Никакой девственной плевы нет, или Шведская история любви (и секса)

Да, и в этом году мы продолжаем совместный проект Кольты со Sweden.ru «Например, Швеция». На очереди тема, которая во всем мире с середины прошлого века плотно ассоциируется с этой страной: секс. Анастасия Лундквист из Шведской ассоциации сексуального образования рассказала Денису Куренову о том, как в Швеции просвещают в этой сфере детей, почему письменное согласие на секс — это правильно и как быть со спорным новым законопроектом о криминализации секс-туризма.

— Швеция знаменита инициативами, связанными с сексуальной сферой. Давайте начнем с детства. В шведских школах обязательное сексуальное образование было введено еще в пятидесятых годах. Что изменилось за эти полвека?

— В пятидесятых главной целью сексуального образования было увеличение рождаемости. Хорошей, идеальной семьей в Швеции тогда считалась семья, имеющая трех и более детей. Поэтому фокус сексуального образования был направлен на биологию, на репродуктивные составляющие. С годами, конечно, это менялось. Росло феминистское движение, менялось законодательство, общество. Сейчас мы рассматриваем сексуальность как неотъемлемую часть общего состояния человека, его благополучия, качества жизни. Поэтому ключевой становится тема наслаждения, удовольствия, которое люди получают от собственного тела.

— Когда в Швеции с детьми начинают говорить о сексуальности?

— Можно сказать, с пеленок. Это провокационное заявление, но мы отталкиваемся от того, что сексуальность — интегральная часть жизни человека. Люди рождаются с сексуальностью, она есть у всех. Дети играют в дочки-матери, в доктора и медсестру. Так они изучают свое и чужое тело. И здесь нужно быть честным по отношению к детям. Скрывать информацию совершенно неэффективно. Поэтому, когда возникают вопросы «откуда берутся дети?», мы не говорим, что ребенка нашли в капусте. Здесь на понятном уровне рассказывается, что есть сперматозоиды, есть яйцеклетка, хотя, конечно, никто не объясняет все детали полового акта. Или вопрос о мастурбации. Мы знаем, что дети начинают это делать уже с маленького возраста. Они исследуют свои гениталии. И это тоже не нужно скрывать. Ты можешь насладиться своим телом. Повторюсь, вопросы наслаждения — ключевые в нашем сексуальном образовании.

Кстати, хороший пример. В прошлом десятилетии мы ввели неологизм, обозначающий половые органы у девочек. В русском языке сложно найти детское слово, которое будет называть половые органы. Ну, может быть, «пися». В шведском такое слово было только для мальчиков — snopp. У девочек не было нейтрального слова, которое не отсылало бы к биологии и медицине или не было бы просто ругательным. Наша организация провела конкурс, мы представили множество вариантов, провели голосование. И с 2006 года в шведском национальном словаре появилось слово snippa, означающее половой орган у маленьких девочек. Это удобное слово без всякой подоплеки, без нагрузки. И сейчас оно используется повсеместно. Даже моя маленькая дочь им пользуется.

— Из немного рваных и бессистемных попыток сексуального образования в моей родной школе я больше всего запомнил, что сами учителя чувствовали себя дискомфортно, когда рассказывали о сексе.

— Да, раньше учителей этому не обучали, и, конечно, это проблема, но мы ее решаем. С недавних пор сексуальное образование — это обязательный предмет в педагогических вузах. В школе это, напротив, не отдельный предмет, а целая междисциплинарная наука, включающая биологию, географию, историю… Учителя сталкиваются с тем, что в свою программу эти темы необходимо включать. Проще всего это делать, когда у нас проводится «неделя любви». Это обычно происходит как раз сейчас — около 14 февраля. На «неделе любви» сексуальность рассматривается на разных предметах под разным углом.

— Детская сексуальность — это до сих пор табуированная зона. Вы не сталкивались с протестами?

— Наша ассоциация периодически имеет дело с обвинениями со стороны консервативных сил, что мы «развращаем детей». Хотя наши противники — например, движение «Пролайф» (международное консервативное движение, протестующее против абортов. — Ред.) — это явление в Швеции достаточно маргинальное. У нас в обществе все-таки уважают чужую свободу. В этом смысле Швеция смотрится прогрессивно даже на фоне стран Западной Европы, где консерваторы — это уже не маргиналы, а молодые люди в галстуках, квалифицированные юристы, которые хорошо себя позиционируют в ООН, прекрасно владеют риторикой, используют эффективные методы по лоббированию, блокируют резолюции. Но в Швеции это не так.

