Как-то, где-то

В мае Московской школе фотографии и мультимедиа им. А. Родченко исполнилось 10 лет. Торжественно отпраздновали этот юбилей открывшимся в конце июня большим проектом «Про ШР» в Мультимедиа Арт Музее, частью которого юридически является школа (выставка еще идет; те, кто не видел, могут посетить ее до середины сентября). Правда, начать надо с того, что юбилей не совсем точный: в 2006 году были подписаны всякие учредительные документы — но полноценная работа началась позже. Но в общем-то это не так уж и важно. Школа Родченко давно вросла в российский художественный процесс, не выкорчуешь. Как любят повторять ее директора Ирина Успенская и Елена Лунгина, а также многочисленные преподаватели, ее выпускники получили ведущие премии в сфере современного искусства, их работы попали в музейные коллекции, а сами они активно выставляются в России и за рубежом. Оценки школе уже неоднократно выносились, на COLTA.RU однажды даже случилась полемика вокруг этой образовательной институции (1, 2). Поэтому в преддверии нового набора в школу внесу и я свои пять копеек в дискуссию о ней. Чего не знаю, не слышал и не видел (например, времена преподавания покойного Владимира Куприянова) — о том не напишу, но об остальном — пожалуйста.

Весело и познавательно

Впервые я побывал в хорошо узнаваемом доме около метро «Красносельская» в ноябре 2010 года на показе фильмов «Дубай во мне» Кристиана фон Борриса и «В свободном падении» Хито Штейерль. Тогда, кстати, вход в школу был относительно свободный. Я оказался в помещении, где проходят триместровые просмотры, было там еще около 30 человек. Само мероприятие было логическим продолжением закончившейся за месяц до того I Уральской индустриальной биеннале, двумя из трех кураторов которой были преподаватели ШР Давид Рифф и Екатерина Дёготь. Эти видео демонстрировались в Екатеринбурге, и раз уж так сложилось, было решено привезти их еще и в Москву. Кураторы справедливо посчитали, что вряд ли их студенты доедут до Урала, да и показать на тот момент новые и труднодоступные работы было просто-напросто полезно.

Мне это событие, естественно, было интересно не только из-за фон Борриса и Штейерль. Во-первых, там предполагалась дискуссия: на деле, правда, больше всех говорил Рифф (Дёготь почему-то не было), но делал он это настолько витиевато, со множеством неизвестных мне деталей и имен, что скучать не приходилось. Тогда я еще не был знаком с характерной манерой Давида рассказывать, запутывая слушателей. Во-вторых, в какой-то момент на показ влетели запоздавшие студенты, лично познакомился я с ними намного позже. Это были Даниил Зинченко и Дмитрий Венков; первый недавно возил по фестивалям, кинотеатрам и музеям свой полнометражный фильм, а второй стал преподавателем в alma mater. На тот момент они вовсю веселились. Пришли возбужденные и стали театральным шепотом сообщать окружающим, где были и что в течение последних часов делали. В точности не помню подробностей — в более поздних разговорах с ними восстановить детали тех событий не удалось, — но Даня с Димой ездили куда-то снимать то ли видео, то ли фотосерию. И поскольку параллельно они еще выпили и поговорили за жизнь, завелись они не на шутку и изливали свои творческие планы на товарищей, а те отвечали, посмеиваясь, только бы отвязались: «Ну да! Молодцы!»

Главным моим впечатлением от того показа была мысль: как же здорово они там учатся. Художники! Я еще не знал о подводных течениях, подковерных интригах, ссорах, требованиях к студентам, особенностях характера у преподавателей, и мне казалось, что эта такая легкая жизнь, которая, по моим тогдашним инфантильным представлениям, и должна быть у художников: умные тети и дядя говорят о высоких материях, а студенты школы беззаботно тусуются и творят. Я, конечно, обманывался, но обманываться был несказанно рад. И я решил наведаться туда еще раз.

