К чему готовиться после Бирюлева?

COLTA.RU продолжает еженедельную рубрику «Ответная реакция»: уважаемые нами люди отвечают на вопрос, горячо обсуждавшийся в последние дни. На этой неделе их было даже три, связанных с воскресными событиями в Бирюлеве:

1) Что значит для вас погром в Бирюлеве?
2) К чему готовиться после Бирюлева?
3) Как избежать повторения конфликта и его разрастания?

Митя Алешковский
Василий Гатов
Катерина Гордеева
Гасан Гусейнов
Алексей Казаков
Олег Кашин
Алексей Козлов
Модест Колеров
Игорь Компаниец
Илья Красильщик
Виталий Куренной
Сергей Медведев
Станислав Минин
Дмитрий Навоша
Дмитрий Ольшанский
Глеб Павловский
Сергей Шаргунов
Руслан Хестанов

Митя Алешковский

фотожурналист

K вопросам

Погром в Бирюлеве абсолютно ничего не значит. Непонятно, была ли эта очередная акция организована властями или еще кем-то, в общем, это даже не имеет значения. Это результат федеральной политики государства и федеральной политики на Северном Кавказе, во-первых.

А во-вторых, это результат того, что никаким образом не борются с коррупцией в МВД, ФМС и прочих службах. Если бы нельзя было от каждого мента откупиться взяткой, купить разрешение на работу, за все заплатить, мигранты бы сюда не ехали. Они едут сюда именно потому, что здесь можно нарушать закон. Именно поэтому здесь огромное количество нарушений закона. Именно поэтому здесь происходят какие-то проблемы с этнической преступностью якобы. Или не якобы.

Что касается цифр этнической преступности, очевидно, что не существует отдельно взятой проблемы этнической преступности в стране и в Москве в частности. По стране эта цифра, по-моему, 1,6%, по Москве — 4,7% от общего числа преступлений совершено приезжими из СНГ. То есть эта проблема надуманна, она очень сильно раздута именно политическими деятелями. Ее использовали на выборах как один из разыгрываемых козырей. Все же кандидаты об этом говорили на выборах в мэры Москвы. Создали даже концлагерь. Где он сейчас?

Мне очевидно, что люди борются таким образом со следствием, а не с проблемой, не с причиной. А причина — это коррумпированные чиновники, коррумпированная полиция и коррумпированная Федеральная миграционная служба. Причина — это коррупция, а не мигранты. Если бы в нашей стране работали законы, проблем не было бы. И люди, которые громят овощебазу, или люди, которые призывают к введению визового режима со странами Азии, совершают, по сути, одну и ту же бесполезную деятельность, которая просто направлена либо на какую-то популистскую, либо на политическую выгоду. Эта деятельность ни к чему не приведет. Если мы сейчас закроем границу для людей из Средней Азии, к нам поедут из стран с безвизовым режимом, например из Черногории или из Сербии. И они заполнят точно так же все рабочие места, и у нас будут точно такие же мигранты, но уже из Молдавии. Освободившиеся рабочие места будут все равно заполняться мигрантами, и снова будет проблема с тем, что мигрантам не хватит зарплаты, их будут обманывать, работодатели выкинут их без денег, они будут постоянно оказываться в сложной ситуации и искать пропитание себе и своим семьям любыми способами.

Нужно понять, что проблема не решается такими методами, она решается законными способами. Нужно, чтобы работал закон. Этого пока никто понять не хочет.

А погромы в Бирюлеве — это абсолютный ужас, и побеждать беззаконие беззаконием — это глупость. Ни к чему хорошему она нас не приведет.

Василий Гатов

журналист

K вопросам

1) Не такой простой вопрос, как может показаться (ведь ожидаемые ответы — «кошмар», «ужас», «война» и так далее). Ведь я не был там ни в качестве наблюдателя, ни в качестве участника событий, соответственно вынужден основывать свое мнение на том, что наработали журналисты, официальные и неофициальные. Если полагать, что новостные телеканалы и агентства делали свою работу полноценно и снятое передает атмосферу событий, то мы видели локальный протест против накопившейся несправедливости, «на горб» которого сели какие-то внешние силы (их в репортажах обобщенно назвали «националистами» и «футбольными фанатами»). При этом несправедливость — это не только конкретное убийство, а большая совокупность разных обид, которые разлиты по московским окраинам.