— Швеция — одна из немногих стран, где криминализирована покупка секса. Расскажите об этом подробнее. Критикуют ли этот закон внутри страны?

— Да, в этом смысле Швеция вместе с Норвегией тоже выделяется на фоне других стран. Закон, по которому криминализирована покупка, а не продажа секса, вступил в силу в 1999 году, прошло уже практически двадцать лет. Он был связан с защитой секс-работников, а это, как правило, женщины. Что касается основной критики этого закона, то в Швеции она направлена на то, что мы ставим женщину в позицию жертвы и как бы не видим разных оттенков. И тут действительно крайне важна идеологическая подоплека. Некоторые убеждены, что сексуальная эксплуатация не имеет права на существование, что люди в принципе никогда не пойдут продавать секс добровольно. Это одна точка зрения. На ней настаивают радикальные феминистки. Но если мы допускаем мысль, что люди могут сделать такой выбор добровольно, этот вопрос гораздо сложнее. Естественно, уровень проституции за это время снизился. Ее уже не видно на улицах. Но проблемы до сих пор остаются. Например, проституция перешла в сферу интернета, там ее гораздо проще завуалировать. Еще одна проблема: людям, которые продают секс, очень сложно получить медицинское обслуживание. До сих пор нет инстанции, которая готова их принимать на открытых основаниях, именно как секс-работников.

— В декабре прошлого года появился новый законопроект по поводу криминализации секс-туризма для граждан Швеции. Я не понимаю, как это чисто технически будет работать.

— Да, этот законопроект вызвал большой резонанс внутри Швеции. Мы тут практически выходим за пределы местного законодательства и со своим уставом как бы лезем в другие страны. Если мы говорим о получении секс-услуг в тех странах, где это не запрещено, то урегулировать это при помощи соглашений практически невозможно. Или представим обратную ситуацию. В Швецию приедет девушка из страны N и будет делать аборт. А страна N заявит: если ты это сделаешь даже в Швеции, мы тебя за это накажем. Одним словом, мы не можем создавать прецеденты вмешательства в законы других стран. Сейчас у нас идут об этом дискуссии, но я уверена, что этот закон в ближайшем будущем не пройдет.

— Еще один известный факт: в Швеции высокая статистика изнасилований. В чем тут дело?

— Тут ситуация похожа на историю с самоубийствами. Когда мы стали вести статистику по самоубийствам, сразу пошли новости о том, что Швеция находится в лидерах по числу самоубийств. Но дело было просто в том, что мы стали этой статистикой заниматься. Здесь тот же эффект. Развивается законодательство. Появляются системы защиты жертв насилия. Есть возможность полной анонимизации личности. Если жертва насилия будет находиться под угрозой преследования, то государство помогает ей передислоцироваться, переехать в другой город, поменять имя, стереть все данные. Человека невозможно найти и идентифицировать. Государство принимает все меры, чтобы агрессор не имел никакого контакта со своей жертвой. В такой ситуации у людей пропадает страх пойти и заявить о насилии. Естественно, это вызывает статический рост в регистрации преступлений такого рода. С другой стороны, кстати, есть такой нюанс: если вы сделали заявление о сексуальном насилии, вы его уже не можете забрать на следующий день, как это часто происходит в других странах.

С 2005 года статистика растет еще и после закона о сексуальном насилии в отношении человека, который находился в беспомощном, неадекватном состоянии. Пьяного, например, или находящегося под наркотическим воздействием. Это тоже квалифицируется как насилие, поскольку человек не давал своего согласия на секс. Совокупность всех этих факторов говорит о том, что в Швеции не больше изнасилований, чем в других странах. Просто у нас они регистрируются иначе.

— А что с сексуальным насилием над мужчинами?

— По статистике мы предполагаем, что где-то пять процентов мужского населения в той или иной форме подвергалось сексуальному насилию. Чаще всего это происходит в подростковом возрасте или даже в детстве. Проблема в том, что мужчины не всегда готовы такие заявления делать. Но уже есть люди, которые готовы об этом открыто говорить. В 2015 году появилась первая клиника для мужчин, ставших жертвами сексуального насилия. Думаю, что работа в этом плане будет продолжаться.

— Еще один широко обсуждаемый шведский законопроект — закон о согласии на секс. Тут борьба, как я понимаю, идет уже против психологического, а не физиологического насилия. Но как разграничить эти оттенки человеческих отношений? Как найти грань между назойливым флиртом и домогательством?