Вначале, правда, я зашел на квартирную выставку в галерею «Черемушки» в январе 2011 года: там Давид Тер-Оганьян и Иван Бражкин показывали слайд-шоу своей «цифровой графики». Это посещение вышло отчасти случайно, но удачно. Было весело, и там уже я познакомился со многими участниками художественной тусовки. Хозяин квартиры Кирилл Преображенский оказался руководителем мастерской видеоарта в Школе Родченко, на выставку пришли многие из его студентов. Самое ценное умозаключение, вынесенное мною из этого события: даже если ты пришел с улицы и тебя никто не знал до того, в принципе, тебе все рады, давай дружить и общаться (довольно быстро подхватываешь правило художественного сообщества считать любого человека чуть ли не лучшим другом через день, а то и через 15 минут после знакомства). А Давид так вообще сразу захотел припахать меня к важному делу — продвигать его искусство в массы через масс-медиа. Позже выяснилось, что это довольно распространенный способ для художников начать знакомство с журналистом. Как и на обычном галерейном или музейном вернисаже — только в более непринужденной манере, — присутствующие обменивались новостями, сплетничали, строили планы, предлагали сниматься в своих работах и звали друг друга на будущие выставки и акции. Виктория Марченкова — а о ее работах я не имел на тот момент никакого представления — позвала меня на свою выставку в ШР. И я подумал: а почему бы и нет, я хотел туда прийти — и вот он, повод. И, как это у нас принято, вернувшись домой, я добавил новых знакомых в друзья на ФБ.

Сферы влияния

Через месяц в маленьком зале, где часто показывают свои достижения студенты, открылась Викина выставка. Я туда пришел довольно рано: я еще не знал, что лучше опаздывать, потому что так делают все, и не только в Школе Родченко. Было пусто, даже сама художница куда-то отошла, но видео уже работало. Единственным (кроме меня) зрителем был Даня Зинченко, который, если мне не изменяет память, помогал художнице то ли настраивать проектор, то ли разливать вино. Он стоял с пластиковым стаканчиком и задумчиво смотрел на стену. Я завязал с ним разговор. А что? А как? А когда? А где? А кто? Даня рассказывал мне все про студентов и преподавателей, ему, видимо, было скучно. Тогда меня заинтересовали две истории. В обозримом будущем должны были состояться две выставки: одна в квартирной галерее Brownstripe, другая — на льду замерзшего водохранилища в Подмосковье. Конечно, я очень хотел туда попасть. Зинченко обещал держать меня в курсе. Обе выставки в итоге оказались крайне увлекательными, особенно та, что на льду, — «Поле молчания». Организация ее затянулась аж до начала марта, это общее место для студентов ШР — внезапно расслабиться и раздолбайствовать, рискуя ничего не сделать (и в этом есть свой шарм). Но, по счастью, до таяния льда не дотерпели, и проект состоялся. Я до сих пор считаю ту выставку одной из лучших из виденных мною.

(Тут нужно сделать небольшое отступление. Из-за моей любви к расспросам один из тогдашних студентов ШР Михаил Максимов в свойственной ему параноидальной манере — до сих пор не могу угадать, когда это у него наиграно, а когда нет, — заподозрил во мне засланного казачка то ли из ФСБ, то ли из ФСКН, то ли из Центра «Э». Вроде как я должен был набрать компромат на коллектив школы и всех посадить — хотя аргументы и предположения в этой теории постоянно менялись, насколько я знаю. Безмерно уважая Мишу и узнав о такой его мании от общих друзей, других студентов, я стал вести себя при нем соответственно, напускал таинственности, задавал ему каверзные вопросы, смотрел со значением. Думаю, он не изменил своего мнения до сих пор.)

