Острова свободы

Родня

Мои дедушки по матери и по отцу и бабушка по отцу эмигрировали из Испании в 30-е годы. В Санкти-Спиритусе — городе, где я родился и жил, — было много людей, которые бежали на Кубу во время войны. Большинство из них даже не получили кубинского гражданства, так и умерли испанцами.

А мои отец и мать родились уже на Кубе. Папа всю жизнь работал на табачных плантациях, мама была домохозяйкой. Она подрабатывала — шила одежду, была модисткой. Хорошую одежду шила. Но она уже умерла.

Сейчас в Санкти-Спиритусе живут папа, сестра и брат. Младшие. Еще одна сестра эмигрировала в США. Она выиграла грин-карту, отправила анкету и сразу выиграла. А я отправлял 15 раз, и мне ни разу не повезло. Сестра живет в Майами.

Санкти-Спиритус

Санкти-Спиритус — это маленький, очень бедный и скучный городок в центральной части острова. В окрестностях выращивают табак, знаменитый кубинский табак, из которого делают знаменитые на весь мир кубинские сигары.

Живут там очень бедно. Продукты получают по карточкам. Булочка, немного риса и растительного масла — в день. Шесть яиц — в месяц.

Главная достопримечательность города — мост, самый старый на Кубе. Его построили испанцы в XVII веке. Представь, возвели 400 лет назад для пешеходов и лошадей, и теперь по нему ездят машины, грузовики, а он все еще стоит. Говорят, что при строительстве вместо воды использовали молоко. Но это, конечно, миф.

А так в Санкти-Спиритусе делать нечего. Есть один клуб-караоке, который работает только по субботам. Но он для крутых, потому что вход стоит три доллара, очень дорого.

Viva la Cuba libre!

На Кубе очень многие искренне верят в то, что в США бедным живется еще хуже. Я знаю семью — десять человек, и они все живут в однокомнатной квартире. Очень, очень бедные люди. Но они искренне верят в революцию, в коммунизм.

Раньше на Кубе было только два телеканала. В восемь часов вечера они показывали новости. Полтора часа новостей. Международные новости — всегда теракты, война, голод в Африке, в Америке ребенок застрелил одноклассников, какой-то самоубийца выбросился из окна. А национальные: вырастили небывалый урожай картошки, Рауль открыл новую школу, счастливые дети поют и смеются, электричество провели в горную деревню.

Когда я приезжаю на Кубу и рассказываю, что в мире все совсем не так, что в других странах люди живут гораздо лучше, — мне не верят. Говорят, что я продался капиталистам, что мне промыли мозги. Меня спрашивают про русскую мафию: они уверены, что на улицах Москвы постоянно стреляют и здесь невозможно выжить.

Голод

Пока существовал Советский Союз, жизнь на Кубе была более-менее сносной. Москва присылала продукты, телевизоры, машины, трактора. Советский Союз виделся нам раем, где было все. И до сих пор многие пользуются вещами, которые купили во времена СССР.

Все кончилось буквально за одну ночь. Я тогда учился в университете, в Санта-Кларе, где Че Гевара похоронен. В этом городе есть рестораны, кафе. И вот еще вчера они работали, там подавали рис, котлеты, хлеб и кофе. А уже на следующее утро мир изменился — кафе закрылись, магазины опустели. Советского Союза больше не было.

Из всех ресторанов в Санта-Кларе остался только один, там подавали фастфуд, и туда выстраивались сумасшедшие очереди. Люди стояли иногда по три часа, чтобы купить маленький гамбургер и банку кока-колы. И в этот ресторан ты имел право прийти всего два раза в день. Еду продавали по паспортам.

Вот были люди, которые продавали пиццу и клали в нее вместо сыра — презервативы. Сыр был страшным дефицитом. И вместо него плавили латекс.

И вот, представь, ты несколько часов стоишь в очереди, мучительно глотая слюну и мечтая о несчастной булке с кусочком жареного фарша. А продукты в ресторане могут закончиться в любой момент, и никто людей заранее не предупреждает. Ты уже у самых дверей, а тебе говорят: ресторан закрыт, приходите завтра. Это было так ужасно, так унизительно, не описать.

А другой еды не было. Магазины стояли пустые.

Все думают, что голод — это просто когда ты очень сильно хочешь есть, но у тебя, может быть, есть немного риса или хотя бы черствого хлеба, чтобы ты мог как-то продержаться. Нет. Голод — это когда тебе просто нечего есть. Вообще нечего. И у тебя ужасно болит желудок. И ты пьешь воду, чтобы как-то избавиться от этой боли. Но голод не уходит, тебе только сильнее хочется есть. И ни о чем, кроме еды, ты не можешь думать. На свете нет ничего ужаснее голода.

В университете студентов, конечно, кормили. Рано утром давали воду с сахаром и немного хлеба. В обед на первое — рисовый отвар, на второе — рис, на десерт — зеленый вареный банан.

В то время много людей умерло от страшного авитаминоза.

И вот были люди, которые продавали пиццу и клали в нее вместо сыра — презервативы. Забавно: на Кубе могло не быть хлеба, но вот презервативов было всегда полно. А сыр был страшным дефицитом. И вместо него плавили латекс. Люди не знали, что это латекс, а не сыр, покупали и ели.

Некоторые вместо специй продавали сухое лошадиное дерьмо.

Другие продавали бутерброды с мясом. Только вместо мяса клали куски старых одеял. Вату. Добавляли масла, чеснока, лайма, мариновали сутки. И вата становилась похожа на сухое жареное мясо. Продавали за 5 песо.

Мыло делали. На больших фабриках есть столовые. Там моют посуду. В отстойниках на поверхности грязной воды собиралось много жира. Из него и делали мыло. Оно страшно воняло, после него начинало чесаться все тело. Но люди были вынуждены его покупать, потому что другого мыла не было.

А еще кубинцы придумали много забавных домашних рецептов: как сделать курицу без курицы, как сделать мармелад без фруктов.

Хорошее место

После университета мне повезло. Удалось устроиться — благодаря маме однокурсника — в одно хорошее место. В офис компании, которая занималась производством тростникового сахара. Помимо зарплаты в 211 песо (это чуть меньше 10 долларов) мне полагались в месяц комплект форменной одежды, один дезодорант, три кусочка туалетного мыла, кусок хозяйственного мыла и зубная паста. Это было роскошно! Потому что на Кубе, например, туалетная бумага — страшный дефицит, даже в отелях, и многие люди, которые живут в глухих деревнях, в горах, до сих пор не знают о ее существовании.

Я там работал три года. И в это время я познакомился с Эсекьелем. Это мой лучший друг. Он даже больше чем друг, он мне как брат. И он никогда не работал на государство.

Эсекьель

Мы с Эсекьелем два года были любовниками и жили вместе. И даже потом, когда расстались, все равно остались лучшими друзьями. Эсекьель говорил, что только дураки работают на государство. Для меня такое отношение было совершенно новым. Всего пару лет назад на Кубе, если ты не работал на государство, ты был преступником. Фидель Кастро всегда говорил, что во всем виноваты спекулянты, которые обворовывают страну и ее граждан. И я этому верил.

