«Сахаров — современная фигура, поскольку он делает выбор в пользу дискомфорта»

В нижегородском Арсенале до 27 июня открыта выставка «Третья идея», приуроченная к столетию выдающегося физика-теоретика и правозащитника Андрея Сахарова, которого привела в политику борьба за запрещение испытаний ядерного оружия. Автор замысла экспозиции — популяризатор истории науки и музейный проектировщик, главный редактор литературно-художественного альманаха «Дирижабль» и графический дизайнер Евгений Стрелков. Выставка раскрывает тему художественной интерпретации научного поиска, касается истории советского атомного проекта и переосмысляет научную и общественно-политическую работу академика Сахарова. Центральный сюжет выставки связан с историей создания водородной бомбы в ядерном центре, который с конца 1940-х был расположен в бывшем Саровском монастыре на юге Нижегородской области. «В Сарове, — писал ученый в своих «Воспоминаниях», — нам пришла в голову третья идея». Позже выяснилось, что «третья идея» заключалась в использовании рентгеновского излучения от атомного взрыва. Экспозиция состоит из четырех тематических разделов, включающих звуковые инсталляции, интерактивные зоны, авторские фильмы и графические циклы. Один из разделов посвящен ссылке ученого в город Горький в 1980–1986 годах. Надя Плунгян поговорила с директором Арсенала Анной Гор о задачах выставки, о том, как в ней соединяются и взаимодействуют технический, поэтический, звуковой и художественный планы, и о том, как воспринимается сегодня позднесоветская история.

— Как по-вашему, восприятие личности и наследия А.Д. Сахарова сегодня изменилось? И если да, то как?

— Конечно, фигура Сахарова воспринимается разными людьми по-разному. Но начнем с того, что большинство зрителей сегодня вообще не знают, кто такой Сахаров… В этом смысле роль выставки достаточно велика. Мы вновь открываем важную историческую страницу: не то чтобы вычеркнутую, а несколько забытую, затушеванную. И это печально, потому что именно сейчас Сахаров может быть актуальным как человек, который стоит перед выбором — и делает выбор в пользу дискомфорта. Это современная фигура, несмотря на устойчивость и распространенность стереотипов по принципу «или он украл, или у него украли», особенно среди людей старшего возраста; несмотря на то, что советская власть так долго требовала не вспоминать Сахарова... Все это само по себе является поводом его вспомнить.

— Научно-художественные выставки, которые у вас периодически проходят, постепенно сменяют привычный нарративный формат. Похоже, Арсенал приучает зрителя к синтезу разных жанров?

— В ответе на этот вопрос может быть несколько разных пунктов. Прежде всего, нам повезло, что главным лицом этой выставки является Евгений Стрелков — это художник, который занимается таким типом творчества, где искусство трудно отделить от просвещения, а знания и образ сливаются в некое единство. Это не то, что называется science-art, не научное искусство, а, скорее, искусство про науку. «Арсенал» в этой просветительской миссии с ним, безусловно, совпадает, и мы сотрудничаем многие годы.

Это одна сторона дела. Вторая сторона — в том, что мы очень любим широкие контексты. Если этот контекст научный, просветительский, информационный, то мы всегда за. Потому что это всегда важно для нашей публики: я люблю повторять, что мы — зрителеориентированный институт, то есть мы все время в своей работе пытаемся встать на позицию зрителя, который ее будет воспринимать. Мы не просто хотим высказаться и решить свои проблемы, но мы хотим делать высказывание для кого-то: и вот этот «кто-то» может вообще не представлять себе тему, может знать очень мало, не интересоваться, но мы для того и работаем, чтобы рассказать, чтобы увлечь. Такова суть нашего интереса к широкому контексту, и он, естественно, не будет ограничиваться исключительно высоким искусством, хотя про это забывать нельзя ни в коем случае.

— Нижний Новгород — город инженерный, и выставка во многом это раскрывает. Насколько, на ваш взгляд, эта тема присутствует в его современной идентичности?