После этого все и закрутилось. Я уже активно ходил на разные выставки по Москве, общался с художниками из совершенно других тусовок, но то, что происходило в Школе Родченко и вокруг нее, меня особенно завораживало. Признаюсь, смотрел я на эту разношерстную компанию абсолютно некритически. Возможно, сыграло роль то, что именно тут я видел кипучую работу — надо сказать, я уже начал различать ее за бесконечными возлияниями и шутками-прибаутками, которыми так славились в те времена (да и сейчас) студенты ШР. Их ведь тогда уже начали поругивать: дескать, несознательные, какие-то технари под кайфом. И, конечно же, я начал активно, насколько позволяли возможности, писать о буквально каждом чихе этих студентов. Да, я познакомился в то время с выпускниками, студентами и главным преподавателем Института проблем современного искусства, практически единственного тогда конкурирующего с ШР учебного заведения, где преподают, что надо делать, чтобы стать художником (именно так, хоть и звучит не очень), но их выставочная и проектная активность ни в какое сравнение с бурной деятельностью на «Красносельской» — во всяком случае, для меня на тот момент — не шла.

Я разузнал, что в Школе Родченко идет соперничество между мастерами, многие друг друга критикуют или даже поливают грязью, но виду не подают, сохраняют внешние приличия. То есть обычно никто не стеснялся сказать мне или своим студентам, что коллеги занимаются вредной деятельностью вместо преподавания, но напрямую никто никого особо не трогал и не травил. Хотя были отдельные поползновения. Иногда, например, на триместровых просмотрах между мастерами возникали перепалки, за которые позже друг перед другом приходилось извиняться. Много позже, через несколько лет, эти ссоры примут совсем крайние, разнузданные формы (такие, к примеру: 1, 2, 3), но не в те благословенные времена. Студенты, в свою очередь, сложа руки не сидели: они создавали против учителей свои коалиции. Например, кажется им, что Дёготь с Риффом чрезмерно целенаправленно индоктринируют их левыми теориями, — в пику они создают объединение «Вверх!», базирующееся на идеях русского космизма; другие считают, что Преображенский слишком уводит их от насущных общественно-политических проблем в царство «чистой формы», а Аристарх Чернышев с Алексеем Шульгиным только и делают, что про развлекуху какую-то говорят (1, 2), и уходят из их мастерских, например, к Роману Минаеву, чем навлекают на него гнев коллег. А некоторые студенты вообще против всех. И т.д. И т.п. В общем, шел нормальный учебный процесс, в котором соперничество и невозможность окончательной победы кого-то одного только подстегивали развитие студентов. Во всяком случае, я придерживаюсь такого мнения.

Сеанс перевоплощения

Сказать, что Школа Родченко меняет людей, — все равно что ничего не сказать. Одни приходили витающими в облаках эстетами, а уходили рвущимися в бой радикалами. Другие, напротив, теряли в школе всякую веру в первоначальные идеалы и становились прожженными циниками, разуверившимися во всем на свете. Это происходило и с преподавателями. Самые бескомпромиссные критики системы, придя работать в ШР, все-таки обнаруживали в себе силы пойти на определенные уступки. Так в общем-то происходит везде, но в школе с ее энергетикой и постоянным обсуждением друг друга эти процессы выглядели особенно рельефно.

В 2012 году я пришел в тот же зал, куда приходил посмотреть видео Марченковой, на выставку Никиты Шохова, который на тот момент учился там уже второй год. Как я сразу же понял, его мастер Игорь Мухин уже назначил своего подопечного звездой, а все остальные, включая директоров, радостно это назначение поддержали. Не было ничего плохого в том, что все его считали талантливым фотографом, но чрезмерная похвала, которую я на вернисаже наблюдал, могла ему только навредить. С тех пор я часто общался с Никитой и очень подружился, впоследствии он переборол себя и сделал очень многое для своего развития, но тогда, наблюдая, как он с благословения учителей за считанные минуты превращается в бронзовый памятник самому себе, причем явно раньше времени, я возмутился. Я понимал, что многих яростная критика со стороны Дёготь, Шульгина или Преображенского на триместровых показах вовсе не мотивирует, а скорее наоборот, но и настолько звонкие медные трубы также никого до добра не доводят. Я написал статью с нелестной оценкой такого подхода в стенах школы — через некоторое время кто-то там спохватился, и на сайте учебного заведения появились выдержки из моего текста. Его же перепечатал на своем сайте бывший преподаватель ШР Олег Климов, за некоторое время до этого ушедший после конфликта с Ольгой Свибловой, а Мухин позвонил мне на мобильный и сказал, что так нельзя, не надо критиковать наши подходы, у руководства школы были план и понимание, зачем и почему так делается. Смысл между строк: не вмешивайся в наши внутренние дела!

