажного завода. И вскоре покидает пост в административном совете, чтобы сконцентрироваться на своих обязанностях в наблюдательном, в Ханау. В прошлом он ведь не раз говорил, что для главы семейного предприятия было бы величайшей ошибкой не понять, в какой момент надо соскочить. Юрген Хереус снова показал, что он владеет ситуацией. И тут удар. 31 октября 2013 года Кати Линн Остин вместе с двумя НКО подает иск. В нем утверждается, что с июля 2004-го по май 2005-го Argor-Heraeus получила от Hussar Limited 2950 кг золота для переработки, по тогдашнему курсу стоимость его была равна 48 млн долларов США. Для сравнения: стоимость всех благородных металлов, которыми торговал холдинг Хереуса в 2014 году, равна 12,2 млрд евро. Включая и золото. Остин задокументировала все без единого пробела. От приисков в Африке до Швейцарии. Обвинение: пособничество военным преступлениям путем грабежа и отмывания денег. Прокуратура относится к иску так серьезно, что 4 ноября полиция проводит в Мендризио обыск в помещениях фирмы Argor-Heraeus.

Хереус об этом же: «То, что прокуратора Швейцарии вообще начала следствие, объясняется, наверно, тем, что в ситуации растущего давления на Швейцарию как на место торговли финансами и сырьем правительство хотело показать, что оно что-то делает». Объяснения Хереуса становятся все более расплывчатыми. Импортировал ли он в те годы золото из Дубая, города в Объединенных Арабских Эмиратах, который развился в своего рода оазис для торговли сомнительным золотом? Ответ: «Не помню». Но: «В этой отрасли нет возможности получать для аффинажа чистое золото. Часовая фирма Rolex несколько раз обращалась к нам и говорила, что согласна платить больше, если Argor-Heraeus даст соответствующие гарантии. Но это невозможно. Всегда есть торговый посредник, отмывающий золото сомнительного происхождения. Кроме того, фирма работает с золотом центральных банков, а это старое золото, его происхождение уже не установить».

На столике кафе «Эйнштейн» перед Юргеном Хереусом лежит ответ из прокуратуры, датированный мартом 2015 г. С его фирмы снято подозрение в легализации преступно нажитых денег и в пособничестве военным преступлениям. Дело прекращено. Прокуратура констатирует, что Argor-Heraeus действительно получила 2950 кг неочищенного золота из Уганды. Прокурор пишет: «Таким образом, Argor-Heraeus оказала помощь совершавшимся в Итури военным преступлениям». Предприятие «из одних только отчетов НКО и ООН, представленных еще в 2004 году, имело возможность знать, что поставляемое из Уганды неочищенное золото с большой степенью вероятности было незаконно добыто в Восточном Конго и служило в качестве средства финансирования конфликта». Во всяком случае, Hussar еще в январе 2005 г. в докладе Остин была указана как нарушитель эмбарго. Далее: «Предоставленные компаниями UCI и Hussar данные о происхождении золота <…> должны были вызвать сомнения у сотрудников Argor-Heraeus. В частности, ответственные лица должны были на основании конкретных указаний, что золото добыто не в самой Уганде, выяснить его происхождение и при этом удостовериться, что оно не получено преступным путем <…> Она (фирма) не провела расследования происхождения золота, несмотря на то что в сомнительных случаях происхождения подлежащих плавке материалов <…> этого требовал внутренний порядок ведения дел фирмы…» Дело закрыли лишь потому, что невозможно доказать, что у кого-то из сотрудников фирмы имелись сомнения насчет происхождения угандийского золота.

Этот документ на столе, похоже, удивляет Хереуса. Он же сам не читал его, он подумал, что это просто оправдательный приговор. Однако, как показывают заключение суда и многочисленные сообщения о все новых сделках по «кровавому золоту» в Швейцарии, отмывание золота приводит к большим бедам. Не пора ли председателю ЮНИСЕФ решиться на гуманитарный шаг также и в своей функции председателя наблюдательного совета Argor-Heraeus?.. Не видит ли он возможности для себя применить власть на рынке, которой он обладает, чтобы направить отрасль на путь честности и моральной чистоты? Он мягко качает головой: «Тогда у вас не будет заказов, потому что технически невозможно заниматься аффинажем, имея абсолютно чистое золото, его количества мизерны». Хереус снова ускользает, переходя к обобщениям. Мы все — соучастники и совиновники. И вдруг строптиво: «Нужно следить за тем, чтобы мы не превращались в донкихотов. Я скептически отношусь к людям во всем белом».

Ввиду все новых и новых разоблачений он, Хереус, пожалуй, готов решиться на радикальный шаг, пока «что-нибудь не навесили». «Если тех, кто занимается переработкой золота, постоянно обвиняют в совершении нечистоплотных сделок, если репутационные потери слишком велики, стоит подумать об уходе из этого бизнеса».

Кати Линн Остин в Нью-Йорке растерянно перебирает свои бумаги. «Я и не знала, что этот человек, стоящий за швейцарской фирмой, является главой ЮНИСЕФ в Германии. Это… как-то неэтично». Она задумывается. «Можно подать новый иск». И она говорит о доказательной базе. «Но у меня как раз теперь масса работы. Большой картель по контрабанде рогов носорогов, дело на Маврикии… Надо подумать, когда я смогу снова заняться этой историей». Юргену Хереусу опять повезло. Остин не может выступить в роли Дон Кихота. Пока не может.


Перевод Галины Снежинской

Послесловие

Эта статья была опубликована в Reportagen в декабре 2015 года. Вскоре после публикации главный редактор издания Даниэль Пунтас Бернет получил 17-страничный факс от известного берлинского юриста. Его клиент требовал отозвать публикацию и выплатить компенсацию в сумме полмиллиона долларов — в противном случае Даниэль мог быть обвинен и рассчитывать на два года тюрьмы. Журналистам пришлось также нанять высококлассного юриста, и в конечном итоге их баталия с Хереусом завершилась тем, что он дал свое разрешение на распространение этого материала. А спустя год авторы публикации получили за него Цюрихскую журналистскую премию.

Юрген Хереус был признан судом невиновным, он остается главой ЮНИСЕФ в Германии. Авторы материала подозревают, что он смог избежать наказания благодаря поддержке политического лобби.

Кати Линн Остин продолжает свои расследования. Несмотря на то что дело Хереуса закрыто, в Африке остается множество проблем, связанных с незаконной добычей драгоценных металлов, нарушением прав человека и губительным отношением к окружающей среде. Кати специализируется на расследовании связей африканских поставщиков с европейскими бизнесменами. Она путешествует по странам типа Уганды и Кении, где продолжает свою работу.

Сегодня Даниэль не думает, что Хереус стремился вести бизнес вопреки санкциям ООН, по его мнению, скорее всего, действительно произошла ошибка — но ответственность за эту ошибку должен был понести глава компании.

О дальнейшей судьбе героев этого текста узнавал Петр Торкановский.

Понравился материал? Помоги сайту!