Значение подобных «взрывов» — довольно сложный объект для оценки; с одной стороны, это такие грозные предупреждения обществу и его институтам об имеющихся несправедливостях (т.е. болезнях), с другой, к сожалению, это «примеры для подражания», особенно в ситуации, когда подобные несправедливости буквально пронизывают город и страну.

2) Не берусь прогнозировать. До сих пор в подобных ситуациях удавалось после выброса негативной энергии взять ситуацию под контроль правоохранителей, сбить накал эмоций (жаль, конечно, что все это постфактум). Кондопога, Сагра, Манежная и другие погромные истории пока как-то модерировались, подавлялись и «разводились». Не питаю особых иллюзий в отношении способностей московских властей и полиции, но как горожанин надеюсь на лучшее.

2—3) Если говорить о более долгосрочной перспективе, чем сегодняшний, завтрашний день, — к сожалению, особой ясности в программе действий нет. И вряд ли кто-то может предложить разумные решения в ситуации, которая плохо понятна и плохо изучена. Ни государственной, ни московской политики в отношении интеграции нет, скорее наоборот: есть проявившаяся на последних мэрских выборах популистская идея — «очистить город от мигрантов»; в целом это было не что иное, как подведение бикфордова шнура к готовой взорваться ситуации. В общем, пока ОМОН разделяет толпу потенциальных погромщиков и тех, кто может стать их потенциальными жертвами (пусть даже и не очень эффективно), — это одна ситуация. Но, как рассказывают репортеры-очевидцы, в отличие от Болотной бойцы куда внимательнее прислушивались к риторике «Россия для русских» и явно не спешили защищать «понаехавших» и «зачищать» даже нападавших на них.

Катерина Гордеева

журналист

K вопросам

Я, наверное, начну с конца.

Удивительным образом у нас нетерпимость — во всех смыслах этого слова — стала на место вот той самой национальной идеи, которую так долго ищут и никак не могут найти. Нетерпимости потакают на всех уровнях: не так мыслит, не так одевается, не той ориентации, не так спит, не так сидит. И уж тем более когда этот человек не так разговаривает, не на твоем языке, и живет, как тебе кажется, в твоем доме.

Этот треугольник — такое место, где человек по доброй воле, в общем, не станет жить: между двумя шоссе в промзоне и кладбищем. И оно стало пристанищем для огромного количества мигрантов. Человек, у которого все хорошо, который не поехал куда-то там в поисках лучшей и светлой жизни, там жить не будет. Но при этом это территория Москвы и территория государства Россия, и как бы все считают, что это наша территория. Это одна сторона вопроса. А другая сторона вопроса — никто ничего не хочет понимать и знать про людей, которые приехали сюда жить, про этих мигрантов. И никто не залезал к ним в голову, и никто не интересовался, и никто не считает для себя долгом с ними разговаривать. А ведь понятно, что там, откуда они приехали, неким раем, неким островом, к которому нужно стремиться, является то место, где живем мы, потому что мы живем явно лучше, чем они. И это место, которое они могут занять, пусть это рынок, — это уже по сравнению с тем местом, где они были, для них является светом. И эту точку зрения надо понимать, да. Мы пользуемся плодами их труда. Посмотрите на наши посаженные клумбы, на наши убранные улицы, вспомните, что было 10—15 лет назад, и станет понятно, что мы пользуемся плодами их труда, мы ходим по этим чисто вымытым улицам, нам эти улицы зимой посыпают. Это же не управы собственноручно делают, это делают мигранты. Они же строят дома и занимаются всем тем грязным трудом, который, как нам кажется, не соответствует высокому званию гражданина Российской Федерации. Они обеспечивают наше с вами более-менее комфортное существование.