В последнее время разрешили заниматься частным бизнесом — можно открыть, например, крохотный ресторанчик. Не более трех-четырех столиков. Но при этом ты должен документально доказать, что продукты, которые ты используешь для приготовления блюд, ты купил в государственном магазине.

В семье Эсекьеля все знали, что он гей, и совершенно спокойно к этому относились. У него была очень хорошая семья, очень дружная. В моей семье все было по-другому. Моя мама была страшным гомофобом, уж я не знаю почему. Отец, братья и сестры — им просто было все равно, с кем я встречаюсь и где.

Сестра Эсекьеля меня обожала и часто защищала меня, когда мы с Эсекьелем спорили. Мама Эсекьеля жила на фазенде, в маленькой деревне, довольно далеко от города. Минут 45 на велосипеде. Она продавала сыр, яйца, молоко, апельсины, бананы. Все это было незаконно.

Я был шокирован. Я не знал, как к этому относиться. С одной стороны, они нарушали закон. А с другой, были такими добрыми, дружными и так хорошо ко мне относились… Они совсем не были похожи на преступников!

И постепенно я стал участвовать в их бизнесе.

Бизнес

У Эсекьеля был друг, парикмахер. Большой толстый негр. Он рассказал, что в городке Ховельянос есть фабрика «Ховель», где производят шампуни и гели. И работники этой фабрики воруют все это и продают на черном рынке. Значительно дешевле, чем в магазине.

И мы пошли — я, Эсекьель и этот негр — в Ховельянос и нашли женщину, которая продавала из-под полы гели, шампуни и кондиционеры для волос. Огромные, невероятно тяжелые сумки мы тащили на себе. Пешком, много километров. Я чуть не умер. Но оно того стоило. Мы все продали сразу. За один день я заработал 250 песо. Чистой прибыли. За один день. Больше, чем я получал за месяц на госслужбе.

Но это было опасно. Если бы нас остановила милиция, это могло обернуться большими неприятностями.

На Кубе, если ты идешь и у тебя в руках чемодан, милиция может запросто тебя остановить и попросить открыть чемодан.

Когда я приехал в Россию, у меня был большой чемодан, и я шел с ним по улице. Никто меня не останавливал, никто не обращал на меня внимания. И это было так странно!

Между Санкти-Спиритусом и Тринидадом есть горы Эскамбрай. И в этих горах живут люди, которые выращивают кофе. А кубинцы пьют много кофе. Как в России — чай. Кубинцы пьют очень крепкий и очень сладкий кофе — утром, днем и вечером. И если ты приходишь в гости, то должен обязательно выпить кофе.

И вот мы ходили в эти горы, покупали там кофе в зернах и продавали в Санкти-Спиритусе.

Но прибыль была небольшой, и мы стали возить в эти горные деревни шампунь. А люди, которые живут в горах, даже не знают, что такое шампунь. И вот если в Санкти-Спиритусе мы продавали бутылку шампуня за 15 песо, то в горах — за 25. Плюс кофе.

С понедельника по пятницу я продолжал ходить в офис, а в субботу и воскресенье — торговал шампунем и кофе. Я очень уставал. И в конце концов ушел с работы.

А Эсекьель — он ужасно предприимчивый. Он сказал: нужно покупать не готовую продукцию, а ингредиенты и готовить шампунь самим. И он долго искал, но все-таки нашел, у кого можно было купить концентраты. Ты представь: мы покупали маленький пакет за тысячу песо и из него делали целый контейнер шампуня.

Мы заработали очень много денег. Особенно в горных деревнях, где шампунь меняли на кофе.

Но потом очень многие стали продавать шампунь. Прибыль падала. И мы начали думать о новом бизнесе.

Ловкость рук

В одной горной деревне нам сказали, что людей там некому стричь уже несколько месяцев. Нужен парикмахер. Эсекьель загорелся: все, нужно ехать и стричь. Но ни он, ни я никогда ничем похожим не занимались. А действовать нужно было быстро, на курсы времени не было. И мы пошли к одной моей приятельнице. Она нам немного показала, как стричь, как смешивать краску. Мы стояли и смотрели. Одна теория, никакой практики.

Мы купили машинку для стрижки. В горах никогда ничего подобного не видели. И подумали, что мы — офигенные профессионалы, раз у нас есть машинка для стрижки.

Мы работали целый день. Я стриг мужчин машинкой, Эсекьель стриг и красил девушек. С нами расплачивались кофе. Мы стригли до поздней ночи.

На следующий день, когда мы хотели уезжать, молва о двух великих парикмахерах разнеслась по другим деревням, и к нам приехали со всей округи, даже очень старые женщины приехали. И мы снова работали допоздна. Постригли очень много людей. И заработали много денег.

Вот. Но не все смогли расплатиться полностью. Мы сказали: ничего, мы приедем на следующей неделе, и вы сможете с нами расплатиться. И мы приехали через неделю, вышли на остановке, а там стояло несколько женщин. Я вспомнил, что мы их стригли. И я смотрю — у них такие красивые волосы, яркие. Я говорю Эсекьелю: мы так круто сделали — посмотри, какие чудесные у этих женщин прически. Наверное, мы очень талантливые. Наверное, нам помогал Бог!

Подходим к этим женщинам, а они нам говорят: вся ваша краска слезла, и нам пришлось поехать к другому, настоящему, парикмахеру в Тринидад, чтобы перекраситься.

Нас там чуть не побили, на той остановке.

Свое дело

Когда мы расстались с Эсекьелем, у меня было уже достаточно денег, чтобы купить себе отдельное жилье. Я поселился в крохотной квартирке в самом бедном и криминальном районе города. Иностранцев, которые бывают в Санкти-Спиритусе, всегда предупреждают: ни в коем случае не ходите в этот район.

Но я там поселился, начал общаться с местными, это были простые, обычные люди, ну разве что они не могли похвастаться высшим образованием. В конце концов я стал среди них своим, я постепенно привык, что музыка вокруг играет немного громче, чем везде, и тебя окружают в основном чернокожие. К этому можно привыкнуть, поверь. Это несложно.

Моя квартира была очень маленькой. Это была, скорее, просто комната, а не квартира. Я купил ее за 800 долларов. Там протекала крыша. И когда шел дождь, внутри воды было больше, чем снаружи.

Я всем в округе сказал, что я — парикмахер, приходите ко мне. И люди стали приходить. Я брал за стрижку меньше других. У всех стрижка стоила пять песо, я брал два. Два песо — мужская стрижка, три — женская.

Не знаю, как в России, но на Кубе считается, что мужчины стригут лучше, чем женщины.

