Почему нас не отпускает СССР?

Олег Кашин, Глеб Павловский, Александр Морозов, Мариэтта Чудакова, Тамара Эйдельман и Борис Грозовский о советском сегодня

 
Detailed_picture© Eugene Ivanov / www.shutterstock.com

Мы продолжаем наши показы в цикле «Синема верите». Уже завтра, 8 октября, мы будем показывать фильм Дарьи Хлесткиной «Последний лимузин», получивший множество премий и призов, включая премию «Лавр» и награду на «Артдокфесте». После фильма о крушении советского автопрома мы вместе с вами, дорогие читатели, а также с Мариной Разбежкиной, Юрием Сапрыкиным, Александром Морозовым и Евгенией Пищиковой будем говорить о том, как живет сегодня миф о стране по имени СССР. Записаться на завтрашний показ все еще можно вот по этой ссылке.

Александр Морозов

политолог

Я думаю, что многое из того, что нам напоминает о советском прошлом, на самом деле к нему отношения не имеет. Мы часто думаем, что имперские настроения, стремление к коллективности, отказ от индивидуализма, убежденность в нашем праве легко решать судьбу соседних народов являются возвращением советского. На мой взгляд, все это новые феномены, почти не связанные с советским периодом. Это первый момент.

Второй момент заключается в том, что советское отчасти возвращается, но не потому, что в нем есть какие-то особые достоинства, которых нет в сегодняшнем дне, а потому, что, оглядываясь назад, современный человек уже не может соотносить себя с досоветским. Когда я был молодой, в конце 70-х, все мое поколение жадно читало то, что касалось российской дореволюционной культуры. Все соотносили себя с Серебряным веком, XIX веком. Но для новых поколений связь с дореволюционным ослабла, это для них уже слишком далеко. А советские образцы сейчас кажутся классическими. Выросло целое поколение, которое считает, что советские мультфильмы гуманистические, воспитывают добро и любовь, в то время как современные — гораздо более жесткие и бесчеловечные. На мой взгляд, это иллюзия восприятия. Мультфильмы тогда снимались хорошие не потому, что они были советские. Советское сейчас воспринимается как общее культурное прошлое. Ведь каждое поколение помнит в качестве культурного образца что-то, что читали родители.

Давайте создадим себе изолированный мир со специальным проектом и будем счастливы.

Да, очевидно, что в России есть политические силы, которые хотят конкретно возвращения советского. Собственность — государственная, справедливость — распределительная: одинаковый паек, простая идея равенства. Им нравится, как организованы были коллективы в СССР, они придают большое значение массовому героизму советского периода. Советское, если брать его в качестве опыта, является психологической травмой, которая продолжает оказывать давление на сознание. И хотя мы уже очень далеко ушли от советского и стремимся к достижениям в глобальном мире, эта травма продолжает нашептывать в ухо: «Давайте закроемся, замкнемся, создадим себе изолированный мир со специальным проектом и тогда будем счастливы». Я думаю, тогда мы счастливы не будем.

Тамара Эйдельман

историк

С прошлым расставаться всегда нелегко. Кроме того, многим нравилось быть частью чего-то, что, как им объясняли, было огромным, великим, прекрасным. И, потеряв это, люди ничего не обрели взамен. Я замечала, что очень часто комплекс неполноценности переходит в манию величия: если у тебя все время все плохо, невольно ищешь, чем гордиться. И многие находят Советский Союз.

Я вижу среди молодого поколения много левацких и имперских идей. Конечно, это вещи разные, но мы видим, как прихотливо у Сергея Удальцова его левая мечта соединилась с имперскими криками «Крым наш!». И имперские настроения растут. Как раз у тех, кто в той стране не жил, в голове формируется более идеализированный образ: в СССР всем платили зарплату, все спокойно жили. Они не знают, что это была за зарплата, не понимают, каково это, когда книги нельзя читать, фильмы нельзя смотреть, — каково жить в тюрьме, пусть даже спокойной. Дружба народов? Конечно, не было таких тяжелых этнических конфликтов, как те, что взорвались в 90-е. Но перестройка не породила эти конфликты, а просто вывела на поверхность. Другой любимый миф — преступности не было, но тогда мы просто о ней не знали.

Прошлое надо отпускать. Если все время жить в прошлом, ничего хорошего нельзя сделать сейчас. Нравится СССР или нет, туда вернуться уже невозможно.

