FaceApp to Your Fear

«Смерть — это Эйдос фотографии», — писал Ролан Барт в своей известной книге «Camera Lucida». Сам акт создания фотографии трансформирует настоящее время в прошедшее и живую натуру в объект. До сих пор все ухищрения фотографов и разных используемых ими фильтров, плагинов, экшенов и приложений сводились к одной цели — «оживить»/омолодить. Но почему-то летом 2019 года в приложении FaceApp вирусно выстрелила обратная возможность — и в соцсетях все резко состарились.

Молодость воспринимает пожилых людей как «отдельный вид» homo sapiens — кажется, этот человек всегда был таким, он таким и родился. И если даже представить, что старение — это то, что произошло с другими, это, конечно, никогда не произойдет с ними самими — такими успешными и не вылезающими из фитнес-клубов. Но вот безжалостный FaceApp берет на себя роль раба, стоящего за спиной императора, и напоминает — «и ты тоже смертен». И предъявляет неопровержимое доказательство — твою собственную фотографию как документальное напоминание о конечности бытия.

Не случайно даже священник Хавьер Оливера Раваси в своем блоге на сайте InfoCatólica воспринял новое мобильное приложение с благосклонностью, уловив его значение для религиозного человека, и даже советовал дополнительную литературу тем, кто после знакомства с FaceApp заинтересовался правильной подготовкой к смерти. По его словам, сама тема «Memento mori» знакома нам, в первую очередь, по религиозному искусству: как бы ты ни был молод, успешен, самонадеян, помни о том, что и ты смертен, и веди добродетельное существование.

Выпущенный российскими девелоперами в 2017 году, FaceApp пережил новый неожиданный бум почти через два года. В Германии он занял первое место в чарте популярных приложений, несмотря на все предупреждения медиа о том, что «данные пользователей будут переданы на российский сервер и неизвестно для чего еще применены». Танатос, интерес к собственному старению и угасанию, пересилил популярные страхи по поводу защиты информации. Многие медиа выпустили спецматериалы с «состаренными» селфи знаменитостей — от Хайди Клум до Брэда Питта.

Вкладка «Возраст» в Face App предлагает возможность омолодить фотографию (причем имеются две градации омолаживания) или состарить (тоже две градации состаривания, примерно соответствующие 50–60 и 70–80 годам). Остальные функции приложения («Улыбки», «Бороды», «Цвета волос», «Прически», «Очки» и «Макияж») особым успехом не пользовались — самостоятельно воссоздать их в реальности несложно. Применение фильтра «Пожилой» вышло за пределы развлечения и неожиданно стало экзистенциальным актом.

Здесь невозможно не вспомнить мощный проект американского фотографа Филипа Толедано «Maybe», показанный в 2015 году на его персональной выставке в гамбургском доме фотографии Deichtorhallen, — проект о возможных вариантах будущего самого автора. Филип не пользовался FaceApp, и у него подготовка и создание проекта заняли намного больше времени: фотограф обращался к врачам для составления прогнозов своего будущего по состоянию здоровья и генетике и визуализировал с помощью гримеров и костюмеров варианты собственного старения.

Неизвестно, может ли FaceApp похожим образом анализировать по внешности уже имеющиеся склонности и тенденции и прогнозировать будущее, но у пары моих знакомых, со смехом запостивших свои снэпшоты в Фейсбуке, случайно или нет проявились черты пожилых людей, больных алкоголизмом.

«Фотография всегда говорит о прошлом. Тот момент, когда фотография была сделана, остался позади нас, в истории. Но как исследовать то, что еще не произошло?» — пишет Толедано. В этот раз фотограф, прославившийся в свое время личным проектом «Days with My Father» о своем умирающем отце, обратился к будущему. Проект о собственном старении стал для него визуализацией страхов и терапией одновременно — встречаясь лицом к лицу с неизвестностью, мы постепенно адаптируемся и перестаем бояться. На фотографиях Толедано появляется в десятке образов: бездомный с уставшим взглядом, богатый старик под конвоем полиции или мужчина средних лет, чье лицо искажено инсультом; он обрастает избыточным весом или безучастно сидит в инвалидной коляске рядом с сиделкой; застывает в последней кровавой ванне.

Скачать FaceApp и загрузить туда свою аватарку с Фейсбука потребовало от меня некоторого усилия, а после обработки фото в приложении жутко было взглянуть на него. После разглядывания меня накрыла небольшая паника (катарсис?). В течение часа хотелось снова и снова подбегать к зеркалу — проверять, все ли так, как было раньше, постоянно ощупывая лицо — не покрылось ли оно морщинами?

Интересно, испытывали ли похожие ощущения люди, которые смотрели на классические произведения искусства, созданные в жанре memento mori с этой же целью — напомнить об увядании красоты, быстротечности жизни и смертности всего сущего?

