В конце декабря издание The Art Newspaper Russia объявило лонг-лист своей ежегодной премии в области искусства. Размышляя (в ожидании шорт-листа) о том, какие новые перспективы открывают нам выставочные итоги 2018 года, COLTA.RU рассказывает о своем фаворите этого списка — Санкт-Петербургском государственном музее театрального и музыкального искусства, выдвинутом на номинацию «Музей года», а точнее — о выставке «100+10», которая осенью была открыта к 110-летию музея и завершает свою работу на этой неделе.
Двойная дата, вложенная в название, отсылает к Первой русской театральной выставке, которая открылась в 1908 году в здании Панаевского театра. Представленные на ней предметы из собраний Левкия Жевержеева, Марии Савиной, Ивана Горбунова, Алексея Бахрушина и Валериана Светлова сначала сформировали постоянную экспозицию в актерском фойе Александринского театра, а в 1918 году стали основой СПбГМТиМИ (тогда — Музея петроградских академических театров). К 110-летию приурочено и завершение кропотливого ремонта парадной анфилады Шереметевского дворца, который шел в музее с начала девяностых: теперь в ней планируется создание Музея музыкальных инструментов.
Уве Брюкнер© Надя Плунгян
Формально-юбилейное впечатление от основной темы «100+10» (новые поступления последнего десятилетия) быстро рассеивается удивительно цельной и разносторонней экспозицией. Эта цельность — заслуга приглашенных из Германии музейных дизайнеров Уве Брюкнера (Atelier Brückner) и Ульрике Шлемм, которые смогли объединить в десяти залах произведения трех столетий.
Александр Бенуа. Эскиз декорации к балету «Павильон Армиды» Н.Н. Черепнина. Антреприза С. Дягилева. 1909. Дар Нины Лобановой-Ростовской© Санкт-Петербургский государственный музей театрального и музыкального искусства
Среди них — большая архивная часть (например, личные бумаги Сергея Лифаря и певицы Любови Андреевой-Дельмас и полученные в дар в 2018 году документы балерины Илларии Ладре-Обыденной); раздел «реликвий» — личные вещи и автографы театральных деятелей и такие редкости, как перчаточные куклы концертной бригады 1942—1943 годов; раздел редких музыкальных инструментов и портретная галерея артистов и режиссеров послевоенных лет — от фотографии до живописи. Заметный сегмент выставки принадлежит костюмам. Здесь можно увидеть повседневные платья и сценические костюмы Майи Плисецкой, сшитые для нее Пьером Карденом, и реконструкции костюмов к балетам «Павильон Армиды», «Петрушка» и «Умирающий лебедь», созданные в 1990-х хореографом, художником и танцовщиком Никитой Долгушиным.
«100+10». Фрагмент экспозиции. Документы и фотографии из архива Илларии Ладре© Надя Плунгян
«100+10» выстроена как метавыставка: это сквозная навигация-комментарий к основной экспозиции. Она задана музыкальной темой и акцентирующей разметкой глубокого синего цвета: синий выделяет в основной экспозиции отдельные фрагменты, а иногда «проливается» и «расплескивается» на пол и стены целых залов. Отдельными синими включениями стали, например, треугольные движущиеся витрины в зале музыкальных инструментов, выделенные цветом стенды и синие поверхности витрин и столиков в разделе архивов и реликвий.
«100+10». Фрагмент экспозиции с коллекцией свистулек разных народов© Надя Плунгян
Иногда синий объединен с другими декоративными решениями. Например, в центре зала с театральными портретами художники поместили огромное зеркальное плато, подвесив над ним экспонаты из большой коллекции керамических свистулек VII—XX столетий, приобретенной музеем в 2009 году. Это действительно свободная и остроумная работа с архивом: зеркало удваивает ярко освещенный дождь цветных фигурок, и со стороны он выглядит полноценной инсталляцией. Завершающий первую анфиладу выставки крупный зал с коллекцией костюмов, наоборот, погружен в некоторое затемнение. Экспонаты выстроены на длинном подиуме, неподвижность манекенов подчеркнута видеопроекцией, которая создает впечатление и живости, и историчности происходящего.
«100+10». Фрагмент экспозиции. В центре: Наталья Гончарова. Эскиз декорации к опере-балету «Золотой петушок» Н. Римского-Корсакова. Труппа «Русский балет Дягилева». 1914. Дар Нины Лобановой-Ростовской© Надя Плунгян
Гвоздь экспозиции — дар международного благотворительного фонда «Константиновский» — графические листы из знаменитой коллекции Нины и Никиты Лобановых-Ростовских, дополненные в 2014 году произведениями из личной коллекции Нины Лобановой-Ростовской. Речь идет о безусловных и даже хрестоматийных произведениях театрально-декорационного искусства, чье возвращение в Россию стало этапом (рассказывая о даре на открытии, директор музея Наталия Метелица не смогла сдержать слезы). Дизайнерским решением этой части стала тесная шпалерная развеска, выстроенная почти до потолка в интенсивно-синих стенах центрального зала.