Борис Грозовский

публицист

В самой по себе ностальгии по советским годам я не вижу ничего ужасного. Как правило, она связана с тоской по детству/молодости, неизбежно окрашенным для большинства людей радостными тонами. Нельзя отвадить людей от любви к своему прошлому. С этим ничего нельзя поделать, да и едва ли нужно. Наконец, ностальгия, или любовь к советскому прошлому, — часто любовь не к нему как таковому, а к разным явлениям этого прошлого, в том числе культурным. На днях восьмилетний мальчик, захлебываясь, рассказывал мне о мультфильме «Падал прошлогодний снег» (1983 год, Александр Татарский). Что это — любовь к советскому прошлому? Нет. Но представить себе, что такой мультфильм снимается сейчас, решительно невозможно. Какой-то «дух эпохи» в нем отразился... В теплых чувствах по отношению к прошлому ничего дурного я не вижу.

Вредно, мне кажется, другое — не наше сознательное отношение к чему-то в прошлом, а некритически, бессознательно заимствуемые из него вещи и явления, совершенно неприложимые к настоящему, неорганичные в современной жизни и отравляющие ее. В первую очередь это патернализм: «От меня ничего не зависит, им наверху виднее, я не могу прожить сам и нуждаюсь в поддержке со стороны государства. Эта поддержка должна быть оказана тем, кто любит свое Отечество и желает ему добра, а критикующие пусть делают это подальше от родных пределов» и т.д. и т.п.

Архаические социальные и экономические установки, целенаправленно воспитывавшиеся и культивировавшиеся в СССР, прочно держат, не отпускают как россиян, родившихся в СССР, так и тех, кто не видел то время своими глазами. Инфантильные социально-экономические и политические настроения передаются с воспитанием дома и в школе, их поддерживает социальная среда. Устойчивость этих конструкций препятствует развитию гражданской активности, мешает формированию современной, сложной, неоднозначной, но отвечающей собственным представлениям и заблуждениям людей политической реальности, не дает возможность сформироваться свободной рыночной экономике и т.д. Это прошлое, не отпускающее нас, цепко держащее и мешающее построить современную страну.

Дело не в любви и не в ностальгии, а в том, что удобные для множества людей структуры сознания некритически переносятся в настоящее. Не так важно даже то, из советского ли прошлого эти структуры: часть из них может принадлежать имперскому прошлому, а еще какая-то часть — совсем древним, родоплеменным отношениям. Проблема в том, что множество людей пытаются организовать настоящее по правилам, выработанным много сотен лет назад, но они в современной жизни смотрятся примерно так же, как смотрелись бы кафтан или шаровары на участниках деловых переговоров. Мило, но наивно.

Глеб Павловский

политолог

Термин «советская ностальгия» скрывает массу мотивов, ни один из которых не сентиментален. Прошло 25 лет, и возникло равенство задетых и оскорбленных феноменом советского — или его отсутствием. Банальностью стало отмечать, что советское у всех разное, тающее, как леденцовый петушок детства, мультик про волка или про КГБ. Сегодня «советское» есть маркировка неизвестного, остающегося опасным. Это не ностальгия и связано с человеком, потерянным внутри реальности, которую он запретил себе понимать.

События 1991 года — консервативная революция сверху — действие сталинского человека, оскорбленного упадком его мира, лишенного эмоциональной подкормки картинами жестокой справедливости. Впоследствии народный мужицкий антикоммунизм сложился с антипартийной позицией интеллигентов, которые сами претендовали на место партии.

Сегодня «советское» есть маркировка неизвестного, остающегося опасным.

Уход СССР показал, что советская идеократия фактически была остаточной меритократией. Журналист, в Союзе скромно бывший лишь медиатором интеллигенции, а не ею самой, теперь захотел быть демиургом и «творцом смыслов». Практически же это значило, что иерархию в культуре сломали. Неравенство, имплантированное в ландшафт, стало нарочито ярким пятном. От него некуда было скрыться, оно было утрированно, нагло, демонстративно. Нет крупного предпринимателя, которого бы не сфотографировали по-дурацки лыбящимся с пачкой долларов в руках. Одновременно прошел призыв советской интеллигенции во власть в роли так называемых грандов гласности. Властная идентичность вымыла их прежнее разнообразие и профессионализм. Демократические присяги Аверинцева, Баткина или Басилашвили взаимонеотличимы и все вместе легко заменимы релизами президентских пресс-секретарей.

Возрожденный постсталинский человек и составил ядро населения Российской Федерации — некстати разбуженный, неудовлетворенный, к тому же еще и ограбленный. Опустошенный и лишенный даже тени миродержавия, он призван был стать опорой демократии в Российской Федерации, ее новым сувереном. В каком-то смысле он им стал. И к началу 2000-х у нового суверена наконец появилась возможность выбрать себе новую власть.

