Гомофоб: кто он?

Социальный психолог, доктор психологических наук Ольга Гулевич и психолог личности, кандидат психологических наук Евгений Осин опытным путем выявили черты характера гомофоба. Об их исследовании их расспросила Наталия Зотова.

— Чем ваше исследование отличается от других?

Евгений Осин: Еще в 60-е во всем мире считалось, что гомосексуализм — это болезнь, были классические работы, которые пытались это обосновать. Американские психологическая и психиатрическая ассоциации изменили свое мнение в 70-е под влиянием научных фактов. Накопились исследования, показавшие, что гомосексуалы по всем показателям психологических расстройств от гетеросексуалов не отличаются (если учесть факт социального давления на них).

Ольга Гулевич: Так что с 80-х идея недискриминации распространилась на Западе. Есть куча американских методик для изучения отношения общества к ЛГБТ. У нас же нет ничего. Зато у нас уникальная ситуация, когда принимаются не антидискриминационные законы, а, наоборот, дискриминирующие.

— Да, вот к закону о «гей-пропаганде» как относятся психологи?

Осин: С психологической точки зрения закон сформулирован некорректно: «искаженное представление о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных отношений». Имеющиеся научные данные показывают, что оно совсем не искаженное. Любой психолог, который в своей работе руководствуется этим законом, действует вопреки профессиональной позиции. Психолог обязан сказать пришедшему к нему подростку, осознавшему себя геем, что в этом нет ничего плохого. А закон это запрещает.

Очень показательна история с «Детьми-404». После решения суда среди психологов были большие дебаты: одна коллега написала экспертизу на «Детей-404» и выступила в ней непрофессионально, апеллируя к ненаучным источникам типа Ветхого Завета. Конечно, все сообщество сказало: «Вы что?!»

— Какую задачу вы перед собой ставили?

Гулевич: Мы хотели посмотреть, какие представления стоят за гомофобией. Обычно в таких случаях адаптируют зарубежные методики, но мы обнаружили, что этот дискурс немного не наш. Например, на Западе много внимания уделяется обсуждению прав гомосексуалов. Чего у нас в принципе нет. Зато есть свои особенности: о гомосексуализме думают как об угрозе Запада, явлении, чуждом нашей культуре…

Гомофобы отказывались заполнять анкету, пока мы не сменили в ней слово «гомосексуалы» на «гомосексуалисты».

— А чем гомофобия отличается от расизма или сексизма?

Гулевич: Есть исследования, показывающие: люди, которые демонстрируют один тип предрассудков, демонстрируют и другой, нелюбовь к гомосексуалам идет к расовым предрассудкам до кучи. И факторы, которые и на то, и на другое влияют, тоже примерно одинаковые. Авторитаризм, ощущение опасности («А вдруг они на нас нападут?»), групповая идентичность — осознание того, что «они» нарушают «нашу» норму. Но другие исследователи утверждают, что у гомофобии есть своя специфика. Недавнее американское исследование показало, что наибольшие предрассудки по отношению к афроамериканцам демонстрируют люди, которые считают расу чем-то биологически обусловленным: «Негр — значит, урод». C гомосексуалами наоборот: если я считаю, что это врожденное, а не распущенность или личный выбор, то отношусь к ним терпимее.

— Как долго вы проводили исследование?

Осин: Быстро. Видимо, в обществе эта тема настолько животрепещущая, что нам буквально за неделю удалось набрать больше тысячи респондентов. В процессе других исследований мы, наоборот, долго и мучительно месяцами собираем выборки.

Гулевич: Правда, гомофобы отказывались заполнять анкету, пока мы не сменили в ней слово «гомосексуалы» на «гомосексуалисты». А с другой стороны мы получали реакцию: ребят, а чего такой гомофобный опросник? Нас просто интересовала структура гомофобии, и мы ее подробно расписывали. При этом оказалось, что либо человек четко против гомосексуалов и разделяет все предрассудки, либо толерантен и не разделяет ни одного.

— Так какими качествами обладают гомофобы?

Гулевич: Мужчины более гомофобны, чем женщины, причем мужчины с представлениями о настоящем мужчине как о мачо. Ну, это стандартный результат для разных культур. Религиозные люди более гомофобны, чем неверующие. Зато мы не нашли никакой связи с возрастом и образованностью. Обычно в западных исследованиях чем старше человек, тем больше он демонстрирует предрассудков, образованность их, наоборот, снижает. А что означает отсутствие связи с образованием? Наше образование устроено так, что не формирует толерантность.