Постепенно я стриг все лучше. Уже не только машинкой, но и ножницами. И еще мы вместе с Эсекьелем ездили в Гавану, покупали сырье для шампуня и для геля, и я все это продавал. Гель для волос — самый выгодный бизнес. Для того чтобы сделать гель, нужно совсем немного дешевых ингредиентов и много воды. Маленький пакетик химии — ведро геля. А покупают гель лучше всего. Рядом с нами была спортивная база, где тренировались студенты-спортсмены. И они прекрасно покупали у меня гель. Молодым людям всегда хочется быть модными, красивыми и сексуальными.

У меня появилось много клиентов. И я мог уже поднять цену. Но не стал. Мне было совестно. И поэтому с первого до последнего дня я брал за стрижку с мужчин два песо, а с женщин — три.

У многих людей не было даже таких денег, и со мной расплачивались растительным маслом, рисом, молоком и мясом. Повара — рыбой, которую они воровали на кухне, где они работали. Уборщицы расплачивались моющими средствами, разумеется, тоже ворованными.

У меня всегда были продукты. Почти все я отдавал маме. И она всегда удивлялась: откуда? А я отвечал: я живу там, где есть все. Хотя жил в самом бедном районе.

Я работал очень много. Без выходных. В 9 утра начинал, в 11 вечера заканчивал. Иногда без обеда.

Ко мне стояла очередь. Я стриг в своей крохотной квартире, а на улице стояла очередь.

Горячей воды у нас не бывает. Холодную отключают днем. Считается, что человек днем на работе и вода ему не нужна. И поэтому я повесил над раковиной, где моют посуду, бочку: ночью в нее набирал воду, которую использовал днем.

Милиция меня не трогала, потому что ко мне очень хорошо относились люди. Я недорого брал за свои услуги, а когда человек приходил ко мне и говорил, что ему нечем заплатить, стриг его бесплатно: отдашь, когда сможешь. И если у человека не было денег, чтобы купить зубную пасту ребенку в школу, я отдавал ему эту пасту просто так.

Меня, наверное, можно было назвать богатым человеком. Я хорошо питался, хорошо одевался, и в конце концов я переехал в квартиру побольше.

Любовь

Мне было лет десять, когда я начал подозревать, что со мной что-то не так. Как-то я играл с друзьями в прятки. И там был один мальчик. Мы вместе залезли в тесный, темный чулан и, пока сидели, трогали друг друга. Не знаю почему. Это было совершенно невинно. Мы гладили друг друга, целовали, но сами не понимали, что делаем. И потом еще несколько раз это у нас происходило, а потом он уехал. Его родители переехали в Гавану.

После школы я пошел в армию, потом поступил в университет. Очень долго у меня никого не было.

Уже после того, как я окончил университет, однажды на карнавале — у нас любят устраивать карнавалы — я познакомился с парнем. Он был таким мужественным, красивым — настоящий мачо, я бы никогда не подумал, что он гей. И мне казалось, что никто не знает, что он гей. Я стал тусоваться с ним и с его компанией. Он был невероятно красивым — мулат, высокий, с потрясающей фигурой. И меня увидел мой брат. Он спросил: зачем ты тусуешься с этим п*дорасом? Я ему говорю: он не п*дорас, мы с ним вместе работаем, он мой коллега. Брат поднял меня на смех. Он сказал: никакой он не коллега, он п*дорас, об этом все знают, и нечего тебе с ним тусоваться. Ну а я был немного пьян и заявил, что я уже взрослый, сам зарабатываю себе на жизнь и могу решить, с кем мне проводить время.

И после этого, конечно, про меня узнал весь город. И моя мама.

Гомофобия

Некоторые перестали со мной здороваться и разговаривать. Но мне было плевать.

На Кубе особой гомофобии никогда не было, несмотря на сильную религиозность людей. Да, гомосексуальность считалась чем-то порочным, постыдным, и геи предпочитали себя не афишировать. Но открытой агрессии не было.

Самым главным гомофобом в моей жизни была моя мама. Она говорила, что мне нужно идти лечиться. Это было грустное время. Я почти каждую ночь плакал.

Мой брат мог каждый вечер приводить к себе разных девиц, и все не могли этому нарадоваться. А моя мама по ночам не спала: караулила, чтобы я, не дай бог, не пригласил кого-нибудь, пока все спят.

Как-то я рискнул привести парня. Мать поднялась с постели и набросилась на этого беднягу: ты, п*дорас, пошел вон из моего дома!

Мама ходила в какую-то протестантскую церковь, где утверждали, что могут вылечить геев: прогнать злой дух гомосексуализма из человека. И мама все время настаивала, чтобы я пошел в эту церковь и излечился.

Дочка Рауля Мариэла — активист ЛГБТ-движения на Кубе. И на день рождения то ли Фиделя, то ли Рауля возглавила гей-парад, который прошел по главному проспекту в Гаване.

К тому моменту я расстался со своим красивым мулатом. Он был очень сложным человеком, вспыльчивым, ревнивым. Мы даже дрались. Однажды он меня чуть не убил, потому что был очень сильным, гораздо выше меня ростом, а когда злился, терял голову. Он меня очень сильно избил, я пошел в больницу и к нему уже больше не вернулся.

А тут мама со своей церковью. И я согласился. Целый год ходил. Пел вместе со всеми. Мне давали читать специальные молитвы, которые должны были сделать меня натуралом. И при этом все прекрасно понимали, что это полная хрень. Короче, ничего не вышло.

Когда я жил у Эсекьеля, мама со мной два года вообще не разговаривала. И мне, конечно, было очень обидно. Ведь я ни в чем не был виноват. А мама не хотела этого понять. Было ужасно больно.

Но к концу жизни она со мной примирилась.

За последние годы отношение к геям на Кубе сильно изменилось. Когда я был там в последний раз, удивился, насколько все стало открыто и свободно. Геи открыто целуются. И полиция не только не против, а наоборот — следит, чтобы никто геям не угрожал.

Почему такие перемены? Не знаю. Сейчас президент — Рауль Кастро, а про него давно слухи ходили, что он гей. Дочка Рауля Мариэла — активист ЛГБТ-движения на Кубе. Она очень много делает для геев, сама открывала гей-пляж. И на день рождения то ли Фиделя, то ли Рауля возглавила гей-парад, который прошел по главному проспекту в Гаване.

Крепкие узы

Когда я жил на Кубе, покинуть остров было практически невозможно. Чтобы улететь, нужно сначала получить разрешение от государства — так называемую белую карту. Она стоит 300 долларов. Для большинства кубинцев это целое состояние. И эти деньги ты платишь только за право подать прошение. И нет никаких гарантий, что ты получишь белую карту. Ты должен пройти через специальное интервью. Настоящий допрос в гестапо. Будь уверен, там тебя вывернут наизнанку.

Плюс загранпаспорт — 50 долларов. А потом еще билеты. Обязательно туда и обратно. Больше тысячи долларов. А зарплата у кубинца — всего 10 долларов в месяц.

Сейчас, чтобы уехать в Россию, разрешение получать не нужно. Только билет туда и обратно. А это заоблачные деньги.

Раньше, если ты улетал и не возвращался, у тебя конфисковывали все: твое жилье, твое имущество, вплоть до велосипеда и посуды. И люди боялись, что если они уедут, а за границей ничего не получится, им некуда будет вернуться.