То, что произошло, должно было произойти, потому что количество в какой-то момент переходит в бучу, потому что их так много (мигрантов), а у всех жизнь такая неприятная, такая некомфортная. И, как ни странно, вот эти чистые улицы и эти прекрасные газончики не делают жизнь в этом городе и в этой стране комфортной, приятной, доброжелательной, во всех смыслах этого слова европейской. И, не имея возможности высказать свой протест власть имущим, люди высказывают свой протест, обрушивают весь свой гнев на тех, кто слабее, кто ниже по социальной лестнице, на тех, кто в данную секунду в трех шагах от тебя представляет собой опасность.

Сына нашего дворника, таджика, я отводила в школу, потому что он случайно попался мне на глаза на улице. Оказалось, что мальчик семи с лишним лет никогда не ходил в школу. Его не брали в школу, потому что он — никто. Вот его папа здесь дворник, а он — никто. И этого «никого» в школу никто не собирается брать. А мне бы хотелось — хотя бы с точки зрения заботы моей о моих детях, вот такой циничной, эгоистичной точки зрения, — чтобы он знал русский язык, потому что он живет со мной в одном дворе. Мне бы хотелось, чтобы он был образован, ну хоть как-то, и это, на мой взгляд, убережет меня и моих детей от возможности его нецивилизованных проявлений. Соглашаясь (а мы согласились добровольно) на то, что мы живем все вместе, мы должны давать им возможность учиться, лечиться и пользоваться благами цивилизации, до которых они, как ни крути, добрались. Это первое.

А второе, мне кажется, Бирюлево — это продолжение Манежки, а за Бирюлевом будут другие. Это будет вообще не в Москве, это будет повсеместно, потому что вот эта националистическая тема, тема крепкого сапога, бьющего по чужой небритой морде, — она почему-то всегда успешная получается, не сильно порицаемая сверху. Вот эта пробка и будет вырвана, и в эту дырку выльется весь протест и все недовольство текущей ситуацией, которое есть в стране. И если власть не услышала несколько тысяч протестующих тихими интеллигентными голосами, то протестующих громкими шнурованными ботинками она, наверно, услышит. Только это будет очень страшно, реально страшно.

Гасан Гусейнов

филолог

K вопросам

Что происходит в Бирюлеве, толком не знает никто, потому что не существует заслуживающих доверия СМИ, а вместо экспертизы — мнения. В том числе и мое.

Это не стихийное проявление толпы (как погромы, так и «народные сходы» обычно организуются), но это и не «провокация спецслужб» (хотя эти самые спецслужбы на провокации способны). Скорее всего это именно сочетание многих факторов — чрезвычайно удобное, чтобы провести учения ОМОНа и полиции. Учения, надо сказать, вполне удачные. Они показали, что государственная власть пока способна подавить и потенциальный мятеж в собственных рядах, и случайный эксцесс со стороны жителей какой-нибудь окраины.

Москва в целом — город рабовладельческий, а трения между рабами и люмпен-пролетариатом окраин возникают в тот момент, когда люмпены замечают, что рабы постепенно превратились в вольноотпущенников и начали не по чину богатеть, тогда как ряды люмпен-пролетариата пополняются за счет, наоборот, беднеющих местных, у которых и высвобождается время для создания «народных дружин». Эта схема наблюдалась в конце 1980-х на территории бывшего СССР. Задача государства, по-видимому, обозначена как одновременное пресечение и этой самодеятельности, и неорганизованного, низового рабовладения. Поскольку гражданского общества в России нет, единственная сила, брошенная на решение этой задачи, — ОМОН и полиция. Мне кажется, эту силу и испытывают на устойчивость.

Алексей Казаков

журналист

K вопросам

1) В вопросе уже есть ответ. Да, это погром, а хороших, добрых, нужных погромов не существует. Точка.

