Зритель как сверхспособность, или Как Луиза Буржуа получила маркировку 0+

До 23 февраля 2020 года в нижегородском Арсенале открыт выставочный проект «Единомышленники», придуманный командой музея современного искусства «Гараж» в 2016 году: теперь он дополнен и перестроен для публики в третий раз. О «выставке-конструкторе», в составлении которой участвовали и сами посетители, о том, есть ли место инклюзии в современном искусстве, и о «нейтральном» критическом нарративе рассказывает художница Анастасия Вепрева.

Пространство нижегородского Арсенала медленно наполнялось толпой людей, которую я меньше всего ожидала увидеть в будни на выставке современного искусства. Еще за несколько часов до этого в местном кафе компания возбужденной молодежи обсуждала, как бы им провести сегодняшний вечер, и сошлась на мысли, что надо обязательно пойти на открытие, потому что там будет что-то «местное и классное». И вот в означенное время в Арсенале школьники нетерпеливо теребили лямки своих рюкзаков, молодые парочки в парадных костюмах трепетно держались друг за друга, бабушки восседали на лавочках, с которых ничего не было видно сквозь плотную толпу, зато слышно хорошо, а самые ушлые виднелись со второго этажа свисающими руками. Все ждали того момента, когда все формальные речи будут закончены, чтобы скорее пробраться внутрь. Вскоре проход открылся, кто-то в толпе пошутил про Спарту, и все ломанулись вперед, к искусству, намертво забив казавшийся до этого просторным коридорчик.

В этот день в Арсенале открывались сразу три выставки: «Ноша», персональный проект местного художника Андрея Оленева, «Ателье рисовальщика» с работами Александра Константинова, Владимира Наседкина и Татьяны Баданиной, а также экспериментальный проект музея «Гараж» «Единомышленники», который был показан публике уже в третий раз с момента своего появления в 2016 году в Москве и гастролей в 2017 году в екатеринбургском Ельцин-центре.

Собственно, а почему «Единомышленники»? Проект был задуман кураторами Марией Сарычевой и Анастасией Митюшиной как часть общей инклюзивной программы музея, когда, с одной стороны, важным становится опыт восприятия искусства у разных людей, а с другой стороны, эти же самые люди приобщаются к организации выставочного процесса — так размыкание границ происходит в обе стороны, делая искусство более комфортным и привлекая зрителей к соучастию. Несколько выбранных единомышленников, «преданных зрителей», начинают работать вместе с кураторской командой над всеми этапами производства — от отбора произведений до их финальной инсталляции. В результате к каждой работе создается «интерактивный модуль», состоящий из разных видов передачи информации, а именно: тактильного и аудиоматериала, позволяющих прочувствовать работу, не используя зрение, видео на русском жестовом языке, типового искусствоведческого комментария, свободного эссе от единомышленника и суммирующего тезисного «текста простыми словами».

Екатеринбург стал первой попыткой вывезти проект из Москвы — и, судя по всему, не очень удачной, так как отсутствие локальных единомышленников добавило выставке колониальности. Поэтому в Нижнем Новгороде решили принять во внимание тот результат и не просто привезти выставку, а сделать ее заново на базе местного контекста, с новыми людьми и при активном участии куратора Алисы Савицкой и всей команды Арсенала. В этот раз единомышленниками стали постоянные посетители площадки: директор Общества семей слепоглухих Юлия Кремнева, смотрительница и пенсионерка Светлана Журавлева, участница инклюзивных проектов, связанных с театром, Екатерина Крылова, бывший бариста местного кафе, шеф-повар Евлад и руководитель молодежного сектора НРО ОООИ ВОГ Андрей Савушкин. Все вместе они прошли множество этапов узнавания особенностей (или иначе — сверхспособностей) друг друга, которые позволили им сделать свой выбор.

В результате пространство выставки было разделено на две части — место индивидуальной коммуникации с искусством и место общей встречи, а также будущей публичной программы, условный «двор», где можно посидеть и пообщаться с людьми, оказавшись на одном уровне как с человеком на инвалидной коляске, так и с детьми. Здесь стоит отметить, что выставочное пространство Арсенала одно из немногих в городе имеет пандус и лифты: с этим была даже связана показательная история, когда в мае этого года в соседнем Нижегородском государственном художественном музее на третьем этаже без лифта прошла «инклюзивная» выставка, где были показаны работы юных художников из Первого санаторного детского дома, которых поднимали туда буквально на руках.