Поэтому предпочитали плыть в Америку на плотах. Это стоило значительно дешевле и технически было проще. Построил плот и поплыл через Мексиканский залив. Доплывешь или нет — другой вопрос. Многие гибли.

Есть такой закон — «сухих ног». Если американские пограничники поймают кубинца на море — они вернут его назад. А если кубинец будет стоять на суше — он сможет просить политического убежища. Поэтому люди плывут в Мексику через залив, а там уже пытаются нелегально пересечь границу США.

На маленьком плоту…

Мой друг Эсекьель сказал, что в Гаване есть человек, который переправляет кубинцев в Мексику через залив.

И я отправился к этому человеку в Гавану. Я не думал об опасности, мечтал только об одном — уехать с Кубы.

Путешествие через Мексиканский залив стоит недешево — две с половиной тысячи долларов. Я продал дом и все вещи — телевизор, велосипед, буквально все.

В Гаване меня встретил агент — женщина, которая занималась поиском желающих эмигрировать, за каждого она получала определенный гонорар. Как потом выяснилось, для нее это был первый опыт. И последний.

Эта женщина жила в крохотной квартирке. С мужем, двумя дочерьми, попугаем и огромным количеством тараканов. Очень бедная семья. Очень грязная квартира. Но я настолько хотел уехать с Кубы, так был одержим этой идеей, что я ничего не замечал.

Жена, муж и две дочери спали на одной кровати, я спал на полу, на коврике. Когда я ночью вставал, чтобы сходить в туалет, и включал свет, стена была черной от тараканов. Но я был счастлив, как будто в преддверии рая, — впереди меня ждала свобода.

Потом в этой квартире поселились еще две девушки, которые тоже хотели плыть через Мексиканский залив. Они были лесбиянками.

А потом наступила долгожданная суббота. Это было много лет назад, а я до сих пор помню, что это была суббота. В шесть утра за нами должна была прийти машина. Вещей у меня с собой практически не было. Такое правило: с собой брать только то, что можно надеть на себя и положить в карманы, — зубную щетку, аспирин, деньги, письмо от сестры, документы. Я оделся очень тепло, потому что на море холодно, шторм.

И вот без пятнадцати шесть мы сидим, ждем, потеем. Я и эти две лесбиянки.

Машина приехала. Но не та. В квартиру вошел человек и начал спрашивать у всех паспорта. Это была полиция.

Я не смогу описать тебе свое состояние. Это был такой шок, что я даже не нервничал. Внутри словно образовалась какая-то пустота. Я ничего не чувствовал, ни о чем не думал. Все рухнуло. Впереди меня ждала тюрьма. Вместо ожидаемого рая, вместо свободы — тюрьма. И я совершенно спокойно, без всяких возражений, протянул свой паспорт.

А все потому, что эта женщина много говорила по телефону. Конечно, она использовала определенные кодовые слова. Типа — у нас день рождения. День рождения — это значит, что корабль уходит. У нас день рождения, и у меня три гостя. Нам нужно пиво, сколько будет стоить пиво? Ну и так далее… Ты понимаешь, на Кубе ничего не работает или работает очень плохо: телефон, машины, телевизор — все работает очень плохо. Но Министерство внутренних дел работает невероятно эффективно!

В полиции прослушивали телефонные разговоры и быстро вычислили, что за день рождения, что за гости и сколько стоит пиво.

Нас собрали и засунули в машину: меня, двух лесбиянок, женщину и ее мужа. Привезли, посадили за решетку. Потом были допросы. Сказали, что меня посадят в тюрьму на три года. Я ответил: ну и прекрасно, пусть меня посадят в тюрьму, я не буду платить за аренду, буду жить в Гаване бесплатно.

Но как-то рано утром мне отдали все мои вещи и даже деньги, которые нашли у меня в карманах. И сказали: иди.

Выпустили всех. Женщину, ее мужа, лесбиянок — они сейчас, кстати, живут в Америке, все-таки как-то им удалось туда прорваться.

И женщина вернула мне все деньги. Две с половиной тысячи долларов. Честная женщина. А ведь могла и не отдавать. Тем более что после этой истории ее семья оказалась в бедственном положении. До этого работал только ее муж — охранником в магазине. И мужа этой женщины уволили. Семья осталась без средств.

Хозяйка меня умоляла, чтобы я остался у них жить, платил им за жилье. Но я уже видел все: и грязь, и ужасающую нищету, и эти стада тараканов — пелена упала с глаз. Мне было их очень жалко. Я пожил с ними четыре дня, покупал им продукты, как-то поддерживал, но все-таки долго так продолжаться не могло. И я ушел.

Мечты сбываются

Женщина, у которой я жил в Гаване, написала для меня в тетради телефон одного человека — он мог отправить меня в Россию. Но когда я сказал, что не буду у нее жить, она очень обиделась, схватила эту тетрадь и вырвала страницу с номером.

Я уехал домой, в Санкти-Спиритус. Каждую ночь лежал без сна, мучился мыслями о том, как мне все-таки уехать. Прошло недели две. И вот однажды я открыл ту тетрадь, и оказалось, что, когда женщина записывала номер, она очень сильно нажимала на карандаш, и цифры отпечатались на следующей странице.

Я позвонил. Мне сказали: нет проблем, две с половиной тысячи долларов — и ты в России.

Мне сделали липовое приглашение. Обрати внимание: кубинцам, чтобы поехать в Россию, виза не нужна. Поэтому и приглашение делается не для российского консульства, а для кубинских властей, чтобы те выдали белую карту, разрешение на выезд.

Начался бюрократический ад. Нужно было собрать невероятное количество бумаг, справок, отстоять массу очередей — ну и пройти через интервью!

Про интервью я тогда ничего не знал и готов к нему не был. Меня допрашивала женщина-чиновница. Она так на меня кричала, угрожала судом, тюрьмой. Я ужасно нервничал. Было страшно, но я стоял на своем. Говорил, что меня пригласил русский парень Антон, с которым я познакомился в Гаване, что я хочу просто съездить к нему в гости.

После этого допроса меня трясло как в лихорадке, ноги подкашивались. Я вдруг осознал, что отдал все деньги, что у меня были, и остался ни с чем. А впереди — неизвестность. Никакой гарантии, что мне выдадут нужные документы. Все вдруг показалось мне совершенно нереальным, несбыточным. Я спал почти сутки.

Прошло две недели — наверное, самые длинные в моей жизни. И я уже смирился с мыслью, что я так и останусь до конца дней в этом забытом Богом Санкти-Спиритусе и сгнию там.

Но в конце концов мне выдали и белую карту, и паспорт. И я купил билет.

Cuba adiós!

Я не собирался иммигрировать в Россию. Я планировал добраться до Москвы, а оттуда отправиться в Мексику.

Когда улетал, надел свою самую лучшую одежду. Мне сестра прислала из Америки футболку, черную, с большим золотым львом на груди. На Кубе любят яркие вещи. Считается, что чем ярче, тем лучше. На футболку я надел рубашку в клетку и теплую куртку — всем известно, что в России холодно. Я был уверен, что выгляжу очень модно.

