Сцена из спектакля «Гаргантюа и Пантагрюэль»© Сергей Петров / Театр Наций1. «Гаргантюа и Пантагрюэль», Театр наций, режиссер Константин Богомолов
Богомолову удалось развеять наш сумрачный театральный авангард, полный пессимизма и упадничества, и развернуться на территории памфлета и трагифарса, политического кабаре и пародии на массовую культуру. В спектакле по Рабле Богомолов показывает смену эпох: времена пышности, разнотравия, сложности, раскрепощенности, телесной выразительности сменяются эпохой постной, моралистической, запрещающей все и вся, ограничивающей представление о человеке. Богомолов предъявляет ценности эпохи Высокого Ренессанса современному человеку и спрашивает, сравнится ли с ними наше сегодняшнее представление о человеке. Режиссер фиксирует тектонические сдвиги в сознании российского человека: конец культуры всеприятия и грядущий «великий холод». Театр Богомолова — это противоядие от той агрессии самодовольства и самодостаточности, которая исходит от политизированного общества 2014 года.
2. «(М)ученик», «Гоголь-центр», режиссер Кирилл Серебренников
Прежде всего, это очень веселый спектакль — смех не прекращается ни на секунду и захватывает весь зрительный зал. И в этом смысле эстетика Кирилла Серебренникова претерпевает очередной виток эволюции: его привычно депрессивный мир нащупывает тяготение к карнавальной иронии и представлению о том, что теперь только смех может нам всем помочь. В немецкой пьесе про школу мы следим за становлением юного религиозного фанатика. Вениамин изъясняется цитатами из карманной Библии, которые тут же отражаются на экране. Чем дальше мы проникаем внутрь сюжета, тем больше ребенок вызывает сочувствие, а не ужас. Ученик оказывается мучеником идей о норме жития и по-своему бунтует против бессмысленности мира. В нем живет недюжинная энергия, когда остальные подчинены рутинным бытовым ритуалам. Но еще есть и фигура учителя, которого тоже испепеляет энергия познания. Оба терпят фиаско, но важен финальный отказ учителя уходить из школы: здесь мое место, я стану жить и бороться, не отдав свой пост инертным, бессмысленным людям, коих легион. Мучения ученика и учителя оказываются формой послушания, а спектакль — прямым высказыванием о времени: я остаюсь здесь, я буду здесь жить, мучитель порождает мученика.
3. «Золушка», театр «Практика», режиссер Марфа Горвиц
«Золушка» Марфы Горвиц в театре «Практика» — пример нового детского театра, драматического, даже трагического в своей основе. Обостренное, травматическое переживание действительности. Никаких поддавков с аудиторией, никаких бабушкиных и даже папиных сказок. Мир ребенка предстает перед нами как суровый и яростный, мучительный, мир детства — как мир боли и одиночества. Спектакль о том, как сложно найти понимание и как можно в общении компенсировать душевные травмы. Кроме того, отличнейшая игра молодых артистов с современным звучанием — и прежде всего роль Зои (а не Золушки!) Надежды Лумповой. Это прекрасный ответ на явную проблему: детское сознание изменилось и уже требует нового театра.
4. «Радио Таганка», Театр на Таганке, режиссер Семен Александровский (проект «Группы юбилейного года»)
Экспериментальная работа, оправдывающая в целом очень странный, во многом (по крайней мере, для меня) не слишком удачный феномен «Группы юбилейного года» в Театре на Таганке — молодых инсайдеров, зачем-то согласившихся строить новое на осколках старого. Но работа Семена Александровского интересна именно с точки зрения осмысления наследия театра Юрия Любимова. Это не театр в традиционном понимании слова, здесь играют лишь только, быть может, стены, здание — единственное, что осталось «в живых». Зрителю, как в западном музее, вручают аудиогид и схему прохождения. Мы в одиночестве обходим все важнейшие помещения Таганки, в том числе заветные и недоступные заурядному зрителю. В наушниках — подробная (местами инсценированная) история похорон Высоцкого и борьбы за спектакль «Владимир Высоцкий», который был одной из причин эмиграции Любимова. Сила этого спектакля — в том, что он извлекает энергию из стен, где еще пульсирует мощнейшая энергия театра-борца, еще живут духи Таганки и звучат их голоса. Посещение пустого кабинета Юрия Любимова, испещренного подписями великих зрителей, в этой ситуации оказывается похожим на визит в Алексеевский равелин Петропавловской крепости — покинутую тюрьму, где созревал протест.
5. «Кухня», театр «Сатирикон», режиссер Константин Райкин
Спектакль начинается как коммерческая постановка про жизнь кухни. Холодный блеск хромированной посуды — тут ее горы, ножки официанток, брутальные мужики-повара, накрахмаленные одежды. Но в какой-то момент респектабельный спектакль оказывается историей о социальном расслоении с явственным антикапиталистическим пафосом. Директор ресторана (Алексей Якубов) недоумевает, чего же еще человеку на рынке труда не хватает, коли заработок есть. Что же этому чертову человеку еще нужно? И вдруг тебя это обжигает, так как от «Сатирикона» никак не ждешь рискованного разговора об обществе потребления, о манагерской судьбе, о ненависти к рабскому, автоматическому труду, делающему человека слугой банковской системы, придатком товарооборота. Полностью смещенная интонация театра в Марьиной Роще, который все-таки редко бывает ранящим, некомфортным для зрителя. И мигрантская тема звучит: в пьесе речь идет о лондонском ресторане, а для Москвы это те же наши таджики, киргизы, буряты, которые сегодня моют, стирают, убирают, чинят унитазы, проливая невидимые миру слезы.
6. «Вятлаг», «Театр.doc», режиссер Борис Павлович
Режиссер Борис Павлович дебютирует как артист и играет социальный спектакль. В кировских лагерях сидел обычный латышский бухгалтер Август Страдиньш, который оставил воспоминания о ГУЛАГе. Павлович достает пачку маленьких бумажек и, читая записи день за днем, раскладывает бумажки по игровому пространству. К концу спектакля все завалено этими опавшими листьями человеческой памяти. В воспоминаниях нет места политическим лозунгам или недовольству. Они — про выживание, про ежедневный труд строительства не только себя в новых предлагаемых обстоятельствах, но и общества вокруг себя. Этот спектакль — не только о том, как обстоятельства делают из рядового гражданина героя и человека великой истории, он о том, как мучительно, тяжело — приложив усилия и сохраняя человеческий облик — общество может самовосстановиться, самоорганизоваться. Спектакль Павловича — пособие по выживанию.