— Как известно, в девяностые и в начале двухтысячных престиж труда инженера заметно снизился и тема индустриальной идентичности стала звучать меньше. Но инженер от этого не перестал быть инженером. Запрос на это есть, заводы по-прежнему действуют, в разработке по-прежнему очень важные инженерные темы, которые решаются на этих заводах. Но нет кадров, а кадры — это те самые прекрасные думающие молодые люди, которые не знают, кем быть, и не очень понимают, в какую сторону развиваться. С одной стороны, у них нет информации, с другой — нет эффективного примера; с третьей стороны, сильно упал уровень образования. Он везде упал, и в науке тоже, но в прикладной сфере это особенно заметно. Я очень хорошо помню: когда мы реставрировали Арсенал, у нас были выдающиеся архитектурные решения, которые мы никак не могли запаковать в инженерную систему — не было достойных проектировщиков.

Во многом поэтому мы затеяли целый ряд таких выставок. Сахаровская — одна из них, вторая будет чуть позже: это выставка «Шухов: формула архитектуры», вариация проекта, который проходил в Музее архитектуры. Отчасти к ней примыкает выставка «Город как графика», где основой являются карты — как старинные, так и карты XX века. Картография, в общем, тоже связана с инженерными типами мышления. В XIX веке землемер — это была почетная профессия инженерного типа. Когда мы по привычке пользуемся гугл-картами, мы часто даже не задумываемся, какой тип мышления требуется, чтобы придумать и воплотить эту сложную систему, но показать это могут такого рода выставки, способные вывести образы профессиональных сфер, в данном случае инженерной, в ранг искусства. К такой профессии, например, относится врачевание. Мы до этого еще не дошли, хотя я серьезно думаю о том, как вернуть врачам статус такой интеллектуальной, интеллигентской элиты, который они имели раньше; сейчас это вроде бы массовая профессия, но она снова выходит на первый план в современном мире. Медицина интересна проблемой гуманизации, человеколюбия. Связка таких вроде бы негуманитарных видов деятельности, выраженных гуманитарными образами, мне кажется, может быть важной задачей музея вообще и нашего в частности.

— Выставка соединяет науку, историю и гуманитарное знание, но меня заинтересовала ее своеобразная театральная драматургия. Причем по-другому театральная, чем нашумевшие иммерсивные выставки последних лет, — в ней есть определенная красота структуры, суховатость изложения.

— Да, кстати, вот только что буквально проходила театральная лаборатория Theatrum, которую «Золотая маска» делает вместе с фондом Потанина; она была посвящена именно этой синтетической истории, внедрению театральных практик в музейные. Мы, конечно, тоже перестаем рисовать границы и всецело готовы к этому присоединиться, поэтому если вы увидели здесь некоторый спектакль, то мы только счастливы. Что касается структурности — это Женя Стрелков и его личность, его особенность, это свойства его художественного языка, поэтому он так и узнаваем. А для художника это совсем неплохо!

— Кроме этой визуальной части, я так понимаю, выставка содержит еще два дополнительных слоя — цифровой и звуковой. Как это устроено и организовано?

— Это тоже замысел автора. Устройство очень трудное: требовалось сделать так, чтобы звук не мешал в очень маленьком пространстве, чтобы он был как-то соподчинен другим эффектам. Я думаю, что самым главным здесь оказался вопрос вкуса, художественного чутья, которое позволило найти нужную громкость. Мы сначала очень хотели купить такое новомодное оборудование, дающее направленный звук, но такое оборудование стоит больше, чем весь бюджет выставки. Не сработало, не получилось… Но голь на выдумки хитра, мы всегда с этим в общем-то имеем дело, поэтому были придуманы такая звуковая партитура и такая архитектура выставки, что зритель, когда он попадает в пространство, оказывается окружен звуками одного типа, исходящими из странных инсталляций на экранах. Потом он входит в другое пространство, и перед ним оказывается приемник, который он может прокрутить и найти там разные вещи, в том числе и голос, рассказывающий про Сахарова, и реальные радиопередачи того времени. Я-то хорошо помню, как папа по вечерам пытался извлечь информацию из старого лампового приемника. Записи тех времен — это другой звук, другая аура, звук не придуманный, а документальный. Есть еще третье звучание: выставку завершает инсталляция с изображением Сахарова, окруженного депутатами Верховного совета. Он один на трибуне, а вокруг него клеймами все эти депутатские лица. В этой части звучит уже авторская вещь — произведение, написанное современным композитором.