Еще мне посоветовали взять с собой мыла, зубной пасты побольше. Кубинцы думают, что если на Кубе дефицит, то и везде дефицит. И я ехал в Москву с чемоданом, набитым зубной пастой, мылом и стиральным порошком. Чемодан был очень тяжелым, и мне пришлось в аэропорту заплатить 100 долларов за перевес.

100 долларов из тех 500, которые у меня были, — я был уверен, что мне их хватит минимум на полгода, если вдруг не получится сразу купить билет в Мексику. Не говоря о том, что мне не придется тратиться на зубную пасту, мыло и стиральный порошок.

Храм свободы

Я впервые попал в аэропорт. Сложно описать мое состояние. Все эти флаги, осознание того, что это — ворота в мир, отсюда летают самолеты в другие страны. Аэропорт показался мне таким роскошным, таким великолепным. Я вошел туда как в какое-то святилище. И я хотел соответствовать, я хотел выглядеть приличным человеком.

Вокруг были люди, которые, наверное, уже много летали. И они вели себя естественно, для них аэропорт был всего-навсего аэропортом, обычным вокзалом, где ты просто ждешь своего рейса.

Мой рейс был в шесть утра. Я не успел позавтракать и был ужасно голодным, но не мог есть в аэропорту. Во-первых, потому что дорого, а во-вторых, мне казалось, что неприлично есть в этом святом месте.

Я ехал в Москву с чемоданом, набитым зубной пастой, мылом и стиральным порошком.

И я сидел на скамейке, как монах в храме, не смея пошевелиться. В этой своей футболке с золотым львом и рубашке в клетку.

А напротив меня сидели две русские девушки. Они достали сверток с курицей и начали есть. Завернутую в фольгу курицу. И бросали кости в урну. Меня это ужасно возмутило. Аэропорт — это была моя мечта, это здание воплощало в себе все мои желания уехать, обрести свободу! Поэтому я не мог простить девушкам, что они ели у меня на глазах какую-то пошлую курицу в фольге и бросали кости в урну.

Мне было 34, я был уже взрослым мужчиной, но в некоторых вещах оставался совершенным младенцем.

И я не верил! Я не верил до последнего, что все это происходит реально, что я действительно улечу с Кубы в другую страну! Сидел и ждал, что вот сейчас ко мне подойдут пограничники и скажут: выйдите вон, произошла ошибка, вы никуда не летите!

Но я полетел. Стюардесса раздала нам какие-то салфетки. Я не понял, что это такое. Красивая упаковка, коричневая. Написано непонятно — по-русски и по-английски. И, наверное, от эйфории и голода у меня помутился разум, я подумал, что это шоколад, и попытался жевать эти салфетки.

В «Шереметьево» меня остановили таможенники, чтобы посмотреть, что я везу в своем невероятно тяжелом чемодане. И были очень удивлены, когда увидели, что я везу столько зубной пасты.

Встречал меня молодой парень, кубинец. И я первым делом попросил у него еды. Он дал мне яблоко.

Олигарх спит на полу

В аэропорту парень посадил меня в такси и отвез на дачу. Это была огромная дача в деревне Поварово на Ленинградском направлении, не доезжая Солнечногорска. Там жило много кубинцев, человек 15, наверное. Там не было ванной, туалета, и чтобы, прости, покакать, ты должен был пойти в сад и выкопать там ямку в земле.

Перед отлетом в Россию я провел ночь в Гаване у одной женщины. Она рассказала, что ее сын Луис тоже живет в Москве, он очень хорошо устроился, разбогател, стал олигархом, у него большой дом и денег куры не клюют. Он тебе поможет, сказала эта женщина мне.

И когда я приехал на дачу в Поварово, я стал у всех спрашивать: где Луис? Мне сказали: Луис на стройке. Как на стройке?! На какой стройке?! Он же олигарх! Он не может работать на стройке.

На этой даче многие спали на полу. Вечером пришел Луис, и он тоже спал на полу. Я смотрел на него, и для меня это был шок! И уже тогда можно было догадаться, что что-то здесь не так. Но, видимо, я так сильно хотел, чтобы моя мечта сбылась, что наотрез отказывался обращать внимание на тревожные знаки. Да какие там знаки — все вокруг вопило, кричало, мигало и свистело: это обман, это афера, ничего не получится! Но помнишь, как я в той гаванской квартире в упор не замечал тараканов?

А с Луисом с этим случилась страшная история. Но о ней позже.

О дивный новый мир!

Заправляла всем одна женщина, кубинка Кармен. Ей было за 50, она носила на голове огромную бабетту, как в шестидесятые, и у нее был любовник, молодой парень. Этот парень всегда ходил в костюме, и все называли его «водитель автобуса», потому что на Кубе костюмы носят только телеведущие и водители автобусов.

Кармен мне сказала, что виза и билет будут стоить девять тысяч долларов. У меня таких денег не было. Я договорился с сестрой, которая живет в Америке, что она мне вышлет девять тысяч через Western Union.

Еще Кармен мне сказала, что я имею право находиться в Москве без регистрации только три дня. Поэтому я должен ехать в Минск, там подождать и, когда все будет готово, вернуться в Москву.

Тогда я купил себе телефон, первый в жизни мобильный телефон — крохотную Nokia с черно-белым экраном. За 70 долларов.

Я провел на даче в Поварове 10 дней, пока от сестры не пришли деньги. Я их отдал женщине с бабеттой и на следующий день должен был ехать в Минск. Рано утром меня разбудили и повезли из Поварова в Москву. А ведь я Москвы еще не видел, все время сидел на даче.

Никогда не забуду, как я приехал на Белорусский вокзал. Это был шок! Такой огромный город, такие большие здания, церковь, столько машин, красивых современных машин! И столько людей, и они туда-сюда, как муравьи!

Мы поехали в Минск. И там был большой красивый вокзал. Стеклянный! Прозрачный! И я подумал: вот, все, я в раю! В Минске я впервые прокатился в метро, впервые увидел эскалаторы. Это было невероятно! И трамваи увидел в первый раз. Тебе не понять! А я не могу объяснить, что испытывает парень, который всю жизнь прожил в кубинской деревне и даже по телевизору ничего не видел.

В Минске

Это был апрель. Нас поселили в Минске в старой квартире в районе Тракторного завода. По сравнению с дачей в Поварове в Минске мы жили как короли. Там были туалет, ванная, были нормальные кровати. Большая квартира. Нас там было пятеро.

Но проходят дни, а от людей, которым я отдал девять тысяч долларов, ни слуху ни духу. Прошло два месяца или три, не помню. Представь: в чужой стране, без языка, без денег, впереди — полная неизвестность.

А наши деньги таяли, как снег под весенним солнцем. У меня осталось всего 100 долларов. Это был мой неприкосновенный запас. Я хранил их как зеницу ока. Вот когда пригодились мыло и зубная паста, которые я привез с Кубы.