Есть только одна проблема — когда в субботу приятель в Фейсбуке призывал на русский сход, рука почему-то не тянулась в благородном омерзении немедля исключить его из друзей. Для этого мне надо было бы сначала съехать с квартиры в тихом арбатском переулке и вернуться, например, на улицу Михневская, что рядом со станцией Бирюлево-Пассажирская и где я прожил свои первые восемь лет. Когда живешь в Староконюшенном, закрытие крупнейшей овощебазы города — это скорее досадный факт: что там станется с моей кинзой на любимом Дорогомиловском рынке? А приятель по-прежнему живет в моем родном Бирюлеве, которое за эти десятилетия из ординарной жопы Москвы превратилось в реальное гетто. И кинуть ему и остальным погромщикам в лицо, что они «фашисты» и «нелюди», что-то не получается. Их ненависть и ксенофобию, к сожалению, легко понять. Только и остается сказать: ребята, родные, вы куда-то не туда пошли, крушить холодильники с колой на овощебазе — это глупо, а бить ногой по лицу стоящего на коленях беззащитного таджика — это бесчеловечное преступление. Сходиться-то надо если не у мэрии, то хотя бы у префектуры или у РУВД. На бирюлевских интернет-форумах еще года два назад предупреждали, что эта овощная база рано или поздно взорвет район. Символично, конечно, как дед Хасан, имевший отношение к этой торговой точке, передал всем привет с того света. Теперь, похоже, эта овощебаза рванет на всю страну.

2) Очень хотелось бы ошибаться, но боюсь, что главное, что мы поймем в ближайшее время, — это насколько беспомощна наша полиция и насколько неподготовлена она к реальному сопротивлению. Если это случится, то это будет очень страшное открытие.

3) Визовый режим со Средней Азией и лагеря для интернированных вьетнамцев здесь вряд ли помогут. Этому городу нужны и мигранты, и овощные базы. Рецепты, приходящие на ум, звучат как-то совсем неубедительно по причине их очевидности и банальности — регулируемая миграция, удобные схемы для легальных трудовых отношений, борьба с рабским трудом и борьба с коррупцией, пора выйти из тени, ну и так далее.

Олег Кашин

журналист

K вопросам

Чтобы избежать продолжения бирюлевских событий — очевидно, надо выдать несколько квартир омоновцам, участвовавшим в зачистке в воскресенье, выделить еще сколько-нибудь денег на центры «Э» и, например, на мониторинг социальных сетей и принять еще какое-то количество традиционных мер, направленных на укрепление государства. Возможно, новых погромов удастся избежать, если подсудимым по «Болотному делу» накинуть каждому по два-три года сверх запланированного. Также стоит подумать о том, чтобы в 2018 году Владимиру Путину еще раз избраться президентом России — известно же, что он защищает нас от погромов. К сожалению, альтернатива выглядит именно так, и вряд ли я сейчас говорю что-то сенсационно новое — по поводу того, что именно власть защищает нас от погромов и фашизма, консенсус в обществе существует уже много лет. Другое дело, что с каждым разом становится все сложнее объяснить, что власть чем-то лучше людей, которые громили торговый центр «Бирюза». Я вообще подозреваю, что люди у «Бирюзы» в каком-то смысле лучше людей в Кремле, и что вообще мне кажется бесспорным — прав управлять районом у этих людей несопоставимо больше, чем у назначенного главы управы и тем более у омоновцев. Если бы жители района сами выбирали свою власть и, например, шерифа, многих проблем можно было бы избежать — но кто ж им позволит, мы же боимся погромов до такой степени, что готовы терпеть вообще все.

Алексей Козлов

бизнесмен, автор блога «Бутырка-блог»

K вопросам

Бирюлево показало, что наша полиция, думающая о своем кармане, не в состоянии защитить граждан. Проблема не в жителях Средней Азии, хотя более 50% постояльцев московских тюрем — не граждане РФ. Не будет их, будут жители других регионов РФ, причем не только Кавказа. Проблема глубже — полиция и другие правоохранительные органы прекрасно знают, что где происходит. Отсутствует реальный гражданский контроль над работой наших силовиков. Это основная проблема. Силовики боятся не нас, а начальства. От нас не зависит их карьера, а пока будет так, они будут плевать на нас.

Модест Колеров

историк, издатель

K вопросам

1) Очередной акт социального протеста, упакованный в протест против этнической преступности и пассивности правоохранительных органов. Очередной акт «принудительной обратной связи» с властью, которая иного уже слышать не умеет.

2) Готовиться надо к увеличению числа и массовости таких протестов. Повторяю: власть внятно показала, что слышит и видит только это.

3) Быстро избежать продолжения нельзя. Этого не избежали до сих пор ни Англия, ни Франция. Но ввести это в какие-то рамки можно — путем радикальной декриминализации полиции.