Советское сильно отсвечивает, оставаясь неопознанным. Я убежден, что именно табу на понимание советского — загадочное, но несомненное — разрослось в привычку уклоняться от мышления социальной реальности, дополняя парафразы чужих теорий пошлыми цитатами из советских фильмов. Но что из этого ностальгия? Все, кто мог что-то взять и вынести из СССР, взяли.

Мариэтта Чудакова

филолог, публицист

Ситуация абсурдная, а при этом устойчивая. Пока.

Чем сильнее сковывает страну панцирь коррупции… Хотя куда уж сильнее, если в первый послеельцинский год выросла, по мониторингу ИНДЕМа, в 10 (десять) раз (что не мешает согражданам, естественно, обвинять в коррупции не «нулевые», а 90-е годы; такие уж мы). Так вот — тем больше головы поворачиваются в сторону счастливого прошлого. И к Сталину — «Он бы им показал!..» Что побаивались (мягко говоря) — спорить трудно.

Чем бесправнее ощущает себя сегодняшний гражданин России — тем больше оглядывается назад. О каком бесправии речь? Ну хотя бы о праве на жизнь — свою и своих близких. Слабонервным не стоит читать в интернете (в «Известиях» или в «Российской газете» не прочтете такое), какие бесплатные блага предоставляет тяжелобольным британское здравоохранение — и в больницах, и на дому.

«А при чем тут СССР?» — спросит логически мыслящий гражданин. А вот при том. Про логику, гражданин хороший, забудьте (надеюсь и даже уверена, что временно). Раз нам с утра до вечера объясняют, что Запад плохой, а значит, хорошо там быть не может, то где-то ведь должно быть хорошо! Где же? Да там, конечно, откуда вернулся к нам сталинский гимн, ВДНХ, ГТО, вон и концлагерь под Москвой строят на 50 тысяч мест — правильно, товарищи, пора порядок наводить!

А главное — там, где «нас утро встречает прохладой!..»

Я вообще считаю, что 70—80% ностальгии по СССР обусловлено тем, что больно хороши были наши поэты-песенники и композиторы Шостакович и Дунаевский. Но это тема особая и большая.

Советский человек в России давно стал постсоветским — лишенным иллюзий, гораздо более жестоким, гораздо менее просвещенным.

Олег Кашин

публицист

Честно говоря, я слабо представляю себе, кого и каким образом Советский Союз не отпускает. От него давно ничего не осталось, и даже те формально советские ценности, привычки, институты и прочее, включая даже культ войны 1941—1945 гг., — в них нет ничего советского, это все новое, сугубо несоветское, рыночный товар. Десоветизация, которая нам наверняка предстоит после Путина, в любом случае будет только косметической — памятники Ленину, названия улиц и прочее. В действительности же современная Россия давно распрощалась с советской системой координат. Кстати, почему-то, говоря об СССР, мы имеем в виду Сталина или Брежнева, но простите: в какой стране был народным депутатом Сахаров, Гребенщиков пел «Поезд в огне», а тираж «Нового мира» с «Архипелагом ГУЛАГ» достигал двух миллионов? Это тоже СССР, горбачевские годы — высшая его точка, и той страны давно нет. Мэнээсы, аплодировавшие Сахарову в «Лужниках», лишились работы, спились, умерли. Поклонники «Нового мира» потратили последние деньги на акции МММ. Аудитория позднесоветского рока воевала в Чечне. Советский человек в России давно стал постсоветским — лишенным иллюзий, частью циничным, частью испуганным и недоверчивым, гораздо более жестоким, гораздо менее просвещенным. Это уже совсем другой человек, другая биология.

Поставьте в ряд несколько исторических или географических образцов — СССР, европейские страны, африканские диктатуры, латиноамериканские диктатуры, — и я не думаю, что в этом ряду путинская Россия будет больше всего похожа именно на СССР. А покупаться на внешние признаки я бы не советовал. Была книга, в которой после ядерной войны одичавшее человечество живет дикими племенами и в каком-то пигмейском племени шаман носит на шее советскую учрежденческую табличку «Не курить» — как артефакт из какой-то недостижимой прошлой цивилизации. Вот внешние советские признаки путинской России — это та же табличка «Не курить», и не надо думать, что она указывает на какую-то связь с Советским Союзом, он давно уничтожен, «нет ни страны, ни тех, кто жил в стране».

Записала Наталия Зотова


Понравился материал? Помоги сайту!

Сегодня на сайте
Кино
Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм»Рут Бекерманн: «Нет борьбы в реальности. Она разворачивается в языковом пространстве. Это именно то, чего хочет неолиберализм» 

Победительница берлинского Encounters рассказывает о диалектических отношениях с порнографическим текстом, который послужил основой ее экспериментальной работы «Мутценбахер»

18 февраля 20221880