А постепенно в эту квартиру на Тракторном заводе приезжали все новые и новые кубинцы, и она уже трещала по швам. Там было невероятно много народу, и музыка до поздней ночи, и громкие разговоры, шум, гам. Добром это кончиться не могло.

И вот однажды утром я пошел в магазин. Я купил еды, иду назад, и тут звонок на мобильный. Мне говорят: не приходи домой, нас забрала милиция.

Но всех отпустили. Сказали: у вас есть сутки, чтобы уехать из Белоруссии.

О, я помню, как мы покупали билеты. Я был единственный, кто за это время выучил несколько русских слов. И я сказал кассирше вместо «недорого» — «не дорога», и она меня не поняла.

Без надежды

В Москве Кармен встретила нас на вокзале.

О, она была очень хитрой, эта женщина с бабеттой. Ты понимаешь, какая штука: за все время, которое я провел в России, меня ни разу никто не обнял. Это было ужасно тяжело; ты понимаешь, о чем я? То есть ты в чужой стране, без языка, без перспектив. И возникает вот это чувство невероятного одиночества. Мне сложно его описать. Когда рядом есть кто-то близкий, кого можно обнять, ну, просто по-дружески поделиться теплом, — тогда легче. У меня никого не было, и это было невероятно тяжело.

И об этом, в общем-то, не думаешь, это где-то у тебя в подсознании сидит.

И вот, когда я приехал в Москву, меня встретила Кармен, она обняла меня, и это было так искренне. Она сказала: все будет хорошо, мой малыш, все будет хорошо, не расстраивайся, мы все уладим. Я чуть не разрыдался тогда. И я ей снова поверил.

Кармен сказала: завтра я иду в посольство оформлять документы, я отправлю тебя в Мексику, все будет в порядке. Сказала и исчезла навсегда.

Эта женщина с бабеттой обманула и ограбила сотни наивных кубинцев. Я тебе скажу: я встречал своих соотечественников, которые год или даже больше ждали, что их куда-то отправят. Молодых и старых. Они уже были похожи на зомби. Мне сложно это описать, сложно объяснить. Но вот так. Человек оказывается в какой-то точке, где не может сдвинуться с места — ни вперед, ни назад, — и он ждет, ждет неизвестно чего. Как в фильме ужасов, правда.

Из-за Кармен я поссорился с сестрой. Она думала, что Кармен — честный человек, а во всем виноват я. Кармен сказала сестре, что я встретил какого-то парня, влюбился в него, потратил все деньги и отказываюсь лететь куда бы то ни было.

Сестра была очень на меня зла. И она не понимала, в какой ситуации я оказался. Она говорила: иди в кубинское посольство, попроси помощи. А я не мог пойти в кубинское посольство, потому что я тупо не знал, где оно находится. И даже не мог об этом спросить.

А Кармен улетела в Чехию. И в тот момент мне стало даже легче. Я наконец перестал себе врать, я наконец признался себе, что всех нас жестоко нае**ли.

Выживание

Эта дача принадлежала Чичо. Во времена Советского Союза он был очень важным человеком — переводчиком при торговом представительстве Кубы. Он женился на русской, у него родилась дочь, но потом он стал пить, жена его бросила, и в конце концов единственное, что у него осталось, — эта дача, где мы жили.

Я помню, чтобы не замерзнуть зимой, мы купили электрическую печку, а электричество было бесплатным, мы его воровали.

Я начал искать работу. И нашел. С семи утра до десяти вечера. 500 рублей в день, большие деньги. Нужно было копать траншеи и по этим траншеям прокладывать трубы для канализации.

Был декабрь. Шел мокрый снег. И я копал эти траншеи вместе с таджиками. Было невероятно тяжело. Но мне платили 500 рублей каждый день. Я проработал так неделю. Потом работа закончилась.

Потом долго работы не было вообще. Предлагали поработать за еду, за бутылку водки, а за деньги работы не было.

Отчаяние

Я всегда любил жизнь. Мне нравилось жить. Каждый день я всегда встречал с восторгом. Хотелось как можно больше увидеть, испытать, узнать, почувствовать. Я жизнелюб. И я всегда хотел жить очень долго. Как можно дольше. Вечно.

Но в тот момент в Москве я всерьез думал о самоубийстве. Настолько все было беспросветно. Я был один, без друзей, без денег. Я даже не мог платить 500 рублей в месяц за эту вонючую дачу. Мне нечего было есть.

И на Кубу я вернуться не мог. Для Кубы я был предателем.

«Старая Гавана»

Кто-то мне сказал, что девушка-кубинка, у которой танцевальный ансамбль в ресторане «Старая Гавана», ищет певца. Зарплата — тысяча рублей за выступление. Огромные деньги.

Я к ней пришел и сказал: мне очень нужна работа, иначе умру.

Она у меня спросила:

— Ты умеешь танцевать?

— Конечно, я умею танцевать!

— Ты умеешь петь?

— Конечно, я прекрасно пою.

Что бы она у меня ни спросила, я бы ответил: да, конечно, я умею все на свете!

И она сказала: ну, приходи на прослушивание.

Я очень хотел получить эту работу. Я репетировал на даче, пел с утра до вечера. И пришел на прослушивание. Я очень старался. Но это было ужасно.

У меня не было даже приличных кроссовок. Мне одолжили ботинки, но они были огромные, на три размера больше. И вот я пришел к ней в этих ботинках и спел «Команданте Че Гевара».

И эта девушка, дай ей Бог здоровья, не сказала: что ты, урод, время у меня отнимаешь, ты ужасно поешь, зачем ты пришел, ты ни хрена не умеешь! Она так не сказала. Она подошла и сказала: вот есть ресторан, там есть работа.

Официанты — очень уважаемые люди

В ресторане требовались бармены и официанты. Для меня это была мечта. В России работа официанта не считается престижной. А на Кубе официанты — очень уважаемые люди. Чтобы устроиться, нужно долго учиться, три года. И я представил, что позвоню на Кубу и скажу: я работаю официантом, — и все ахнут.

И меня взяли барменом. Первое время это был п***ец. Я все перепутывал постоянно. На Кубе все пьют кофе, там чай не пьют вообще. И я, конечно, знал, что бывает чай черный и зеленый. Но я не знал, что черный бывает «Эрл Грей», а зеленый — с жасмином. А кроме чая есть еще и коктейли, которые я не готовил никогда в жизни. О, это был ужас!

Ресторан этот работает круглосуточно, не закрывается никогда. У них была страшная текучка. Потому что никто не выдерживал.

Я работал сутки через сутки. И я думал: если выдержу, меня никто не уволит, потому что никто не найдет человека, который смог бы меня заменить.

Ресторан большой. Два этажа. А бармен один. И он подает кофе, чай, вино, пиво, водку, виски, все коктейли. Беспрерывно. То есть на самом деле это работа как минимум для двух, а то и для трех человек. А я все делал один. На протяжении суток. Даже когда я рыл траншеи, мне не было так тяжело. Иногда я даже плакал от переутомления.