Помимо искусства и интерактивных блоков на выставке оказались представлены и биографии единомышленников в свободной форме, чтобы зрители могли познакомиться с теми, кто принимал участие в выставочном производстве; их пронзительные тексты были углублены в ниши между художественными произведениями. Здесь, правда, хотелось бы видеть биографии и остальных участников процесса, в том числе и кураторов — иначе не очень понятно, почему они оказались исключены. Одна из единомышленниц, смотрительница Светлана Журавлева, решила выразить себя через небольшую работу нижегородского художника Ивана Серого — скромно сидящую в углу фигурку смотрительницы на фоне потрескавшихся пустых стен большой комнаты: это стало первым появлением локального искусства на выставке. Все остальное — работы маститых иностранных художников: Маурицио Каттелана, Марка Куинна, Роба Пруитта, Нео Рауха, Роберта Раушенберга, Луизы Буржуа, Мелвина Моти, Джеймса Розенквиста и Клэр Фонтен; большая часть из них (совпадение ли?) уже была на предыдущих версиях «Единомышленников», что сразу вызвало у меня массу вопросов о процедуре выбора и принципах формирования выставочного списка.

По словам Анастасии Митюшиной, список был сформирован еще в Москве. Важным для него критерием стала личная связь человека с искусством; именно поэтому работы собирались не из музеев, а только из частных московских коллекций. Затем список сокращался/трансформировался в связи с техническими и логистическими сложностями — не все коллекционеры были готовы предоставить работы в конкретное место на определенный срок. С нижегородской выставкой было сложнее всего из-за ее длительности в пять месяцев — достаточно большой срок для расставания с искусством. Художники-звезды здесь стали компромиссным решением для того, чтобы заманить максимально большое количество людей на выставку, где они могли бы заодно уловить, а потом и усвоить политически значимый месседж, расширяющий бытовое понимание инклюзивности. Мне даже было немного удивительно наблюдать на выставке возрастной ценз 0+ — такое сейчас редко где вообще можно увидеть.

Несмотря на то что выставка разделена на две локации и существует в линейном пространстве Арсенала, все произведения можно воспринимать в разном порядке, как индивидуальные высказывания, которые не навязывают никакого строгого общего нарратива и объединены только расширенной возможностью их восприятия.

«Новенькими» на выставке оказались три работы. Полотно Луизы Буржуа «Я боюсь» с вытканными на нем страхами художницы нашло отклик у единомышленницы Екатерины Крыловой, для которой очень важным стал процесс нормализации и переработки страха в контексте ее многолетней борьбы с депрессией. Литография Джеймса Розенквиста «F-111» 1974 года и инсталляция дуэта Клэр Фонтен «Разрушение молодит» не были отмечены репликами единомышленников, но сходились в общей критике капитализма, где классик поп-арта Розенквист через метафору американского бомбардировщика во Вьетнаме и деконструкцию рекламных приемов сравнивал массовое потребление с войной, а Фонтен через неоновую надпись транслировала давнее высказывание Беньямина о возрастной консервативности. Правда, в последнем случае данная коннотация пропала в экспозиции в «тексте простыми словами», где почему-то остался только тезис о том, что молодые сеют разрушение (неожиданная подмена).

Остальные работы уже участвовали в предыдущих версия выставки, а значит, так или иначе стабильно оказывались важными для разных единомышленников. В фигуре Маурицио Каттелана «Страус» иронически прячется неуверенность художника по поводу своего положения в арт-системе. Это находит отклик у людей, считываясь как универсальный опыт в эпоху огромной распространенности синдрома самозванца, — и единомышленница Юлия Кремнева пишет к работе небольшое стихотворение про важность преодоления своих страхов. Ассамбляж Роберта Раушенберга «Цветок из дорожных знаков» 1987 года вновь критикует перепроизводство и потребление, однако единомышленник Андрей Савушкин делает интересный ход: он пишет про то, что хотел бы поправить работу и поменять зарубежные автомобильные номера на российские, так как видит в этой работе совершенно иную проблематику, а именно — проблему высокой смертности на российских дорогах. Действительно, цветы и мятые номера в нашем контексте считываются иначе, и дальше Савушкин пишет про то, что за границей с дорожным движением дела обстоят гораздо лучше. Живопись классика Новой лейпцигской школы Нео Рауха «Сигнальная будка» 1999 года повествует о двух Германиях, поделенных Берлинской стеной, и за счет едва уловимой эстетики соцреализма соотносится смотрительницей Светланой Журавлевой с более близким и понятным в России тоталитарным советским опытом.