Вообще телефонное право стало одной из ходовых тактик поведения, которую преподаватели школы унаследовали от ее основательницы — Ольги Львовны. Только Свиблова обычно вызванивала или хватала на вернисажах тех, кто что-то не то сказал или написал про музей, а вот за ШР отвечали мастера. В день выхода дико популярной статьи Александры Новоженовой про стратегии школьного искусства и его включенность в выставочную жизнь столицы поздно вечером мне позвонил Преображенский и, начав со слов «вы там совсем ******!», стал пошагово и очень экспрессивно высказывать контраргументы. В итоге через несколько дней он наговорил ответ.

Но надо отдать должное: многие из поступивших прошли во время обучения как-то по касательной, и у них в итоге все хорошо — они взяли то, что им нужно, и спокойно покинули школу: так было с уже упомянутым Зинченко (отчасти), Полиной Канис, Сашей Пироговой и некоторыми другими.

Сейчас Школа Родченко переживает не самые лучшие, как мне кажется, времена. Да, выпускники и студенты до сих пор продолжают светиться на всех важных премиях и выставках, а кочующая с вернисажа на вернисаж мастерская Сергея Браткова наводит везде мосты, набирает контакты и превращает любое, даже самое тягомотное, мероприятие в праздник. Все знают их лица, но не все — по именам.

На последней дипломной выставке в «Рабочем и колхознице» были как минимум две сильные работы — Ольги Дерюгиной и Светланы Исаевой. Они одновременно ироничные и очень точные, а Дерюгина еще и умудрилась препарировать всю историю и внутреннюю мифологию школы. Казалось бы, сюжет школьной жизни тот же самый, что был и раньше, только с новыми персонажами.

Конечно, появилась конкуренция, но не та, что могла бы отбросить школу куда-то в запасники истории. Да, есть институт «База», который активно развивается, и многие из тех художников, кто себя с ним в той или иной мере ассоциирует, выставляются теперь не реже, а то и чаще, да и на премии уже начинают претендовать — хоть пока, возможно, и незаслуженно, но уже хочется поддержать. Они наступают ШР на пятки, и это даже хорошо. Такое соперничество может мотивировать

Однако проблема в самой школе: ее преподаватели либо разъехались, либо готовятся уехать, либо занялись чем-то еще, что сильно их отвлекает. Особенно самые активные из них, а может, уже и почти все. Вот и триместровые просмотры, как уже давно все говорят, совсем не те, что были. Задолго до того, как наш развеселый премьер послал учителей, раз уж не все так радужно в экономике, «как-то, где-то подрабатывать, чтобы выжить», постоянные резиденты дома на «Красносельской» уже выполняли этот наказ. Не все ослабили внимание к школе из-за денег, многие по другим причинам, но результат один: студентам все хорошо и весело, и у меня словно снова те же ощущения, что и шесть лет назад при первой встрече с этой прекрасной тусовкой, но почему-то кажется, что второго дна я за всем этим на сей раз уже не обнаружу.

Рубрика «Отпечатки» выходит при поддержке фонда содействия изучению русского изобразительного искусства «Русский художественный мир».

Понравился материал? Помоги сайту!