Бизнес без прибыли как путь в светлое будущее

Текст продолжает совместный проект COLTA.RU с официальным сайтом Швеции в России Sweden.ru — «Например, Швеция». 

Планета стремительно изнашивается, и изнашиваем ее мы. Что делать? Как остановить или изменить на глобальном уровне эти процессы? Ответы на эти вопросы ищут в Stockholm Resilience Centre — одной из ведущих научно-исследовательских институций в мире, занимающихся так называемым устойчивым управлением социально-экологическими системами. То, что центр работает именно в Стокгольме, конечно, не случайно.

Как известно, Швеция в различных международных рейтингах уже несколько раз была названа самой «устойчивой» (или «экологической») страной мира — в том числе благодаря сокращению выбросов парниковых газов, развитию возобновляемой энергетики, низкому уровню загрязнения воздуха (в среднем в два раза ниже, чем в странах ОЭСР). По данным Европейской комиссии, в 2016 году 40% шведских потребителей регулярно приобретали экосертифицированные товары и продукты, а это один из самых высоких показателей в ЕС. В Швеции растет популярность практик recycle и reuse, экономики совместного пользования, страна занимает одно из самых высоких мест в мире в области переработки отходов (88% всех алюминиевых банок и PET-бутылок в стране отправляются на переработку). Так что место, выбранное для работы института, оправданно. А как понять его название: Stockholm Resilience Centre?

Название центра, основанного в январе 2007 года в результате совместной инициативы Стокгольмского университета и Международного института экологической экономики Шведской королевской академии наук, перевести на русский язык не так-то и просто. Ключевой термин тут — «resilience» — можно трактовать и как «упругость», и как «эластичность», «приспособляемость» или «жизнестойкость». В общем, речь идет о способности систем — природных, социальных, экономических, городских — к восстановлению и переорганизации после серьезных негативных внешних воздействий. Как укрепить силы, которые помогли бы этим системам заново «придумать» себя и продолжить работу в новом модусе?

Что же конкретно исследуют в Stockholm Resilience Centre? Во-первых, антропоцен, новую геологическую эпоху, в которой ведущую роль в изменении окружающей среды начинает играть деятельность человека. Во-вторых, вопросы «планетарных границ»: где именно заканчивается у природных экосистем возможность поглощать загрязнения или адаптироваться к слишком быстрой эксплуатации природных ресурсов? (Скажем, Стивен Ладе занимался использованием рыбных ресурсов Балтийского моря.)

Как следствие, ученые проектируют новые модели: экономику «без роста» (degrowth) или «построста» (post-growth) и компании, основной целью которых является не создание прибыли (not-for-profit business models), а устойчивое потребление (sustainable consumption). Иначе говоря, здесь, в Стокгольме, пытаются сконструировать будущее, рассказ о котором звучит как настоящая утопия. В этом будущем рост должен уступить место благосостоянию, прибыль — общественной пользе. Ресурсы планеты смогут восстанавливаться, уровень жизни в различных регионах мира — расти благодаря более справедливому перераспределению благ.

Неужели это возможно? Ангелина Давыдова поговорила с исследователем центра Дженнифер Хинтон о том, насколько эти идеи осуществимы в ближайшем будущем.

— Насколько идея «экономики без роста» уже проработана? Где и как она может быть реализована?

— Мировое научное сообщество еще только в самом начале исследования новых моделей, выходящих за традиционные границы «экономического роста». Пока нет четких схем, идут опыты: где-то это безусловный базовый доход (такие эксперименты начались, например, в Финляндии, серьезные разговоры об этом ведутся и в Швеции тоже), где-то — системы полного банковского резервирования. Это могут быть совместное потребление и экономика совместного владения (sharing economy) или более короткая рабочая неделя (в Швеции в последние годы массово проводятся эксперименты с введением в разных отраслях шестичасового рабочего дня). Это могут быть системы локального производства и многие другие модели. Кое-где экспериментируют с индексами, приходящими на смену ВВП. Скажем, Бутан использует индикатор валового национального счастья, некоторые шведские регионы перешли на новый показатель — валовой региональный продукт + (BRP+), где учитываются качество жизни и выполнение целей устойчивого развития. Пробуют новые индикаторы и на уровне ООН.

