Лагом, только лагом

Текст продолжает совместный проект COLTA.RU с официальным сайтом Швеции в России Sweden.ru — «Например, Швеция». 

В последние пару лет можно говорить об одной интересной примете: если мир лайфстайл-журналистики начинает активно бурлить, то, значит, появился очередной тренд скандинавского происхождения. В прошлом году в центре внимания была идея комфорта по-датски — «хюгге». Если вкратце, то хюгге — это когда за окном штормит, а ты надел шерстяные носки, поставил винил Майлза Дэвиса, укутался в мягкий плед, обнял кота и смотришь на огонь в камине, попивая между делом глинтвейн. Однако в нынешнем году хюгге, кажется, придется посторониться — согласно модным блогерам, на смену ему пришел более прагматичный и рациональный шведский «лагом».

Одним из первых о приходе нового тренда возвестил, как и полагается, журнал Vogue. В небольшой январской статье предлагается забыть о хюгге — это все-таки обыкновенное ощущение комфорта при содействии простых бытовых решений — и перейти к шведской этике умеренности, которая обозначается непереводимым по сути термином «лагом». Лагом — это не много и не мало, это ровно в самый раз. Два пива вместо трех, два кресла в комнате вместо одного, жирность молока 1,5 процента, некричащий внешний вид и минимализм в дизайне, которым как раз славится Швеция. В общем, лагом подается как практическая жизненная философия — эко-френдли аристотелевская золотая середина для сознательных горожан XXI века. Lagom är bäst — никакого экстрима и чрезмерности, лагом лучше всего.

Не обошла вниманием моду на лагом и самая известная шведская корпорация IKEA, чья мебель своей практичностью и непритязательностью сама в каком-то смысле олицетворяет философию лагома. В IKEA запустили проект Live Lagom: компания проводит воркшопы, издает специальные брошюры и помогает с выбором правильной продукции для разумной жизни. В итоге все перерабатывается в цикл историй от клиентов и работников IKEA о том, как они меняют свою жизнь к лучшему с помощью малых дел в духе этики лагома. Участники проекта, «лагомеры», советуют чаще проветривать одежду вместо того, чтобы постоянно стирать ее и тратить лишнюю энергию; лагомер Лидия рассказывает, как с помощью специального таймера от IKEA может экономить воду и время в душе, а лагомер Люк — как светодиодные лампы и жалюзи позволили ему на 30 крон урезать месячный бюджет на электроэнергию. Таким образом, протестантская этика самоограничения подается как актуальный тренд, вокруг которого строится целое комьюнити единомышленников — под патронажем IKEA, естественно.

Впрочем, как и в случае с хюгге, нашлись свои скептики. Так, в The Guardian вышла статья, раскрывающая менее позитивные стороны лагома, а именно некоторый оттенок конформизма. По мнению автора, лагом может заключаться не только в сокращении расходов на воду, но и в негативном восприятии всех, кто пытается вести себя экстравагантно и попросту выделяться из толпы. Да к тому же не все шведы рады следовать этой жизненной философии: резкие высказывания и откровенный нарциссизм футболиста Златана Ибрагимовича — тому наглядный пример.

* * *

Но вообще сомнительность моды на лагом на деле лежит несколько в другой плоскости, и, чтобы понять это, нужно обратить внимание на более глубокую трактовку этого термина и на особенности шведского общественного устройства. Рождение традиции лагома обычно относят даже не к протестантству, а к временам викингов: передавая по кругу чашу с напитком, нужно было глотнуть ровно столько, чтобы не обидеть других и чтобы самому насытиться и насладиться. Таким образом, из повседневной практики возникало определенное отношение к жизни и миру, позволявшее избегать чрезмерностей и распространившееся на все практические сферы деятельности. В каком-то смысле это нормативная установка, благодаря которой создается хрупкий баланс между индивидуализмом и коллективизмом. Это и не чистой воды конформизм, и не простой индивидуальный выбор лайфстайла, как то подается на страницах Vogue. Как пишет Эстер Баринага из Копенгагенской бизнес-школы, в обычной жизни лагом заключается в парадоксальном желании быть все-таки отличным, другим, не особо при этом выделяясь. Это этика одновременно и заботы о себе, и социальной ответственности.

Широкая трактовка лагома как своего рода способа балансировать между индивидуальным и коллективным приобретает еще больший смысл, если мы обратим внимание на два других важных для шведского самосознания термина: ensamhet и enighet. Ensamhet, как и похожее немецкое слово Einsamkeit, обозначает одиночество, но при этом не имеет открыто негативных коннотаций. Скорее, наоборот: ensamhet подчеркивает индивидуальность, внутреннюю гармонию и независимость, но при этом не противопоставляется коллективности. Это свобода, которая заканчивается там, где начинается свобода другого, предусматривает взаимное уважение и солидарность. Enighet, в свою очередь, означает консенсус, достигаемый с помощью диалога и внимания к различным мнениям. Можно сказать, что лагом в таком случае является частью целой этической системы. Примерно так: сочетание ensamhet, отделенности от другого, и enighet, готовности услышать другого, дает в результате сбалансированную конструкцию: лагом.

* * *

Можно без преувеличения сказать, что этот принцип является фундаментом той модели общества, которая была создана в Швеции и которую так часто рекламируют англоязычные медиа, сравнивая шведскую и, например, американскую социальную политику.

Шведское социальное государство, созданное после прихода к власти в 1932 году социал-демократов, известно под названием folkhemmet, или «народный дом». Концепция «народного дома» заключает в себе уважение к политическим и экономическим правам индивида, но одновременно подчеркивает важность солидарности и коллективного политического субъекта — собственно народа, folk. В этом нетрудно разглядеть своего рода лагом.