Осин: По нашим данным, россияне в среднем демонстрировали большую гомофобию, чем жители других русскоязычных стран и эмигранты.

— Еще что?

Гулевич: Гомофобию вызывают, прежде всего, не свойства личности, а социальный климат. Самой сильной связью с предрассудками обладают показатели социальной желательности: чем больше человек хочет быть принимаемым обществом, чем больше нуждается в одобрении других, тем больше предрассудков он выражает.

Но и личностные предпосылки тоже есть. Гомофобии помогает укрепиться вера в единственный правильный ответ, неспособность допустить, что я могу быть неправ.

Осин: Как мы увидели, более склонны к предрассудкам люди, которые считают, что мир можно и нужно контролировать. Наиболее сильные связи у гомофобии были с ценностями традиции и безопасности, наименьшие — с ценностями толерантности, равенства, автономии мысли и гедонизма.

Очень сильна прямая связь гомофобии с авторитаризмом. Авторитаризм — это некритическое принятие того, что идет от власти в обществе: от старших, от политических лидеров. Райх предполагал, что авторитарное общество формирует авторитарную личность.

Гомофобия наиболее свойственна людям, выросшим в контролирующей семье и одновременно имеющим подавленные чувства к представителям своего пола.

Гулевич: Да, но попробуй покажи это на эмпирическом уровне… Авторитаризм — защитная реакция от страха. Всякие штуки, связанные с подчинением власти и игнорированием индивидуальных прав, даже в США росли после терактов. Поэтому страну очень выгодно пугать внешней угрозой.

Осин: В последние годы в русле теории самодетерминации изучается роль поддержки автономии. Сравнивают людей, которые выросли в контролирующих семьях, где им навязывали точку зрения, и в условиях, где родители давали детям возможность выбора мнения по разным вопросам. Оказалось, что гомофобия наиболее свойственна людям, выросшим в контролирующей семье и одновременно имеющим подавленные чувства к представителям своего пола. То есть человек чувствует влечение, но не может себе его позволить, потому что его так воспитали, — и становится ярко выраженным гомофобом.

— Получается, что контролирующая семья скорее навяжет гомофобные взгляды?

Гулевич: Это зависит от норм, распространенных в культуре. В нашей культуре гомосексуализм так или иначе всегда считался девиацией.

Осин: Недавно я читал исследование американского культуролога Луиса Кромптона «Гомосексуальность и цивилизация». У него есть гипотеза, что неприятие гомосексуальности в Ветхом Завете связано, в первую очередь, с тем, что иудеи боролись с враждебными культами, обряды которых включали переодевание в одежды противоположного пола и ритуальную проституцию.

Гулевич: Пытались вытеснить конкурентов.

Осин: А гомофобные интерпретации этих запретов, а также истории Содома и Гоморры появились в христианской традиции только в III—IV веке нашей эры.

— А какие социальные черты присущи гомофобам?

Гулевич: С социальными чертами у нас получилось похоже на западные исследования. Кроме веры в опасный мир, которая приводит к авторитаризму, важна вера в мир конкурентный: если я считаю, что люди — волки, пытающиеся отгрызть мне пятку, я начинаю верить в то, что существующая в обществе иерархия оправданна. Кто-то выше, кто-то ниже, но все на своих местах. И в самом деле, объектом предрассудков часто становятся именно низкостатусные группы: «Так им и надо, они уроды». Третья история — вера в справедливый мир: для себя или для других. Если я верю, что мир справедлив ко мне, я прощаю, я терпеливый, я незлобный. Но если я верю, что мир справедлив к другим, то я всячески очерняю оказавшихся в трудной ситуации: больных раком, жертв изнасилования. Сами виноваты!

Последний пункт — вера в целостность социальной группы ЛГБТ. Люди могут воспринимать любую социальную группу по-разному: как объединенную злую силу или просто как совокупность индивидов. И если я воспринимаю группу, которая мне не нравится, как целостную, я еще хуже к ней отношусь: мало того что враг, так еще и мощный, с общими целями.

В американских школах существуют gay-straight alliance — встречи, где ученики разных ориентаций могут увидеть и понять друг друга.

