Два мела на голубой бумаге
Штрихкод березовой рощи и щебет искусственных птиц
Против иллюстрации
«То я грустная дельфинья дева, то вечная невеста, то суперзвезда Стелла»
«Третья идея», икс-фактор и арт-житие академика Сахарова
«В обломках ярче и громче голос умолчания»
Собакистан
Панк-музеефикация им. электрика Карабутова
Голубые роги под пролетарской маской
Откуда взялись зины: от изображения к тексту и обратно
«Волга больна, вылечить ее мы не можем, но можем “прослушать” ее шумы и крики...»
«Зоологические грезы» Алины Дружаевой превращаются в книгу
Евгений Стрелков. Письмо для неба. Книга художника. Шелкография, высокая печать, штамп, тиснение. 1998
© Алексей Шевцов
— Насколько я помню, вы заинтересовались книгой художника и почти сразу запустили свое издательство. Все это еще как-то было связано с Леонидом Тишковым. Какими же были первая книга и задачи, которые вы тогда перед собой ставили?
— Вначале был только альманах «Дирижабль»: первый номер вышел в 1991 году, он — абсолютный ровесник августовского путча. Через альманах я познакомился с Леонидом Тишковым; Леня и предложил сделать в московском Манеже (была такая возможность, нам помогло деньгами нижегородское издательство «Деком») небольшую сборную выставку книг художника (КХ). Я спросил: что это такое — книга художника? Леонид объяснил.
Так я засел за свою первую КХ — «Воздушная Арктика» (1997).
Стилистически книга получилась несколько рыхлой, но вот через год я сделал безупречную (с точки зрения правил жанра) КХ «Письмо для неба», отпечатанную шелкографией в Московской студии у Бориса Бельского. Вот там были не только авторская история (в данном случае своего рода лирико-фантастический травелог), но и внятная графика, четкая конструкция (конверт и складни-жабры внутри), обилие печатных и постпечатных техник (шелкография, высокая печать, штамп, перфорация, тиснение, вырубка). А в следующем, 1999-м, году появился «Атлас дыма» — уже типичный для меня синтетический проект, включавший фотоцикл, книгу художника и видео дыма из котельной со специфическим звуком (мы записали на диктофон гул дымовой трубы теплоцентрали).
Я знал, что и у Леонида Тишкова, и у Михаила Карасика (с которым я позже познакомился в Петербурге) есть авторские издательства (фантомные, конечно, состоящие лишь из самих художников). Ну и я учредил себе такое — «Дирижабль». Тогда таких проектов в стране было с десяток. У Тишкова — «Даблус», у Александра Данилова в Челябинске — «Диван», у Петра Банкова — «Неуч», у Николая Байтова — «Эпсилон-салон», у Букашкина-Малахова в Екатеринбурге — «Скромная книга», у митьков — Mitkilibris, ну и несколько других.
В 98-м мы с Леней сделали выставку «Книга художника и поэта» в Нижнем Новгороде, а следом — «Истории художников с Востока» в Праге. Там, в Праге, на монтаже я познакомился и с Игорем Макаревичем, который был мэтром, и с Андреем Суздалевым, который только начинал, а в Прагу привез единственную свою книгу «Шествие». Было очень интересно тогда, каждый художник-оркестр был весьма самобытен, и выставки (мы потом сделали антологии в Перми, в Саратове, в Екатеринбурге) получались роскошными.
— Как бы вы определили главные отличия той художественной эпохи от нынешней?
— Конечно, в книге художника и тогда были течения и разночтения. Я, например, сразу примкнул к тем, для кого были важны тираж (пусть небольшой — 10—50 экземпляров) и печатные техники (литография, офорт, шелкография, высокая печать). Но были (и остаются) приверженцы книг-уникумов, полностью рукодельных раритетов. Надо сказать, что интерес у публики к книгам был, и отечественные музеи тогда, пусть изредка, закупали наши книги. И коллекционеры были (их сейчас очень мало, а музеи ничего не закупают). Но главное даже не продажи. Просто было видно, что мои соучастники по выставкам и каталогам нашли себя в этом жанре, для них важна именно малотиражная авторская книга, а не, скажем, эстамп или живописные полотна. И каждый был очень характерен, не спутаешь...
Евгений Стрелков. Письмо для неба. Книга художника. Шелкография, высокая печать, штамп, тиснение. 1998© Алексей Шевцов