В истории искусства известно несколько версий этого жанра: это особенно прижившийся в Германии Totentanz («Пляска смерти»), барочные натюрморты Vanitas («Суета сует») и часто встречавшиеся в живописи высокого Ренессанса и викторианской Англии «Три возраста жизни». Vanitas развивался вместе с протестантизмом, не признававшим иконы, и получил распространение в Нидерландах XVII века, а затем в Америке под влиянием пуританских идей. Его ключевые символы — череп, песочные часы, тюльпан — символизировали разложение, время и увядание. В «Пляске смерти» скелет хватает кого угодно — стариков, молодых и младенцев, — чтобы напомнить, что человек смертен в любом возрасте. В вариантах жанра «Три возраста жизни» мы видим, как один и тот же человек, представленный в разных жизненных фазах, поднимается к вершине лестницы — времени своего расцвета — и стареет, спускаясь вниз.

Призывая к праведной и добродетельной жизни, сюжеты memento mori напоминали о преходящести мирской суеты и предостерегали от гордыни — ибо власть, богатство и красота быстротечны и конечны. Кстати, в современном мире за гордыню отвечает другой популярный фотографический феномен — селфи.

В сентябре 2019 года британский фотограф Мартин Парр, известный своим ироническим подходом к вернакулярной фотографии, выпустил новую книгу о селфи («Death by Selfie»), для которой он снимал людей, фотографирующих себя на фоне различных эффектных пейзажей и достопримечательностей. Парр занимается темой массового туризма и его перверсий уже очень давно, изучая изменения в обществе и документируя их. К созданию этой книги Парра побудила статистика из Индии, где только в течение 2015 года погибли 27 любителей селфи, забравшихся для этого в опасные места (их число в последующие два года уже выросло до 68). Кстати, эти предсмертные селфи каким-то образом попадают иногда в интернет, когда их владельцев уже нет в живых. Не становятся ли эти изображения, созданные за секунду до того, как их герои сорвутся в пропасть с края скалы или их смоет огромная волна, самой действенной репрезентацией memento mori?

Давно стало общим местом полагать, что феномен селфи напрямую связан с демонстративностью и нарциссизмом. Все фильтры и маски в Инстаграме рассчитаны на то, чтобы сделать красивее, стройнее, гламурнее, моложе, и ни один популярный фильтр не делает тебя толще или старше. Селфи создают иллюзию лица и тела без возраста, в то время как FaceApp притягателен тем, что предлагает совершенно обратное.

Каким образом депрессивные картинки «мементо мори» снова приобрели вирусность? Стремление совершить путешествие в будущее? Или повлияло то, что сперва поп-звезды опубликовали свои «состаренные» фотографии? Стало ли это триггером для большинства, желающего зрелищ? Примерно та же история, что и с императором: несмотря на славу, богатство и могущество, и они состарятся и умрут.

Есть и другой интересный феномен, перекликающийся с FaceApp. Несколько лет назад старение внезапно вошло в моду в фэшен-индустрии: на обложках журналов и в кампаниях брендов появились пожилые модели 60–90 лет, которые сегодня востребованы как никогда. По популярному хэштегу в Инстаграме этот феномен получил название #greynaissance, что можно перевести как «ренессанс седины».

В 2018 году вышло несколько статей в западных изданиях, написанных активистами silver hair, о том, что рекламный термин anti-ageing выходит из оборота, сменяясь на более мягкие словосочетания — такие, как perfect age («идеальное старение»), slow age («медленное старение») и так далее. Становится неприличным убеждать женщин в том, что старение — недуг, от которого надо обязательно лечить, что возраст следует скрывать, маскировать и стесняться его. Женщинам сегодня достаточно выглядеть хорошо, а не «моложе». Старость приходит в медиасферу, конечность бытия перестает быть табуированной, набирает силу движение death positivity, что в конечном итоге меняет наше отношение к этому феномену.

Войдет ли летом 2020 года в наше повседневное медиапространство новая версия FaceApp? Неизвестно, но другие известные версии memento mori явно оказываются на повестке дня. Например, на католических порталах в марте 2020 года появились материалы о растущей актуальности сюжета «Пляска смерти» — который, кстати, появился в XIV веке в качестве ответа на эпидемию чумы, уносящей бедных и богатых людей всех возрастов.

В одной из таких статей, посвященной коронавирусу, католический священник Рев Фергус Батлер-Гэлли замечает, что «единственное, что способно рационализировать сложный и сплоченный лабиринт человеческих взаимоотношений и выстроить их в ровную линию, — это смерть — даже если это лишь ее силуэт на далеком холме». Размышляя о том, что современная привычка «концентрироваться на светлой стороне жизни» лишь усиливает наши страхи и делает смерть более могущественной, он приходит к выводу, что признание присутствия смерти делает бытие более осознанным. И, на первый взгляд, оптимистично завершает статью — «время надеть наши танцевальные туфли». Правда, он имеет в виду танец со смертью.

Понравился материал? Помоги сайту!