Игорь Компаниец

журналист

K вопросам

1) По содержанию это — разложение России в миниатюре. Бунт, который должен был случиться. Закономерный промежуточный итог. По форме — обыкновенный окраинный «аксьон директ»: жители Бирюлева к рефлексии не склонны.

2) Никаких серьезных, действительно кондиционных выводов сделано не будет — властная система в ее нынешнем состоянии неспособна на это. Все ограничится локальными жестами и решениями: я жду показательного вывода п/о базы, например, за МКАД ну и пары нагоняев и увольнений на окружном/муниципальном уровне — это же наш веками любимый способ продемонстрировать, что ситуация урегулирована. Что же касается уровня федерального... Возможно, мы услышим о создании какого-нибудь очередного совета или спецкомиссии, возможно, получим пару поправок к закону, ну например, о трудоустройстве. Да какая разница, все равно ничего не сработает.

3) Его не избежать.

Илья Красильщик

журналист

K вопросам

1) Сам по себе — ничего. Не первый и не последний. И будет хуже. Самое грустное — мы до сих пор даже обсуждать проблему миграции не можем нормально. Если в приличной компании попробовать начать разговор о национализме, то на тебя посмотрят как на идиота. Слушайте, у нас в школах уже каждый второй ребенок, кажется, считает нормальным ненавидеть кавказцев, у нас слова «чурка» и «хач» скоро в словарь Ожегова войдут, а мы при этом делаем вид, что все нормально. Ну давайте и дальше делать вид, что эта проблема есть только в головах у каких-то там националистов, — а рядом будут за взятки приезжать миллионы несчастных, нищих жителей Средней Азии, которые будут работать в рабских условиях, которых будут бить и которые будут селиться в никем не контролируемых гетто. При чем тут национализм вообще? Я хочу, чтобы людей, приезжающих в Москву, учили — языку, элементарным правилам, чтобы они встраивались в общество, а не отдавали паспорта непонятно кому и не селились по 100 человек в одну квартиру. Я хочу четкой и понятной стратегии, государственной, извините, воли. Другое дело, что взяться этой воле совершенно неоткуда — наша власть виртуозно перевела тему: мы теперь обсуждаем геев, православие, приемных детей. Что угодно, только не настоящие проблемы.

2) Понятия не имею. Думаю, будет еще одно Бирюлево — в любом другом городе страны. А потом еще. А потом, не дай бог, какое-нибудь Ставрополье за вилы возьмется. Черт его знает. Вообще еще пара лет, и честные выборы в стране будет действительно страшно проводить, может, в этом и есть стратегия.

3) Самый очевидный и недостижимый пример — Нью-Йорк, который сплошь состоит из мигрантских замкнутых районов. Вот тут китайцы, там все в иероглифах и жарят лапшу. Через дорогу уже Италия, через реку правоверные евреи уже лет сто живут, на море — русские, в Бронксе — пуэрториканцы. И так далее до бесконечности. И все как-то уживаются, войн нет, зато можно съездить на окраину города во вкусный ресторан. Нет, конечно, гарантии, что тебя там в темное время суток не побьют, но так и на черта туда ездить в темное время суток. И что-то мне неизвестно про таджикские рестораны в Западном Бирюлеве. Другое дело, что для Москвы это утопия. Для того чтобы здесь стало как в Нью-Йорке, нужно другое прошлое и другое настоящее — это и власти, и людей касается. Так что ничего хорошего я не жду.

Виталий Куренной

философ, культуролог, публицист

K вопросам

События в Бирюлеве — не первые и, к сожалению, не последние. Какое-то рубежное значение придавать им, на мой взгляд, не следует, однако они являются симптомом очевидной болезни российского общества, которая находит себе самые разнообразные проявления. Не только российского, разумеется, — аналогичные события случаются повсеместно, но сейчас не об этом.