На выставке у меня особенно вызвали отклик две работы. Скульптура Марка Куинна «Недальновидность», посвященная пыткам в тюрьме «Абу-Грейб», одновременно напоминает нам о вопиющих случаях истязания людей в тюрьмах и о парадоксальной нормализации этого в СМИ через тиражирование образов. Единомышленница Юлия Кремнева обратила внимание на некоторую «святость» позы и одеяний пытаемого человека, и я бы продолжила эту мысль, указав, с одной стороны, на абсолютную недопустимость этих варварских, антигуманных практик в наше время, а с другой, к сожалению, на их чудовищную распространенность в российских тюрьмах и СИЗО на фоне тотальной несправедливости власти и ее «недальновидной» политики. Правда, главный ужас нашей ситуации заключается в том, что тиражировать в СМИ нам особо-то и нечего: доказательства уничтожаются, случаи скрываются, а люди продолжают умирать в забвении.

Видеоработа Мелвина Моти «Музей закрыт» отличалась не столько темой, сколько ее простым, казалось бы, но очень удачным воплощением. В ее основе находилась реконструкция полулегендарной экскурсии Павла Губчевского по пустым рамам в Эрмитаже для солдат во время блокады Ленинграда. Зритель в этой видеоработе практически ничего и не видел, так как основная нагрузка шла на слух, в то время как перед глазами был статичный, снятый на старую пленку вид пустой выставочной комнаты. Экскурсовод любовно рассказывал про каждую картину, словно бы они были на месте, а солдаты постепенно включались в эту игру и словно тоже начинали все видеть; особой аутентичности добавлял плохой шероховатый звук, голоса людей тонули в гуле большого помещения и смешивались со стуком сапог, заставляя все время сосредоточиваться и прислушиваться. Спустя какое-то время картинка начинала уходить в темноту, и я это даже не сразу заметила: ведь зрение на тот момент уже давно было не нужно. Парадоксально, что возможность по-настоящему видеть и настоящее «внутреннее» зрение здесь включались только тогда, когда уходило «реальное».

Последняя работа, серия «Коллекция автографов» на небольших хостах Роба Пруитта, оказалась для меня самой нейтральной, что было даже подчеркнуто в кураторском тексте: «Пруитт скорее отражает современную культуру, нежели критикует ее». Художник долгое время собирал автографы известных людей и помещал на холсты, чтобы лишний раз показать, что известные люди очень известны и даже их подписи заражены их лучезарным сиянием, но в то же время и говорил о свершившемся отделении подписи автора от его произведения — сейчас почти никто искусство не подписывает. Однако это работа нашла самое большое количество откликов от единомышленников, в которых они размышляли о феноменах славы и бесславия, а также близости каждому человеку идеи коллекционирования.

Если суммировать, то все представленные на выставке работы были так или иначе классическими и иллюстрировали разные жанры и формы искусства — такой краткий ликбез общепризнанных достижений, на который в том числе и работала серия искусствоведческих текстов, что стало большим плюсом (и редким явлением) для коллективной выставки: возможность не просто почувствовать, но и узнать что-то новое.

Также интересно отметить, что одной из самых главных стратегий общения людей с искусством стало желание понять его через свой личный опыт, хотя пути этого понимания часто бывали затруднены. Многие представленные работы были критическими, но за ними стоял совершенно другой бэкграунд, который в наших реалиях необходимо дополнительно контекстуализировать. Критика абстрактного капитализма, потребления и иностранных политических процессов без соответствующих аналогий часто превращается в ином контексте в совершенно нейтральные высказывания. Тут сразу вспоминается старый анекдот про встречу американца и русского, где первый говорит, что может открыто критиковать своего президента, на что русский ему отвечает, что тоже может открыто критиковать американского президента.

Впрочем, кураторы «Единомышленников» и не планировали делать острополитическое высказывание. Речь идет, скорее, о политически сделанной выставке, которая бы позволила многим людям найти свой, максимально комфортный, вход в искусство. Комфорт, часто критикуемый неолиберальными идеологами, призывающими выйти за его границы, становится жизненно необходим для большинства людей, которые лишены его в обычной жизни. В выставке сильно подкупает также и то, что она лишена особых спекуляций на тему инклюзивности, и то, что, несмотря на «звездный» состав художников, она не идет по пути «блокбастера» и аттракциона. Все получается достаточно взвешенным и умным, всегда можно притормозить, посидеть, подумать, послушать и почитать — по сути, замедлиться среди всеобщей суматохи в удобном для себя режиме. Но неспроста многие посетители особенно радовались тому, что в экспозицию полулегально была включена работа местного автора: носителей локального знания и контекста все-таки тоже стоит иметь в виду.

ИСКУССТВО: ВЫБИРАЙТЕ ГЕРОЕВ ДЕСЯТИЛЕТИЯ

Понравился материал? Помоги сайту!