© Евгений ТонконогийЕкатерина Бирюкова
Вагнер на Красной площади, конкурс Чайковского в Иркутске, Рамо в Перми, «Онегин» в Большом
2020-й год выдался богатым на музыкальные события, хотя не всегда чисто художественного порядка. Самое шумное и монументальное — вагнеровское «Кольцо», которым наконец обзавелась Москва. Опоздание с московской премьерой почти на полтора века компенсировалось небывалым размахом этого действа. Дайджест из четырех опер, которые ужали до однодневного нон-стопа и слепили с помощью интернациональной команды певцов, дирижеров, аниматоров, художников по свету и по спецэффектам, показывали на огромном экране на Красной площади. Специальные наушники и 3D-очки превращали томительную вагнеровскую сагу в увлекательный аттракцион с возможностью путешествий и по оркестровой яме, и по небесной Валгалле. Не стоит сомневаться, что полет с валькириями повышал адреналин не хуже американских горок. На шоу, шедшее в течение целого месяца, побывало около полумиллиона человек. Так и не успев пожить на московских сценах в своем нормальном виде, самый культовый композитор позапрошлого века влился в российскую масскультуру.
Другое крупное событие — конкурс Чайковского, важный бренд. Древнейшее российское музыкальное соревнование, которое, как хороший коньяк, за давностью лет все повышается в цене и статусе, уже не в первый раз пришлось сдвинуть на год из-за организационных сложностей и провести не в запланированном 2019 году, а в этом. Конкурс в очередной раз попытался зажить новой жизнью — на этот раз в Иркутске, в свежеотстроенном концертном комплексе под руководством Дениса Мацуева. И это логично: консерватории обеих российских столиц вследствие вымывания преподавательского состава за пределы страны теряют престиж и куют все более слабые кадры. Классическая музыка состязательного толка тем временем неуклонно передвигается на восток. Пекин, Сеул и Токио — вот ее новые центры. И большей части конкурсантов гораздо проще добраться до Иркутска, чем до прежних конкурсных площадок в Москве и Петербурге.
Правда, из-за новой прописки конкурс лишился благорасположения своего многолетнего патрона Валерия Гергиева, интересы которого сейчас связаны с набирающей вес Мариинкой-2, позиционируемой как межконтинентальный оперный центр с филиалами в Нью-Йорке, Лондоне и Каракасе. Понятно, что вокальная составляющая конкурса сразу обеднела. Инструментальные же номинации, к которым в этом году добавилась весьма компромиссная композиторская, держатся на хорошем, очень мастеровитом уровне, но не более того. Чисто, точно, технично — вот главные характеристики лауреатов, которые, увы, годятся и для рекламы домашнего уборочного робота. Беспокойство вызывает одно из конкурсных нововведений — пользовательское голосование среди интернет-аудитории. Ажиотажа тут больше, чем по поводу экспертного мнения жюри, а критерии тем временем размываются со страшной силой.
Дмитрий Черняков, поставив два года назад церемонию закрытия Чемпионата мира по футболу и разочаровавшись в российской оперно-театральной жизни, совсем из нее исчез.
Возвращаясь к теме Мариинки, следует отметить, что к празднованию четвертьвекового юбилея правления Гергиева, который надвигается в следующем году, эта влиятельная музыкальная держава подходит тем не менее в довольно нервозном состоянии. Три оперы Александра Смелкова по Достоевскому, написанные по заказу Мариинки и — начиная с разруганных в пух и прах «Братьев Карамазовых» — последовательно появлявшиеся на ее сцене, оказались главным ляпсусом опытного стратега Гергиева. На сей раз чутье ему изменило, и очень не вовремя. Давно ушло в прошлое соперничество с неповоротливым Большим театром. Новый, более серьезный конкурент — Пермский проект, который за последнее десятилетие, преодолев несколько серьезных скандалов, не растерял своей модности и задиристости.
Самой долгоиграющей и жизнеспособной стала именно музыкальная его составляющая, держащаяся на знаменитой харизматичности Теодора Курентзиса, его разросшемся международном авторитете и уникальном умении воспитывать вокруг себя почти сектантски восторженных единомышленников — не исчезнувших, как оказалось, вместе с прошлым веком. Прихотливые изгибы репертуарной политики тут никого не смущают. Наоборот, чем страннее, тем лучше. Так, главными событиями в его театре в этом году стали премьера «Галантных Индий» Жан-Филиппа Рамо, с исторически достоверной хореографией, и монументальный диптих из «Францисков» Оливье Мессиана и Сергея Невского.
Помимо ярких проектов в театре и смелого концертного сезона, визитными карточками Перми стали международные фестивали барочной и самой радикальной новой композиторской музыки. И если когда-то продвинутое музыкальное искусство принято было искать на берегах Невы, то сейчас — скорее на берегах Камы. В то же время за этот заповедник утонченной музыкальной культуры, слишком уж искусственно выращенный и стимулирующий особый вид элитарного туризма, порой становится страшно. Ведь после переезда многолетнего главного екатеринбургского дирижера Дмитрия Лисса во Францию, а его директора Александра Колотурского — в Москву на тысячи километров вокруг Перми не найти полноценного оркестра или оперного театра.
Что же до Большого театра, то главное его событие в этом году — возобновление на исторической сцене старого «Евгения Онегина», поставленного семьдесят с лишним лет назад Борисом Покровским. Большой, таким образом, хочет идти в ногу со временем — мода на аутентизм достигла оперного дела, переживающего, как считается, кризис режиссуры. Казалось бы, в этом театре никакие новации и никакая супермодернизация сцены не смогли вытравить память о том, «как все должно быть». Однако новый старый «Онегин» получился совершенно выхолощенным, лишенным той прекрасной наивности, ради которой и стоило проводить изнурительные архивные работы по его воссозданию.
Автор предыдущего здешнего «Онегина» Дмитрий Черняков, поставив два года назад церемонию закрытия Чемпионата мира по футболу и разочаровавшись в российской оперно-театральной жизни, совсем из нее исчез. Объявлено, что через год он садится в кресло интенданта Зальцбургского фестиваля, только что затейливо отметившего свое столетие. И Чернякова можно понять. Зальцбург есть Зальцбург. Это по поводу российской музыкальной жизни нельзя предположить, что с ней будет через десять лет. А Зальцбург и при Караяне, и при Мортье, и при Чернякове останется обязательной институцией с достойным прошлым и надежным будущим.