Эта болезнь — недееспособность государства, несоблюдение тех правил игры, которые им самим заявлены и закреплены конституционно. В этом отношении Бирюлево и Болотная — явления совершенно одного порядка. В первом случае речь идет о соблюдении права на жизнь, равенстве перед законом и судом, во втором случае — о честных выборах, основанных на том же самом равенстве гражданских прав. Проблема, однако, заключается в том, что эта фундаментальная болезнь — невыполнение конституционных прав — всегда рискует получить (и получает, кстати) неадекватную политическую перелицовку, когда, например, самоосознается, а затем реализуется в форме этнического конфликта или, если говорить о втором примере, — в форме требования передачи власти некоему «новому поколению» и т.д. Конечно, нарушение базовых естественных прав, таких, как право на жизнь и неприкосновенность, — вещь более фундаментальная, а потому и более мобилизующая и брутальная по характеру реакции. В случае Бирюлева (являющегося в то же время и символом огромного социального пласта российской жизни) все это усиливается массой социальных и экономических проблем, которые именно молодежь чувствует и переживает острее всего. И всегда найдутся силы на политическом рынке, которые постараются обратить эту спонтанную брутальность в выгодную для себя политическую форму этнического коктейля Молотова. Очевидно также, что силовому государству такая форма удобна, поскольку позволяет, во-первых, не ставить вопрос о своей собственной дееспособности как государства в правовом, социальном и прочих аспектах, а во-вторых, перевести проблему в плоскость легальной силовой борьбы с экстремизмом и проч. То есть довести дело до столкновения с законом, а затем по закону же и решить вопрос карательным образом — как и в случае с излетом «болотного» движения, кстати. Разумеется, нельзя не отметить и то, что в рамках недавних московских выборов тема мигрантов и этничности была подогрета тактическими играми основных кандидатов на должность мэра. То есть все предпосылки для того, чтобы возмущение выливалось именно по лекалам этнического конфликта, были не так давно заготовлены и пущены в дело на уровне публичных политических формулировок. Что ж — получите и распишитесь.

На мой взгляд, в этой ситуации критически важно вернуть постановку вопроса с уровня ложного конфликта к существу проблемы: действенность основных конституционных прав, основанная на дееспособном государстве.

Сергей Медведев

профессор кафедры сравнительной политологии факультета прикладной политологии НИУ ВШЭ

K вопросам

1) Погром в Бирюлеве означает для меня развал государства в РФ, которое: а) неспособно контролировать миграцию и рынок труда; б) неспособно бороться с коррупцией в правоохранительных органах; в) неспособно противостоять мятежам, погромам и прочим проявлениям народной стихии. Государства хватает только на разгон Триумфальной и Болотной, с реальным протестом оно в принципе неспособно справиться, это колосс на глиняных ногах.

2) Готовиться к нарастанию протеста по линии этноконфессиональных разломов (Кондопога, Сагра, Пугачев, Бирюлево, далее везде). Пока это отдельные вспышки, но в случае ухудшающейся социально-экономической ситуации они могут объединиться в более широкое неструктурированное движение, противопоставить которому власть не сможет ничего.

3) Избежать подобных конфликтов можно путем создания выборной ответственной власти на местах и борьбы с коррупцией в полиции, ФМС и с нелегальным рынком труда.

Бороться надо не с мигрантами путем обвальных проверок, а с их покровителями во власти и работодателями в бизнесе. Также надо жестко контролировать различные «сходы», «соборы», народные дружины, отряды самообороны и «русские щиты». Эти органы стихийного народовластия в основном противоправны, неконституционны и подрывают государственный строй гораздо сильнее, чем любая «болотная» оппозиция.

Станислав Минин

журналист

K вопросам

1) Для меня это драматическое и травмирующее событие. Оно означает, что в России невозможно общежитие людей разных национальностей, а дискурс националистов становится доминирующим. При этом нельзя сказать, что провалился какой-то проект общежития. Его просто никогда не было, сейчас мы вкушаем горькие плоды этой пустоты.

2) Готовиться нужно к новым подобным вспышкам насилия и агрессии, периодичность предсказать не возьмусь, но, похоже, они будут все более частыми. Новые средства связи облегчают организацию погромов, а полиция не вызывает ничего, кроме презрения: ни страха, ни надежды. Одновременно политики будут седлать эту волну, умеренный национализм вообще станет хорошим тоном.