Опять-таки развитие шведской социальной демократии — это во многом результат консенсуса между рабочим классом и капиталом при непосредственной роли правительства социал-демократов, старавшегося максимально сбалансировать классовые интересы и избегать откровенных перекосов в одну или другую сторону. В то время как Советский Союз экспериментировал со строгой плановой экономикой, в Швеции конфедерация профсоюзов LO (Landsorganisationen i Sverige), то есть рабочих, и конфедерация работодателей SAF (Svenska Arbeitsgivareföreningen), то есть капиталистов, на протяжении нескольких десятилетий создавали свою форму планирования, которая была результатом многочисленных компромиссов и верности общему делу стабильного экономического и социального развития. Представители обеих организаций входили в правительственные агентства и профильные комитеты, отвечающие за выработку социальной политики. Если на бытовом уровне лагом — это умеренное потребление и ответственность перед ближним своим, то в сфере политики такой подход позволил создать то, что часто называют «капитализмом с человеческим лицом»: то есть с бесплатными и доступными социальными услугами и достаточно низким уровнем социального неравенства. И хотя дорога к государству всеобщего благосостояния не была устлана розами, а в последние три десятилетия под воздействием глобализации шведская социальная демократия дала немало трещин, общий уровень благосостояния и социального обеспечения в стране остается заметно выше, чем в том же турбулентном американском обществе.

Олицетворением этого курса была экономическая модель Рена—Мейднера, которая с начала 50-х и до кризиса первой половины 70-х была фундаментом шведской экономической политики, а некоторые ее положения актуальны до сих пор. Она была призвана за счет активного государственного регулирования обеспечить низкую инфляцию, полную занятость, высокий уровень экономического роста и равенство доходов. Это самое равенство достигалось за счет умной системы сбора косвенных налогов и регулирования рабочего рынка. К примеру, согласно принципу «равной платы за равный труд», зарплаты мужчин и женщин одинаковых профессий были уравнены еще в 1951 году. И хотя, согласно официальным данным, женщины до сих пор в среднем получают на 13,2 процента меньше, чем мужчины, связано это в основном с различиями в профессиях и секторах.

Если признать успех шведской модели, не стоит удивляться тому, что принцип лагома активно применяется и в бизнесе: сбалансированный менеджмент по-шведски постепенно проникает в Силиконовую долину, где одним из его флагманов является стартап Neo Technology. В этой компании (к слову, шведской) справедливо рассудили, что привычные ежемесячные показатели эффективности — это готовый путь к стрессу и, как следствие, низкой продуктивности. Вместо этого руководство вместе с сотрудниками работает над годовым планом, который затем в спокойном ритме реализуется — без всяких отчетов. У самих сотрудников появляется больше свободы действий, им разрешается уходить пораньше, и, конечно, никто не посягает на fika — святую для шведских работников традицию уходить всей толпой выпить кофе два-три раза в день. Сложно представить себе такую фривольную ситуацию в традиционной американской компании с жесткой иерархией и вечным «выгоранием» сотрудников.

Роль лагома как практического принципа можно проследить и на примере внешней политики Швеции, в первую очередь, интеграции в ЕС. В отличие от соседней Норвегии, Швеция все-таки вступила в ЕС, однако всегда занимала осторожную и взвешенную позицию. Так, на референдуме 2003 года 55 процентов шведов сказали «нет» еврозоне и остались с родными кронами. В некотором роде мы имеем дело с внешнеполитическим лагомом: интеграции должно быть ровно столько, сколько нужно для защиты шведского населения от внешних потрясений (с глобальным кризисом 2008 года страна справилась лучше многих) и для продвижения интересов шведского капитала. Некоторые комментаторы называют такую позицию «евроаутсайдерством» и «выборочным супранационализмом»: Швеция является полноправным членом ЕС, но настаивает на своей обособленности внутри европейской семьи.

* * *

Такой небольшой социально-политический экскурс показывает, что лагом — это не просто привычка выключать воду, пока чистишь зубы, как уверяют проект IKEA и журнал Vogue; это достаточно хитрая калибровка интересов внутри сообщества, отражающаяся в определенной социальной организации. Без общественных и экономических институтов, нацеленных на достижение равенства и экономической и политической демократии, лагом превращается в обычное модное поветрие, которое с наступлением 2018 года заменит какой-нибудь другой тренд, например, gezelligheid — голландский термин для ощущения общности и комфорта в присутствии друзей и близких.

Естественно, в самом факте рационального потребления нет ничего плохого — борьбу с загрязнением окружающей среды и истощением природных ресурсов можно и нужно начинать с себя (популярный принцип reduce, reuse and recycle для того и сформулирован). Другое дело, что мода на лагом подается сейчас просто как вопрос индивидуальных предпочтений, что противоречит коллективистскому измерению этой этики и ее встроенности в эгалитарные социальные институты.

Когда очередная скандинавская традиция преподносится как свежий тренд, то за этим часто скрывается привычная для англоязычных стран утилитаристская погоня за индивидуальным счастьем. Тексты и видео в духе «почему скандинавы живут более счастливо» превратились в отдельный жанр медиа, но понятно же, что в системе рыночного фундаментализма и радикального индивидуализма никакие шерстяные носки и отказ от третьего пива индекс счастья — ни твоего, ни общего — не увеличат. Впрочем, экономить воду и правда нужно — но не только в 2017-м и не только во имя лагома.

Понравился материал? Помоги сайту!