Еще одно важное направление последних лет — это бизнес-модели, для которых прибыль не является центральным фактором (not-for-profit business models). Тут необходимо понимать, что у политиков и директоров крупных корпораций нет монополии на власть. Так что нам не надо ждать, пока «большие боссы» начнут вводить методы «построста» или «дероста». Мы многое можем сами — на уровне собственных фирм, местных сообществ, групп друзей, общественных инициатив, отдельных людей. А нам, исследователям, крайне важно отслеживать эти инициативы и анализировать их. Успешный опыт можно будет повторить, мультиплицировать — и таким образом начать внедрять изменения «снизу».

— Если мы «отменим» экономический рост и прибыль, что придет взамен?

— Благосостояние. Нам всерьез надо переосмыслить само это понятие. В традиционной экономике благосостояние для страны означает рост ВВП и высокий уровень дохода на душу населения, то есть для обычного жителя это фактически большой дом и крутая машина. Но такой вариант «благосостояния» для всех жителей планеты не подходит самой планете — ресурсы просто не успевают восстанавливаться. Кроме того, возникают и прочие негативные внешние издержки — прежде всего, в области дисбалансов. В каких-то регионах мира люди начинают работать все больше, где-то, наоборот, увеличивается безработица. Люди все меньше проводят времени с семьей и друг с другом, резко движутся вверх уровни стресса и заболеваемости. Соревнование за накопление материального благосостояния приводит к росту неравенства, что в целом плохо. Основа этики для общества «построста» — это этика «достаточности». Благосостояние возникает из представления о том, что у нас хватает еды, квадратных метров жилья, одежды — а также времени для семьи, друзей и самих себя. Речь идет о более холистической, то есть исходящей из идеи целого, системе «благополучия», когда не все человеческие потребности лучше всего удовлетворяются инструментами именно рыночной экономики.

— А как мы можем перенести это на уровень бизнеса?

— Вскоре у меня выходит книга под названием «How on Earth» о компаниях, ориентированных не на прибыль. Как правило, все эти компании имеют ключевую социальную или экологическую миссию. Они способны приносить прибыль, но вся она возвращается в процесс реализации самой этой миссии. Это могут быть и потребительские кооперативы, и некоммерческие организации, занятые в области продажи товаров и услуг, и социальные предприниматели.

И число таких компаний продолжает расти — по ряду причин. Прежде всего, в качестве своеобразного «ответа» на проблемы неравенства, истощения ресурсов, экономической нестабильности — заметных буквально во всех странах мира. Новое поколение предпринимателей использует бизнес в качестве «инструмента производства добра».

Мы также видим, что такие компании — в качестве работодателей — начинают пользоваться все большим спросом со стороны сотрудников. Люди не хотят работать просто за деньги или делать карьеру неизвестно ради чего. Им тоже нужна цель: сделать что-то хорошее, изменить к лучшему мир.

Еще один «драйвер» для роста компаний нового вида — сами потребители, мы с вами. Потребителей начинает все больше интересовать история происхождения товара: в каких условиях он был произведен, переработан, перевезен, как это повлияло на природные экосистемы, как — на благосостояние людей, участвовавших в процессе производства.

Наконец, на появление компаний нового вида интересным образом влияет и некоторый упадок традиционных НКО, работавших преимущественно на гранты и пожертвования. Все больше НКО по всему миру «переизобретает» себя в качестве социальных предпринимателей, они начинают продавать продукты или услуги для поддержания своей миссии. Причин тут несколько: или у них иссякают традиционные источники поддержки, или они хотят стать более независимыми.

