«Электрофорез»: «Мы — поколение сытых людей»

За пять лет существования дуэт «Электрофорез» записал четыре EP и снял два клипа, выступил в Берлине и Таллине, дал несколько туров по СНГ. Слушатели обсуждают, как именно стоит трактовать сюрреалистические тексты «Электрофореза», а их музыку одни называют синти-попом с такой же уверенностью, с какой другие говорят, что это постпанк. Дружба длиной в двадцать лет, вымышленные имена и чистый абсурд — перед концертом группы в «Садах Бабилона» Андрей Орловский позвонил Ивану Курочкину и Виталию Талызину в Санкт-Петербург и попытался разобраться в том, что такое «Электрофорез».

— Первый вопрос мне подсказал один из ваших поклонников, когда узнал, что я готовлюсь к этому интервью. В какой-то период Иван представлялся Святозаром — зачем?

Иван Курочкин: У нас были неинтересные интервью, и, чтобы снизить градус пафоса и создать атмосферу полного сюра, приходилось прибегать к такому. Согласись, когда ты интервьюируешь человека с именем Святозар — у тебя совершенно другие ощущения. На тот момент это был эпатаж, яркий элемент, и это привело к нам поклонников. Нужно понимать, что есть шутки, понятные только нам двоим, свой запас мемов. Такой, скорее всего, есть у всех людей, которые долго общаются.

— Вы давно знакомы? И сколько лет играете вместе?

Виталий Талызин: Получается, что знакомы с 1998 года. Десять лет учились в одном классе.

Иван: 1 сентября будет почти двадцать лет. Нужно организовать что-нибудь интересное. Играем вместе лет пять, активно играем — два года.

— Как появилось название «Электрофорез»?

Виталий: Мы перебирали очень много названий и в тот момент, когда шли на выставку в Петропавловской крепости, придумали это. У нас тогда была шутка: «Выступает группа…» — и какое-нибудь смешное слово. А потом мы поняли, что «Электрофорез» — это очень даже неплохо.

Иван: Были и другие варианты: «Старость», «Друг оркестра», «Пожилые бухгалтерши». Последнее мне до сих пор очень нравится. Еще было название «Очки Хьюзмана» — это просто чистый абсурд, в который ничего не закладывалось.

Виталий: А потом мы загуглили, и оказалось, что Хьюзман — это первый человек, которому пересадили сердце. И у него действительно есть очки.

Мы относимся к себе как к компосту для музыкантов будущего.

— Самое популярное слово, которым описывают «Электрофорез» в СМИ и социальных сетях, — «андеграунд». Согласны ли вы с определением Interview Russia, что вы — «главная группа питерского андеграунда»?

Иван: Если это поможет нам снимать более качественные клипы или делать более масштабные концерты, то мы готовы быть не просто «главной группой», а богами андеграунда. Все это — ярлыки. Мы недавно увидели смешную новость о том, что альбом одной группы из Питера попал в топ-3 лучших инди-альбомов мира.

Виталий: Да, только в какой именно топ — неясно. Я тоже прочел недавно у кого-то в релизе, что «наша команда записалась с такими мастодонтами, как…» И ждешь этих мастодонтов, но их там нет, а есть какая-то обычная группа, причем одна. Плевать, что пишут.

Иван: Это маркетинг, мы понимаем, кто и зачем это делает. Большинство музыкантов нашего круга пытаются как-то пиариться и допускают такие перлы. Даже если вся страна сейчас бросит дела и начнет заниматься инди-музыкой, то достойные релизы получатся лет через десять, не раньше. В этом плане мы искренни и относимся к себе как к компосту для музыкантов будущего. Верим, что им будет легче, что они действительно сделают Санкт-Петербург одной из инди-столиц мира. А андеграунда вообще нет. У нас победил постмодерн, и никакой разницы между, например, рэперами и рок-музыкантами не существует. Все выходят из одной среды — плюс-минус интеллигентной, — хотя это, конечно, еще зависит от жанра. Чем отличается Александр Панайотов от вокалиста московской группы, которая собирает триста человек? Разве что стилем одежды. Мы все получили прививку от субкультуры.