— Получается движение от частного к общему, к эпосу.

— Да, к такому аккорду. Выставка заканчивается еще включением работ известного фотохудожника, хроникера «Литературной газеты» периода ее расцвета Владимира Богданова: несколько фотографий Сахарова, сугубо документальных, с одной стороны, а с другой стороны, создающих образ человека. В том числе — довольно известная фотография, как Сахаров снимает очки на трибуне: художнику Стрелкову пришло в голову, что это можно интерпретировать как смену оптики с одной на другую, которая подвигла его к изменениям в сторону человеческой стратегии.

— Наверное, есть еще и текстовый слой?

— Вообще у нас на выставке всегда довольно много текстов для тех, кто пришел и читает. Здесь самые главные тексты — это стихи Стрелкова. Надо сказать, что за несколько лет он развился как своеобразный и успешный поэт: он чувствует слово, его стихи оригинальны, хотя очень часто перекликаются с другими видами искусства, у него точные, интересные образы, которые появляются практически в каждой строчке. На выставке они звучат как независимые произведения наряду с другими образами и экспонатами.

— Я помню, что у вас относительно текстов есть инклюзивная программа с аудиогидом и тифлокомментарием, а как она работает?

— Это делается через QR-коды: человек может поднести телефон и увидеть изображение с жестовым языком. Мы уже года три этим занимаемся и таким образом сейчас со всеми выставками работаем — это делает наша команда, которая занимается инклюзией.

— Архив атомного проекта — история не совсем музейная, точнее, не художественная…

— Музейная-музейная, есть даже специальный музей, посвященный этой теме, в городе Сарове, хотя там по-прежнему ядерный центр и попасть в этот город могут немногие. И Политехнический музей этим давно занимается. В свое время, когда они делали проект про атомную бомбу, они тоже приглашали Стрелкова.

— Получается, размышления на эту тему сталкивают техническое и художественное мышление и увязывают в такую программу синтеза искусств, которая неизбежно притягивает нового зрителя.

— Да, для нас очень важно привлекать тех, кто интересуется информационной стороной дела. Такой зритель, воспринимая выставку, невольно начинает понимать, для чего вообще нужно искусство, понимает, что многие вещи средствами искусства можно рассказывать куда убедительнее, что жить в мире образов — это привлекательное состояние для развитого человека. Работают сразу оба полушария, грубо говоря.

— Хотела еще расспросить про каталог — он получился отдельной книгой, не повторяющей, а дополняющей выставку.

— Недавно мы с моей подругой-коллегой Галиной Козловой, которая причастна к другой выставке про Сахарова, как раз обсуждали, какие бывают типы каталогов. Помимо того что существуют каталоги с перечислением представленных произведений, небольшой вступительной статьей или каталоги, посвященные творчеству художника, в последнее время появился тип каталога, который рассказывает, как, собственно, делается выставка, какой была ее мотивация, рассказывает о том, как автор к этому шел, какие были дискуссии, какие аспекты науки были затронуты: то есть это рассказ про выставку. Такого типа каталог нам и удалось сделать.

Помимо описания проекта там много про самого Евгения Стрелкова, про его биографию, текущие и прошлые проекты. Есть там и несколько важных статей, открывающих подтексты выставки. Мне очень нравится позиция Николая Смирнова, просто замечательный поворот сюжета — Сахаров как алхимик. Этот сюжет на выставке не раскрыт, но подробно им описан именно в каталоге. Почему алхимик — потому что алхимия подразумевала единство трансформации материи и трансфигурации сознания, то есть нельзя превратить олово в золото, не изменившись при этом внутренне. И вот это соединение мне кажется не просто чрезвычайно сахаровским, но и вообще важным в осмыслении истории. Тот, кто возьмет в руки этот каталог и прочитает эти статьи, сможет узнать намного больше, поэтому мне кажется, что такой тип каталога сейчас — самый актуальный.

— Да, потому что современная публика хочет видеть выставку не только как что-то, что ей спускается сверху…

— Но и как предмет для размышления. Да-да, этот момент нам показался демократичным — он достраивает и дополняет всю историю, рассказанную в экспозиции.

Понравился материал? Помоги сайту!