— Голубое лобби?

Гулевич: Вот-вот!

Осин: Самый мощный результат, который у нас получился, связан с личным опытом. Люди с самым высоком уровнем гомофобии говорят, что никогда не имели гомосексуального опыта, не испытывали влечения к человеку своего пола и среди встреченных ими когда-либо людей не было ни одного гомосексуала. А чем меньше достоверной информации, тем больше домыслов.

Гулевич: Это теория межгруппового контакта: когда мы смотрим в глаза другому и понимаем, что он тоже человек, негативное отношение спадает. Но контакт нужно организовывать аккуратно. Еще сто лет назад, в 20-х годах, Лоппард выделил три условия взаимодействия людей из разных групп: общность целей, равенство прав в ситуации общения и одобрение этого контакта со стороны важных для нас людей. Нельзя просто впихнуть в одну комнату геев и гомофобов и посмотреть, что будет, — это сработает в обратную сторону.

Осин: В американских школах существуют gay-straight alliance — это встречи, где ученики разных ориентаций могут увидеть и понять точку зрения друг друга. Когда-то по такому принципу строились мероприятия для снижения межрасовых конфликтов, а в последние годы начали работать с гомо- и гетеросексуалами. Накопились научные данные, и стало ясно, что гомофобия вредна не только для самих гомосексуалов — раньше можно было считать, что раз их в обществе 5%, то и бог с ними. Но оказалось, что гомофобия очень ухудшает психологическую атмосферу в коллективе, от этого и у гетеросексуальных подростков повышаются показатели депрессии, употребления наркотиков, суицидальности. Дело в том, что многие подростки проходят стадию сомнения в своей ориентации. Это совершенно нормально. И если в этот момент его начинают унижать на гомофобные темы, подросток будет очень сильно страдать независимо от того, какой он. Было любопытное исследование с анализом стрельбы в американских школах за 20 лет. Оказалось, во всех этих случаях имело место унижение будущих «стрелков» на почве гендерной идентичности: якобы они недостаточно мужественны. Так что они брали оружие и шли с ним в школу доказывать обидчикам, что они настоящие мужики.

— А как еще можно улучшать ситуацию?

Гулевич: Легче воздействовать на сами предрассудки, а не на человеческие качества, из которых они проистекают. Например, распространять материалы о генетической заданности сексуальной ориентации: в основе ее лежит биология, а не мода или личный выбор. Есть и более глобальный подход: понижать уровень авторитаризма в обществе. Но для этого нужно менять систему образования. Российская система образования способствует формированию авторитарной личности: есть одно правильное мнение, это мнение учителя, взрослых надо слушаться…

Осин: Человек по мере развития проходит ряд стадий. Мы рождаемся гедонистами, стремимся получать удовольствие и избегать наказаний. Позже мы присваиваем социальные стандарты среды, начинаем считать «правильной» общепринятую точку зрения. И лишь потом наступает этап формирования автономной личности, когда человек сравнивает разные взгляды и ценности, ищет себя. Но некоторые люди вообще не выходят на эту стадию и остаются со всем пакетом навязанных им предрассудков.

Общество должно поддерживать формирование автономии. Автономная личность более адаптивна: в изменяющихся условиях она способна взвесить ситуацию и принять самостоятельное решение, выходящее за рамки готовых рецептов. Но ее минус для общества в том, что она более непредсказуема, ею сложно управлять. Есть общества, которым невыгодна автономия личности: такое общество заинтересовано в том, чтобы люди «не высовывались» и шли, куда скажет руководство.

Советское общество было нетерпимо к любому инакомыслию. В 90-е годы пришла свобода, и люди стали более терпимы ко всему. Но похоже, что многим людям в условиях этой свободы без четких ценностных ориентиров стало не по себе — с этим, возможно, и связан нынешний откат маятника назад, когда жесткие социальные стандарты снова навязываются.

— Вы думаете, ваше исследование может помочь решить проблему гомофобии?

Осин: То, что мы сделали, — лишь первый шаг. Мы разработали инструмент для измерения гомофобии и показали, что он работает. Дальше будем исследовать причинно-следственные закономерности: изучать, как гомофобия формируется и какими механизмами можно изменить точку зрения людей на ЛГБТ.

Понравился материал? Помоги сайту!