Но я получал в месяц больше тысячи долларов. Огромные деньги. Я помню, когда я их получил, я поехал в магазин, купил продуктов, принес на дачу — вот смотрите, что у меня есть. Как Дед Мороз. И я смог впервые отправить родителям на Кубу деньги, 200 долларов. Для меня это было счастьем.

Мне снилась Куба

Я купил себе зимнюю куртку, пуховик. Ужасный пуховик за тысячу рублей с капюшоном. Но тогда он мне казался очень модным. Очень дорогая и модная куртка за тысячу рублей. И ботинки с длинными острыми носами. Можешь себе представить. Я казался себе невероятно крутым. Со временем я, слава богу, заметил, что такие туфли носят только кавказцы, и теперь я их не ношу.

Сначала мне каждую ночь снилась Куба. Для эмигранта самое сложное — это пережить второй, третий и четвертый месяцы. Потому что первый месяц, когда ты только приехал, для тебя все в новинку, ты просто ходишь, открыв рот, смотришь вокруг, тебя переполняют впечатления, адреналин, и ты счастлив — вне зависимости от обстоятельств. Но потом начинаешь обращать внимание на проблемы. Негде жить, нечего есть, на улице зима, снег, лужи покрыты льдом, а у тебя нет теплой одежды и нет работы. И ты волей-неволей вспоминаешь Кубу и думаешь о том, что там у тебя не было бы таких проблем, а даже если бы и были, то рядом были бы родные, друзья, ты не был бы одинок. И Куба начинает сниться каждую ночь.

Секс

Секса не было. Мне было совершенно не до этого. Да я и не знал, как в Москве принято знакомиться.

На Кубе знакомятся на улице. Ты идешь, и если тебе понравился парень, ты на него просто смотришь, смотришь ему в глаза. Он проходит мимо, но если ты ему понравился, он обязательно обернется. И все.

Но в Москве не так. В Москве я смотрел на парней, и никто не оборачивался на меня. И я думал: боже мой, в этом городе нет геев, здесь только натуралы!

Прошло несколько месяцев, и в ресторане «Старая Гавана» я познакомился с парнем, который мне сказал, что геи в Москве собираются в клубе «Пропаганда». Я пошел в этот клуб и там понял, что я все-таки не единственный гей в Москве.

Я ходил танцевать в «Пропаганду» каждое воскресенье. Просто танцевал там всю ночь. «Пропаганда» была единственным моим развлечением. Единственным, которое я мог себе позволить. Бесплатный вход. Плюс я покупал себе один бокал пива.

Встреча на «Китай-городе»

Каждое воскресенье я приезжал в Москву на последней электричке и шел в клуб. Но электричка приходила слишком рано, в 11. А дискотека начиналась в полночь. И я всегда час тусовался в переходе на «Китай-городе», там было тепло. Я, кстати, не знал тогда, что там, на «Китай-городе», известное место встречи геев.

И вот как-то стою, жду, когда откроется клуб, и ко мне подходит человек: привет, как дела. Вдруг он начал со мной говорить по-испански. И оказалось, что он тоже кубинец. Марко.

Он пригласил меня к себе в гости, он жил на проспекте Вернадского. А у меня секса не было тысячу лет. Я у него переночевал. И на следующий день он мне дал 500 рублей. Я не отказался, хотя это было для меня неожиданностью.

Мы обменялись телефонами, потом изредка созванивались, встречались, а потом он предложил мне переселиться к нему. Он снимал двухкомнатную квартиру.

Я долго не раздумывал, потому что на даче было ужасно — там не было душа, не было туалета, не было стиральной машины, все воняло. Я не могу передать тебе, каким счастьем было для меня принять горячий душ.

Марко

Он старше меня — взрослый, массивный мужчина, совсем не в моем вкусе. Но тогда мне казалось, что я его люблю. Он меня спас, вытащил меня со дна. Благодаря Марко я смог наконец вернуться к нормальной жизни.

Пересекались мы редко. Я работал сутками, потом спал, а он очень рано уходил на работу и поздно возвращался.

Однако был секс, были отношения.

Но ты понимаешь, если ты долго живешь с человеком, который не в твоем вкусе, то, как бы ты хорошо к нему ни относился, в конце концов он постепенно начинает тебя раздражать. Сначала чуть-чуть, потом все больше и больше, а потом ты его уже видеть не можешь.

Он был ужасно ревнивым. Постоянно меня в чем-то подозревал, закатывал сцены, спрашивал, почему я не хочу с ним секса. К слову, все его подозрения были совершенно безосновательны. При этом сам он никогда не упускал случая с кем-то переспать на стороне. Иногда, когда я работал по ночам, он приводил кого-то домой. Но я не ревновал. Я был этому только рад. Я хотел, чтобы у него были тысячи любовников, только чтобы он меня больше не трогал.

И вот в конце концов я встал перед выбором. Остаться в квартире, к которой привык, где хорошо, тепло и уютно, но нужно заниматься сексом с тем, кто не нравится. Или уйти.

Я решил уйти. Как раз один из официантов предложил мне вместе снимать квартиру.

Но когда я сказал Марко, что собираюсь уходить, он заплакал. Он плакал, и я не смог от него уйти, не смог его бросить. Нет, у него не было ко мне любви, просто я был для него идеальной компанией. Марко не может жить один. Ему нужно было обязательно с кем-то делиться — впечатлениями, эмоциями, чувствами, он ко мне привязался и не мог меня отпустить. И я не мог поступить так с человеком, который столько для меня сделал.

Я остался, мы объяснились, и секса между нами больше не было, мы стали жить просто как два приятеля.

Новая работа

Я оставил мечты о США. Ехать в какую-то другую страну не было смысла — я уже обосновался в России, выучил язык, у меня было нормальное жилье, пусть очень тяжелая, но работа, я был не один, у меня появились друзья. Я даже время от времени отправлял деньги родителям.

А потом Марко предложил мне работу. В турагентстве. Он сказал: давай, попробуй.

Я испугался: вдруг не получится. Но Марко сказал: у нас уже есть компьютер, который тебя ждет.

Сначала было, конечно, непросто, но прошло несколько месяцев, и я постепенно освоился. Это было счастье — нормальная работа с нормальным графиком, и зарплату мне потом повысили. А пиком этого счастья стала командировка на Кубу — меня отправили в рекламный тур. Спустя ровно три года после эмиграции я вернулся на родину.

Меня поселили в «Национале». Это роскошный отель. Знаменитый. Там жили президенты, актеры, там жил Аль Капоне. И вот я — в своем номере люкс. Один. Невероятно. На Кубе отели только для иностранцев. Я открыл окно. И вспомнил, как когда-то ходил вокруг, смотрел на окна, на охранников в черном. Попасть внутрь казалось нереальным.

Я повидал родных, повидал Эсекьеля. Я привез им денег. Они по-прежнему живут очень, очень бедно.

Эсекьель кричал: сукин сын, почему ты не предупредил! Его мама плакала.