— Тогда поговорим о втором по популярности определении — «новая русская волна». Что это такое и где она находится в системе координат современной музыки?

Иван: Она находится на тех же позициях, что и альтернатива в 2008 году. Это просто одно из течений, которое приобрело признаки не музыкального стиля, а интернет-явления. Музыка уже не объединяется по жанрам, молодые люди поняли, что жанрирование — это вкусовщина, меломанов все больше. Лично я незнаком с людьми, которые слушают только какой-то один конкретный стиль. Некоторые треки не трогают, ничего не взрывают в голове, но ты их слушаешь только из-за саунд-дизайна. «Новая русская волна» — это метатег, он вне жанров. Не постпанк, не дарк-поп, не электроника — это вообще не про музыку. Как мне кажется, «новая русская волна» — это освобождение от оков старого мышления. Может, пока это явление еще не очень яркое, но, надеюсь, мы еще увидим его благотворное влияние на всю русскую музыку.

— Какие команды объединяет этот метатег?

Иван: Не знаю, насколько будет корректным их упоминание. У нас же все сейчас обидчивые, многие команды не хотят относить себя к чему-либо. Я считаю такими группами «Буерак», «Пасош», «Спасибо» и так далее. А началось все с группы Padla Bear Outfit. Арсений — гений (Арсений Морозов — экс-лидер группы Padla Bear Outfit. — Ред.). Он постоянно перебирал жанры. Сначала они играли панк, потом — гаражный рок, позже — вообще витч-хаус. Люди не понимали, зачем он это делает, а он говорил, что стиль — это наносное. Мы тоже достаточно условно относимся к стилизации, из-за этого, наверное, людей, которые нас не понимают, больше, чем могло бы быть.

Виталий: Стоит сказать, что «новая русская волна» — это локальное явление, музыка, понятная русскоговорящим людям или находящимся в поле русского культурного влияния. За рубежом ее вряд ли поймут. В этом — и минус, и плюс, но, думаю, плохое преодолимо. Вот мы были недавно в Берлине, скоро играем в Таллине. Это план преодоления локальности, хотя мы, конечно, очень любим наш город.

— Да, я обращал на это внимание: вы всегда акцентируете, что «Электрофорез» — группа из Санкт-Петербурга.

Иван: Да, мы полностью погружены в этот город, наши корни уходят в ленинградское музыкальное подполье. Например, у Виталия отец торговал пластинками и за это вылетел из института. Все мои предки начиная с XIX века жили в Питере, мой тесть — первый вокалист «АукцЫона». Ленинградский рок-клуб, TaMtAm, «Грибоедов», «Ионотека» — все это смешалось и отразилось в нашей музыке.

— Петербург чувствуется в ваших песнях. Давайте попробуем разобраться подробнее — из какого еще сора, как писала Ахматова, они растут?

Иван: Песни — реакции личности на то, что происходит рядом с ней. Реакции становятся закваской, потом превращаются в тесто, из которого ты уже делаешь стихи. Рождаются какие-то образы, которые не покидают голову в течение долгого времени. И ты понимаешь, что нужно это запечатлеть. Но не на бумаге, а в лэптопе — мы же в современном мире живем. Как-то так, ничего сверхъестественного.

Мой тесть — первый вокалист «АукцЫона».

Виталий: В память попадают слова, фразы, потом раскручиваются. Нужно заранее определить ритм стиха — в каком месте та или иная мысль будет смотреться более органично. А потом уже всю эту конструкцию заполнять.

— Я спрашиваю не о технологии производства, а об основных эмоциональных двигателях. Какие они?

Виталий: Удивление.