Например, в Швеции многие фермерские сообщества, владеющие сетями распространения своей продукции, работают в качестве потребительских кооперативов, то есть вся прибыль от их экономической деятельности направляется обратно в их же работу. Хороший пример — крупнейшая шведская продовольственная торговая сеть Coop. Еще один случай такой not-for-profit бизнес-модели — потребительский кооператив Folksam, одна из самых популярных в Швеции страховых компаний, предлагающих услуги в области страхования жилья. Еще пример — инкубатор Green White Space в Мальмё, где бизнесмены, желающие создавать или развивать подобные компании, могут получить поддержку.

— Как появление компаний нового вида влияет на традиционные, прежде всего транснациональные, корпорации?

— Довольно непросто оценить их прямое влияние на традиционный мир бизнеса, «заточенный» на прибыль. Наверное, новые компании создают конкуренцию на рынках, где фактор «этики» начинает играть все большую роль. Так что, скорее всего, в ближайшем будущем мы увидим, как все большее число традиционных ТНК начнет играть на этом поле, задумываться о вопросах экологии и социальной справедливости. Например, буквально недавно шведская компания H&M попросила исследователей нашего центра объяснить им концепцию «планетарных границ» и посоветовать, как этот концепт может быть интегрирован в ежедневные бизнес-операции холдинга. Вполне возможно, что компании, чья деятельность не диктуется только прибылью, в конце концов создадут условия для появления нового вида рыночной экономики, ориентированной на цель и общественное благо (purpose-oriented market economy).

— А что происходит в области потребления? Известно, что в Швеции более трети потребителей называют «экологичность» и «этичность» товара главным фактором в вопросе его выбора (по данным агентства SB Insight). Становятся ли потребители более «экологически» и «этически» ориентированными и в других странах мира?

— Да, я уже вкратце сказала о том, что тренды потребления глобально меняются. Конечно, в разных регионах мира это происходит по-разному, но, по меньшей мере, в странах с высоким уровнем дохода экологическое и этическое потребление растет — а это крайне важно, так как именно потребители в этих странах оставляют самый большой экологический след (то есть именно здесь потребление связано с высоким уровнем истощения ресурсов, выбросов парниковых газов и т.д. — Ред.).

Кроме того, меня очень интересует, как мы можем изменить распространенные по всему миру идеи, поддерживающие культуру потребления. Мы все окружены нарративами, которые говорят нам, что высокий уровень потребления означает высокий уровень «развития». Люди, живущие в странах со средним и низким уровнем дохода, считают поэтому, что они «недостаточно развиты» до тех пор, пока не могут купить себе такие же продукты и услуги, как потребители в странах с высоким уровнем дохода. Это экономически, экологически и социально неустойчивая модель. Мне кажется, что проблема перепотребления требует смены парадигмы. Мы должны начать крайне критически оценивать термины «развитие», «благосостояние», «благо», «бедность». Нам надо их переопределить и понять, соответствуют ли эти нарративы действительному процветанию человечества на планете, у которой есть границы возможностей.

— Являются ли изменения, о которых вы говорите, частью более глобального процесса трансформации мировой экономической модели, куда входят и развитие децентрализованных возобновляемых источников энергии, и появление новых видов транспортной мобильности, 3D-печати, «интернета вещей»?

— Именно этот вопрос мы и исследуем в книге «How on Earth». Модель рыночной экономики настоящего начинает наполняться все более новыми видами компаний. Все эти процессы в конце концов приведут нас к абсолютно новой экономической эре — вне наших представлений о «капитализме» или «государственном социализме». Рыночная модель, ориентированная на достижение социальных и экологических целей, а также на повышение благосостояния, уводит нас от традиционной дихотомии «государство/рынок». Это пока первое приближение к экономике будущего; именно поэтому мы в Стокгольме пытаемся изучать ее последствия, возможности реализации, а также различные варианты этого перехода.

Понравился материал? Помоги сайту!