Можете идти

Какое-то время назад Испания согласилась давать гражданство не только детям, но и внукам испанцев. Но когда я об этом узнал, я подумал, что мне придется лететь на Кубу и там сутками стоять в гигантских очередях...

Закон действовал года четыре, кажется, или пять. А я все сомневался, все тянул и в результате еле-еле успел — запрыгнул на подножку последнего вагона уходящего поезда. В какой-то момент что-то в моей голове переключилось, и я решил зайти в испанское посольство, которое оказалось всего в двух шагах от нашего офиса.

Пришел. Там русские охранники. Я им говорю: я хочу получить испанское гражданство. Показал документы. Они вызвали дипломата. И он очень удивился, что я вот так пришел, не позвонил заранее, не назначил встречу. Сказал, что мне повезло, что он оказался на месте. Он буквально случайно в этот день туда пришел, а вообще работал совсем в другом здании, в консульстве.

Я — запуганный — был уверен, что эта идея совершенно безумная. И меня — кубинца, который живет в России, — скорее всего, просто прогонят, дадут под зад и вышвырнут вон. Но нет, дипломат оказался очень приятным, доброжелательным человеком. Он удивился, что я не пришел раньше, потому что у меня все документы в порядке и я уже давно мог спокойно получить испанское гражданство.

А я думал, что просто так мне никто ничего не сделает. Я вспомнил, что для того, чтобы получить какую-то вшивую российскую бизнес-визу, мне пришлось дать взятку в 200 долларов, а тут речь идет о целом гражданстве. Поэтому нужно готовить деньги.

Луис мне говорит: явился дух, который сказал, что нужно переходить границу послезавтра.

И я приготовил тысячу долларов. Пожадничал, конечно, но приготовил. То есть мне и в голову не могло прийти, что кто-то станет делать для меня что-то просто так. Просто потому, что таковы его должностные обязанности.

И вот я пришел к этому дипломату с этими деньгами. Приготовился, мысленно расписал сценарий. Первым делом спросил у него, есть ли в помещении микрофоны или камеры. Он удивленно отшутился. И тогда я ему заявил, что если он мне поможет, то я ему в благодарность дам тысячу долларов.

Наверное, я в его глазах выглядел как безумец. Как полный идиот.

— Зачем?! — воскликнул он. — Зачем вы предлагаете мне деньги, если есть закон и вы и так получите гражданство.

Для меня все это было невероятно.

Потом мне позвонили и сказали: приходите за паспортом. Я думал, что все будет торжественно, что меня заставят произносить какую-то клятву верности королю. Как-никак, паспорт полностью менял мою жизнь, он давал мне право жить и работать в любой стране Западной Европы.

Ко мне просто подошла девушка, отдала документы — и все. Можете идти.

Испания

Сначала я не думал о том, чтобы уехать жить в Испанию навсегда. Гражданство давало мне возможность передвигаться по миру, для меня это было важно, поскольку я работал в туристическом бизнесе. А о переезде я не думал. Но вот я побывал в Париже, в Мадриде, в Барселоне. И эта поездка очень многое изменила.

С детства я был фанатом одной испанской певицы — Аны Белен. Ее очень любили и любят на Кубе. Я знаю все ее песни наизусть.

Однажды на Кубе несколько человек захватили катер, чтобы на нем плыть в Америку. Этих кубинцев всех поймали и расстреляли. Это была такая показательная казнь. И все испанские актеры, певцы и многие известные люди подписали протест против этого. Ана Белен была среди подписавших.

С тех пор на Кубе ее имя было под запретом. Песни исчезли из теле- и радиоэфира. Все думали, что она умерла. И я думал.

И вот я приезжаю в Мадрид, а там — гей-парад. И на площади — концерт. Сцена, музыка, много людей, много геев. И никто не прячется. Для меня все это было очень непривычно. На Кубе к геям, да, относятся терпимо, но в России быть геем — проблема, ты вынужден все время прятаться: не дай бог, кто-то узнает.

В Мадриде каждый год они выбирают человека, который лучше всех проявил себя в борьбе за права геев и лесбиянок. В тот раз это была Ана Белен. И она вышла на сцену! Это было невероятно! Ты представляешь!

Я от счастья чуть не умер, честное слово!

Все на Кубе думают, что она умерла. А она жива.

А еще меня на этом празднике удивило, что многие родители приехали туда с детьми. И дети сидели на плечах. И смотрели. И никто их не прятал. Никто там не говорил детям:

— Ой, пойдем, пойдем, не надо тебе на это смотреть!

Ты понимаешь? Я впервые в жизни увидел, что к геям относятся как к обычным людям. Никто не делает из них какой-то аттракцион. Комнату ужасов.

Луис

Помнишь Луиса, олигарха, принца, миллионера? Однажды, когда я уже работал в турагентстве, он позвонил мне и сказал: завтра мы едем в Белоруссию и будем переходить границу пешком. Это было зимой, декабрь, очень холодно. Он мне позвонил и сказал: нас пятнадцать человек, ты будешь нашим проводником, потому что ты знаешь русский язык.

Ты понимаешь? Ты можешь вообразить себе эту степень наивности в сочетании с отчаянием?! О чем думали эти люди? О чем?

Я сказал ему, что это чистое безумие! Я отговаривал его как мог! Но бесполезно.

Кубинцы — как дети! Он мне говорит: граница большая! Солдат не хватит на всю границу. Пограничник пройдет мимо, а следующий еще нескоро, и мы успеем перебежать. Раз — и мы уже в Польше.

Этот Луис был верующим. На Кубе есть такая религия — люди поклоняются духам умерших. И вот Луис мне говорит: явился дух, который сказал, что нужно переходить границу послезавтра. Ни днем раньше, ни днем позже. Все.

Доводы рассудка здесь совершенно бессильны. Раз дух сказал, что нужно переходить, значит, нужно.

Все, что я смог ответить:

— Я не могу послезавтра, послезавтра мне на работу.

Они доехали до Бреста из Москвы. Дошли пешком до границы. И пограничники начали стрелять.

Это все мне потом рассказал кубинец, который был в этой группе.

И когда пограничники открыли стрельбу, все, конечно, повернули обратно. Но вот этот парень, Луис, которому явился дух, все равно пошел.

И все. Больше о нем никто ничего не слышал, никто не знает, что с ним случилось. Я думаю, что его просто убили.

Родители этого парня живут неподалеку от моих родителей. И когда я приезжаю на Кубу, я все время молюсь, чтобы с ними не встретиться. Я просто не знаю, что я им скажу.

Эпилог

Я улетаю в Испанию на следующей неделе. Улетаю вместе с другом, с которым познакомился в Москве. Мы вместе уже три года. Мы собираемся купить две квартиры, одну будем сдавать туристам.

С тех пор как я хотел переплыть на плоту Мексиканский залив, прошло семь лет. Сейчас мне 42 года. Но мне кажется, что от того парня, который 34 года прожил в маленьком кубинском городке Санкти-Спиритус, меня отделяют тысячелетия.

Понравился материал? Помоги сайту!