3) Боюсь, что надежных мер профилактики сейчас нет. Их следовало принимать лет 15 назад. Не хочется это говорить и писать, но, похоже, остается лишь ощущать падение, надеясь, что дно не слишком глубокое.

Дмитрий Навоша

журналист

K вопросам

Никаким сюрпризом происшедшее не выглядит, новостью не является. Просто Бирюлево поближе Пугачева и Кондопоги, репортеры туда добираются быстрее, лайв-трансляцию оттуда наладить проще — потому это и воспринимается как отдельное событие. А на самом деле это продолжение событий, давно происходящих и не собирающихся заканчиваться. Не верят люди в дееспособность и неподкупность органов; проблемы национального характера от их замалчивания не рассасываются сами собой; те же выборы не рассматриваются людьми как возможный способ как-то свои проблемы решать.

Никакого простого выхода из очевидного политического и социального тупика, да и экономического теперь тоже, я не вижу. Никакого оптимистичного прогноза на ближайшие пару лет у меня нет, ситуация будет только ухудшаться — банально нет сейчас каких-то оформившихся сил, способных на адекватные решения и постепенное выправление ситуации. Просто считаю важным констатировать: 13 лет «стабильности», нефть дороже 100 долларов за бочку, управляемые из Кремля медиа и суды, защищенное до предела политическое поле — все это не гарантирует ни безопасности, ни экономического развития, хотя многие думали иначе. Скорее наоборот.

Дмитрий Ольшанский

публицист

K вопросам

1) Это восстание тех, кого можно назвать русской общиной, протонацией, пролетарско-мещанской средой и т.п., против соседства, которое их категорически не устраивает и от которого они не видят ничего, кроме проблем.

2) Готовиться нужно к тому, что таких историй будет больше, а в следующей политической эпохе это противостояние вообще станет одним из главных сюжетов времени.

3) Чтобы избежать продолжения, следовало бы превратить нашу страну в государство, у которого есть государственные, а не коммерческие интересы. Но это невозможно, а потому «политика открытых дверей» будет продолжаться, а недовольство людей — расти.

Глеб Павловский

политолог

K вопросам

Я не думаю, что это можно назвать погромом. Это, несомненно, массовые беспорядки, очень острые, но вызванные, на мой взгляд, растущей очевидной слабостью политической системы, системы власти, которая поглощена тем, что играет, изображает силу, изображает поддержку, но не может ни защитить, ни поддержать никого. Поэтому я не вижу ничего особо нового, кроме того, что здесь совпало несколько, так сказать, факторов — или можно сказать, что эти факторы были продуманы заранее, я не знаю, но так или иначе это слишком удачная случайность: вечер воскресенья, погожий день, толпы возвращающихся с дач, и все это рядом со станцией.

Событие не является чем-то новым, оно не отличается от целого ряда других политических всплесков, как этнических, так и на Болотной. Я не готов называть его этническим — это политический конфликт, который происходит при отсутствии не только правовой системы, но и даже нормального полицейского государства. Кто бы в нем ни участвовал, он будет приобретать хаотическую и, в общем, хамскую форму, но это цена, которую мы платим за то, что не имеем, строго говоря, государства.

Сергей Шаргунов

писатель, журналист

K вопросам

Конечно, это еще и социальный взрывчик. Чувство большой несправедливости и ощущение повсеместного зажима будут на самых разных уровнях аукаться поколенческим бешенством.

И все-таки давайте прямо об основном мотиве бирюлевцев.

Как рассуждает обычный житель? Что в голове у абсолютного большинства? А вот что. «Раньше эти ребята были с нами в одной стране, но жили у себя, потом они отделились, но зато поголовно переехали к нам. Вдобавок грабят, насилуют и убивают». Можно считать подобные рассуждения ужасными и гротескными, но лучше честно видеть реальность. Она такова, что миграция абсолютно неконтролируема и лавинообразна. И когда об этом говорили несколько лет назад, то говорившего клеймили за нетерпимость, а теперь это азбучная истина. Да, приезжают не от хорошей жизни, но здесь труд приезжих обычно рабский, живут они в диких условиях, а ночами многие из них идут на дорогу с кистенем. Дешевая рабсила выгодна ее владельцам и аффилированным с ними чиновникам, на граждан же государству плевать. Вот население и ропщет — и будет роптать все злее. Люди ценят безопасность, и если государство ее обеспечить не может — они начинают бунтовать. И тут мантры не помогают — ни официозные («наведем порядок»), ни благопристойные («главное — любовь и дружба»).