Иван: Страх. Потому что в последнее время есть ощущение, что, к сожалению, нет ничего, в чем бы ты был уверен. Кроме родителей и так далее. А все остальное может оказаться не таким, каким кажется на первый взгляд. И это пугает.

— Как вы думаете, транслируются ли эти чувства через вашу музыку? И кто она — аудитория этого страшного и удивительного «Электрофореза»?

Иван: Нам обоим по двадцать пять — и месседж направлен нашим ровесникам, потому что я не понимаю, как и о чем говорить со старшими. У нас, конечно, нет такого конфликта поколений, как, например, в 90-х, конфликта капитализма и условного коммунизма. Мне кажется, что старшее поколение настолько было занято переживанием этого излома, что им было некогда думать о личном. Мы — поколение сытых людей, мы — о личном. Наши слушатели — это молодые люди, с которыми мы говорим на одном языке, которые понимают, что такое интернет в его социологическом ключе, а не в значении базы знаний. И в этом, кстати, заключается другой излом — тот, который должны преодолеть уже мы. Те установки, что были десять, даже пять лет назад, уже не работают. Хочется верить, что у нас получится.

Виталий: Мне кажется красивым одно предложение, которое похоже на обращение в начале письма: «Тем, кого это касается». У нас — именно такое послание. При том что нас слушают в основном молодые люди, мы иногда видим тех, кто ходит на наши концерты уже четвертый год подряд. И таких становится все больше. На предыдущем выступлении в «Садах Бабилона» было битком — 210 человек: мы вышли на час позже заявленного времени, и у нас чуть ли не на шее сидели. Поэтому в этот раз мы сделали условия жестче: ввели вход только с 18 лет, сделали билеты дороже.

— Последний год вообще оказался для вас насыщенным: очередной EP, два клипа, тур. Повышенная плотность событий — это естественный процесс или результат целенаправленных усилий?

Виталий: Одно другого не исключает. Для того чтобы делать музыку более высокого уровня, в жизни должны быть цели и субцели. Тур, клипы, грядущий альбом — это все субцели.

Иван: Да, у нас какой-то невероятный чес, мы за всю жизнь не были в стольких местах. За год проехали 50 городов: от Берлина до Красноярска, от Краснодара до Мурманска.

— В интервью, которое вы давали в декабре 2015 года, Виталик говорил, что снимает дом без водопровода, а музыкальных заработков хватает на рис и бутерброды. После событий последнего года ситуация изменилась?

Виталий: Да, конечно. В те времена, когда музыкальных денег не хватало, мне уже настолько было неприятно куда-то ездить, решать какие-то вопросы. Обстоятельства сложились так, что я просто забил на работу. На протяжении года Ваня работал, а я нет. Я не мог много тратить — и к этому привык. И когда стало больше концертов, мы просто стали больше откладывать.

Иван: У меня было так: я закончил работать по какому-то проекту и понял, что больше не хочу это делать. И лучше буду зарабатывать рубль музыкой, чем десять — каким-то другим делом. Ведь самое главное — это удовольствие от того, что и как ты делаешь. Предпринимательство доступно многим, в том числе музыкантам. Если у тебя есть немного мозгов, то ты сможешь организовать дело, которое пусть и не приносит сверхдоходов, но держит тебя на плаву. Сейчас у нас это получилось.

— Одна из ваших субцелей — альбом, анонсированный на осень. Расскажите о нем.

Иван: Это наш первый серьезный альбом, но мы готовились к нему всю жизнь. До этого мы выпускали только EP, синглы и сборники песен, объединенных по периоду написания и не связанных единой концепцией. У альбома уже есть рабочее название — «Камо грядеши», или «Куда идешь», — по произведению польского писателя Генрика Сенкевича.

Виталий: Страшный и удивительный альбом будет.

Иван: Не хочется делить шкуру неубитого медведя, но мы прикладываем большое количество усилий, чтобы он был действительно хорошим. Мы купили новое оборудование, материал готов, запись — в процессе. Время еще есть.

Понравился материал? Помоги сайту!