— Я не считаю, что этот закон как-то затронет жизнь обычных шведов. У нас тема сексуальности не табуирована. У нас достаточно раскованное, свободное в сексуальном плане общество. Сама коммуникация между партнерами, как правило, очень открыта. Тут нет скрытых ролей, ты не должен говорить «нет», подразумевая «да», и т.д. Здесь главный принцип — добровольность. Конечно, по поводу этого закона ведутся тоже дискуссии: как же так — подписывать договор, согласовывать. Я согласна, что различить оттенки сложно, тут много серых зон. Но я не думаю, что этот закон как-то повлияет на жизнь обычных людей, даже если его примут в июле.

— А не чувствуете в этой моральной панике чуть ли не сексуальную контрреволюцию? Ведь от этого закона веет чем-то антиутопическим.

— Я понимаю, о чем вы говорите. Морализация сексуальности, расставление преград или рамок. Но я считаю, что это естественное развитие сексуальной революции. Для меня в этом нет ничего контрреволюционного. Все должно исходить из прав человека и равенства между людьми. Это необходимая спираль развития — теперь мы определяем границы.

— Первое, что я нашел, когда гуглил вашу организацию, — это то, что вы отказались от такого понятия, как «женская девственность».

— Это одновременно простой и сложный вопрос. Простота в том, что женской девственности просто нет. Что такое девственная плева? Все представляют себе, что это какая-то пленка, которая нарушается при первом половом акте, из-за этого начинается кровотечение и т.д. Но этой плевы нет. Это вопрос простой биологии. Если бы она была, у девушек, которые не имели половой связи, просто не было бы менструации. Мы не используем выражение «девственная плева», мы говорим о «вагинальной короне». Это не плева, якобы исчезающая после потери мифической девственности, — это неотъемлемая часть женского влагалища, которая никуда не исчезает. И которая, кстати, у большинства женщин не кровоточит при первом половом контакте. Мы можем запускать космические корабли, но мы не знаем, как устроено женское тело даже на таком элементарном уровне. Думаю, это связано с патриархальными нормами, с контролем над женской сексуальностью: отсюда все эти ритуалы первой брачной ночи.

Я родом из Киргизии. И я помню, что в моей юности было много докторов, которые восстанавливали девственную плеву, хотя это противоречит врачебной этике. Потому что эти врачи прекрасно знают, что никакой девственной плевы нет.

— Удивительно, что сексуальная революция была в 60-х — 70-х, но спустя полвека делаются такие открытия в базовых вещах.

— Да, многие еще не знают, как устроен клитор. Что это не просто бугорок, который выходит наружу. Что у него есть четыре ноги, крупные ответвления, которые могут при возбуждении увеличиваться, так же как и член. И, в принципе, это имеет одну и ту же природу, мы больше похожи, чем различаемся. То, что у мальчиков растет как пенис, у девочек уходит внутрь тела при формировании в утробе. Мы даже проводили эксперимент: заказали 3D-модель клитора и спрашивали у прохожих, что это, — 99 процентов не могли угадать. Это неудивительно, потому что в учебниках такое изображение клитора стало появляться, если я не ошибаюсь, только в конце девяностых. А это опять же — простейшая биология. И да, это связано с тем, что женская сексуальность, женское наслаждение долгое время были табуированы.

— Вы хорошо представляете, как обстоит дело с вопросами сексуальности не только в Швеции, но и в России.

— В России эти темы используются в политической риторике при построении национального самосознания. Они работают как противовес. Вот есть Европа — развращенная, загнивающая, там все педофилы, геи и т.д. А у нас — традиционные ценности, патриархальное общество. Поэтому в России борются с гомосексуальностью, хотя бороться надо с гомофобией, грубейшим нарушением прав человека. При государственной политике, которая не уважает права человека в целом, трудно говорить о сексуальности.

— Вы думаете, в России возможны позитивные изменения в этой сфере без коренных политических преобразований?

— Сложно, конечно, что-то делать при отсутствии политической воли. Но мы живем в дигитальный, открытый век. Я, например, восхищаюсь тем, что делает Татьяна Никонова. И заметьте, что деньги на издание учебника «Наука секса для подростков» она собрала краудфандингом за рекордные сроки. Значит, на это есть общественный запрос, а это вселяет надежду.

Понравился материал? Помоги сайту!