Власть устраивает показуху: сейчас прошерстят мигрантов в Бирюлеве, с пафосными речами попозируют разные деятели, опять те же персонажи покричат на ток-шоу на федеральных каналах, может быть, арестуют какого-то «иностранца» за убийство, наверняка арестуют «зачинщиков беспорядков», а принципиально ничего менять не будут.

Когда государство не способно ничего сделать — поднимается низовая, темная, слепая ярость.

Значит, рванет снова и снова.

Руслан Хестанов

профессор кафедры наук о культуре НИУ ВШЭ

K вопросам

В бирюлевском кризисе мое внимание привлек характер публичных дебатов по двум проблемам. Во-первых, интересно, как разворачивается поиск универсального виноватого, «козла отпущения». Вторую проблему я назвал бы проблемой «универсальной отмычки», связанной с поиском первопричины не только бирюлевских беспорядков, но много шире — первопричины глубокого кризиса, в который погружена вся страна. Ведь Бирюлево легко вписывается в серию этнических народных протестов — Манежка, Кондопога, Пугачев, Капотня и пр.

Начну с виновных. Разные политические силы называют трех главных виновников. Это, во-первых, этнически и культурно чуждые мигранты. Во-вторых, органы власти. В-третьих, правые экстремисты и сторонники погрома.

Очевидно, вина будет распределена правосудием в зависимости от ресурсов влияния. Более всех этим ресурсом располагают органы власти: аппараты пропаганды, судопроизводства и следствия и вообще монополия на насилие. Соответственно вина будет распределена между мигрантами и правыми экстремистами. Правые экстремисты и им сочувствующие — это граждане России, то есть заметная часть электората. И здесь вполне ожидаемо, какой будет политическая работа властей. С одной стороны, власть будет играть на изоляцию экстремистов и на индивидуализацию уголовного преследования. С другой стороны, она постарается присвоить лозунги правого популизма.

Таким образом, индивидуально карая правый экстремизм в уголовном суде, власть поддержит радикализм правых как политическую программу. А это станет решающим обстоятельством в том, что универсальными виновниками будут назначены в конечном итоге мигранты. Для многих из нас такое решение вопроса об универсальном виноватом вряд ли будет сюрпризом. Оно вполне соответствует курсу консервативной политики.

Теперь об универсальной отмычке.

Вот лишь малый набор тем, которые были подняты в связи с убийством Егора Щербакова и беспорядками в Бирюлеве: электоральные спекуляции власти вокруг миграции; правый национализм и футбольные фанаты; введение визового режима со странами СНГ; идентичность русских; снабжение Москвы продовольствием, неупорядоченная торговля и рынки; коррупция местных органов власти; нарушение санитарных норм, торговля наркотиками; иностранная рабочая сила и рынок труда; пассивность полиции; преступность и высокий уровень насилия; возрождение практик погромов.

Люди не уверены в себе, в своем будущем, в своей власти, в своих соседях. Только напуганный человек может считать, что столь пестрый набор проблем имеет общий знаменатель — этничность. Только в охваченном паникой разуме может появиться мысль, что мир будет восстановлен с водворением этнического порядка.

Тем не менее практически любая общественно-политическая дискуссия сегодня выруливает на тему этничности и миграции. Создается впечатление, что где-то в ней и кроется решение всех проблем нашего отечества. Бирюлево — это еще один симптом большого страха, в котором живет наше население.

Страх — ключевое препятствие к политической зрелости нашего общества. Где страх — там управление подданными, там не стоит ожидать появления политики.

Можно уговаривать власть работать над совершенными ошибками, «раскрывать ей глаза», уличать ее в двойной морали. Но такая педагогическая стратегия бесперспективна. Чтобы началась политика, нужно иметь представление о том, как справиться со страхами населения.

Подготовили Юлия Рыженко, Глеб Морев, Тамара Великоднева

Понравился материал? Помоги сайту!