«100+10». Фрагмент экспозиции со сквозными витринами для музыкальных инструментов© Надя Плунгян
Решение спорное, если учесть, что на зрителя разом обрушиваются десятки работ совершенно разных авторов: Врубеля и Кустодиева, Судейкина и Билибина, Бенуа и Стеллецкого, Сомова и Челищева, Якулова и Чехонина. Классика русского символизма и модерна поддержана авангардом — можно выделить, например, гравированный эскиз Веры Ермолаевой и литографии Эль Лисицкого к опере Крученых «Победа над Солнцем» (1920), а также композицию Любови Поповой к спектаклю Анатолия Луначарского «Канцлер и слесарь» (1921). Отдельно отмечу эскизы костюмов Льва Бакста к дягилевским балетам (1910—1911), таинственно-голубой город Натальи Гончаровой для финала «Жар-птицы» (1926) и остроумный скетч Михаила Ларионова «Сергей Дягилев на репетиции» (1927). Невероятно, но на одной из боковых стен этого зала еще и проигрывается видеоинтервью самой Нины Лобановой-Ростовской, в котором она рассказывает историю собрания.
Михаил Ларионов. Сергей Дягилев на репетиции. Рисунок. 1927. Дар Нины Лобановой-Ростовской© Санкт-Петербургский государственный музей театрального и музыкального искусства
По всем правилам видео должно было разрушить всю графическую развеску, а хиты классиков начала века — затеять друг с другом спор на повышенных тонах. Однако такая теснота и непосредственность в конце концов оказывается оправданной. Пройдя всю экспозицию, хочется вспомнить этот зал как метафору культурного взрыва 1900-х — 1920-х годов. Одновременно он смотрится удивительно личным, как если бы перед нами действительно открылись двери в какую-нибудь из комнат крупнейшего современного коллекционера.
Левон Лазарев. Бесы. Дар Малого драматического театра — Театра Европы под руководством Л. Додина© Надя Плунгян
Музейный 2018 год дал ряд громких выставочных проектов, соединивших контексты прошлого и настоящего в иммерсивном или супердекоративном решении. Среди них можно упомянуть проект Андрея Могучего и Веры Мартынов «Хранить вечно» для петербургского Манежа, параллельные выставки Музея Москвы и Большого Петергофского дворца о снах городской культуры, фантазию «Парк Горького: фабрика счастливых людей» в ММСИ, созданную Александрой Селивановой, Филиппом Виноградовым и Валентиной Останькович в коллаборации со студентами ГИТИСа мастерской Дмитрия Крымова. Наконец, это пермский проект Александра Морозова, Яны Цырлиной и Евгении Сусловой «Акчим. Координаты» и финальная часть авторской трилогии Сергея Хачатурова, показанной в 2016—2018 годах в ГМЗ «Царицыно» («Ожившая пьеса императрицы» (2016—2017), «Призрак-рыЦАРЬ» (2017—2018), «Гипноз пространства. Воображаемая архитектура» (2018)).
Интервью Нины Лобановой-Ростовской. Видео с экспозиции
Хотя выставка «100+10» выглядит на этом фоне несколько более академично, именно она, кажется, подвела определенный итог сезона и выступила флагманом сразу нескольких направлений: движение музеев в сторону мультимедийного пространства, интерактивные авторские включения в архивный материал и сотрудничество с театром как один из главных трендов современного экспозиционного искусства. Не случайно «100+10» была поддержана фондом «Про Арте» и стала частью III Петербургской биеннале музейного дизайна.
© Надя Плунгян
Наблюдая за неминуемым отдалением XX века, усталые 2010-е одновременно стремятся и к движению, и к бездействию. Иммерсивные проекты читают музейный фонд как пьесу, пытаясь оживить его ровно настолько, чтобы добиться остранения. Но всеобщее стремление к эмоциональности, пускай достигнутой через театральные приемы, заслуживает внимания. Будем считать эту рассеянную эмоцию чертой нового дендизма в синтетическом искусстве наступившего столетия.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА КАНАЛ COLTA.RU В ЯНДЕКС.ДЗЕН, ЧТОБЫ НИЧЕГО НЕ ПРОПУСТИТЬ
Понравился материал? Помоги сайту!