«Грязь» и супертоска

Группа «Грязь» была основана в 2011 году двумя могилевскими друзьями — рэпером Денисом Астаповым (Денис «Грязь») и битмейкером Романом Сащенко, более известным как Рома Англичанин. Вскоре после этого, в 2012 году, Роман стал сотрудничать с минским рэп-исполнителем Олегом Савченко, в результате чего образовался новый проект — «ЛСП». За последующие годы дуэт стремительно набрал популярность, став одним из самых успешных явлений в русскоязычном рэпе. На «Грязь» и на другой совместный с Денисом проект John Doe у Англичанина оставалось не так много времени, но связь друзья не теряли — записывали синглы, продолжали весело кутить, а в 2016 году вместе переехали из Могилева в Санкт-Петербург. Денис активно участвовал в жизни «ЛСП» — писал Роману куплеты, выступал как бэк-МС во время гастролей, снимался в клипах и работал тур-менеджером группы. Все резко изменилось 30 июля 2017 года, когда Ромы Англичанина не стало прямо перед самым масштабным на тот момент туром «ЛСП». Денис тяжело переживал смерть близкого друга, загремел в психушку на две с лишним недели и был уволен из коллектива. Придя в себя, Астапов возродил «Грязь» и начал записываться с утроенной энергией: за два года вышли три полноформатных альбома с сильными по воздействию невеселыми бытовыми историями, содержимое которых можно описать известной строчкой из песни «Кровостока» — «Ада нет, кроме того, что рядом». Александр Нурабаев встретился c Денисом Астаповым и попытался выяснить, откуда в его песнях столько боли и тоски.

— Я прослушал подряд все релизы «Грязи» и, думаю, не буду оригинальным, если скажу, что у тебя довольно мрачные музыка и тексты. В них столько беспросветной экзистенциальной безнадеги. При этом ты не производишь впечатления хмурого, недовольного жизнью человека. Откуда это в тебе?

— Я всегда ищу какие-то позитивные моменты, но в моем творчестве всегда мрачная тема, и у меня не получается делать весело. Я пытаюсь — у меня никак не выходит. В жизни я не то чтобы веселый, но я пытаюсь перекрывать плохое и сам себя веселю. Домашний клоун для себя.

— Если говорить о природе популярности твоих песен…

— А эта природа вообще существует?

— На мой взгляд, да. Согласись, что в нашей песенной — да и вообще культурной — традиции прослеживается тяга к тоске. Таких песен очень много — от «Черного ворона» до «Рюмки водки на столе», и именно их люди чаще всего поют в караоке и за столом. Ты не задумывался, почему так?

— Я не задумывался, потому что я в этой тоске родился, я в этой тоске живу. Я несколько раз выезжал за границу, неделю посмотрел на веселых людей. Там совсем непривычная для меня среда. Поэтому я пишу про то, что есть. Другой жизни я не знал, к другой жизни я не привык, поэтому выбора у меня особо и нет.

— На недавнем альбоме «ДК Дэнс. Вечер № 2» есть строчка «Город могил, где лев зарыл свои какахи» — это ты про родной Могилев так выражаешься. Что означает эта строчка?

— (Смеется.) Все докапываются до этой строчки. Слово «какахи» очень возбуждает их умы. Могилев — это мой город, и это типа «могила льва». У нас есть огромный курган. Там [есть] площадь, и, по преданию, там был захоронен то ли настоящий лев, то ли какой-то чувак. Но я так подумал, что могила льва — это там, где лев зарыл свое дерьмо. Как-то придумалась эта строчка, и всем она кажется смешной и нелепой. Мне, может, тоже.

— В твоих песнях Могилев предстает таким суровым и «балабановским» по атмосфере и фактуре городом.

— Как и везде — есть центр, и есть окраина. Когда ты в центре, то все круто и ты этого [этой обратной стороны] не видишь. Но я просто родился в жестком месте, переехал во второе жесткое место, и второе место — это где я начал ходить в детский сад. Там были построены дома для зэков, которые прибыли из тюрьмы и у которых нет возможности что-то сделать. Они где-то работают, и новые дома, которые были построены в этом районе, — они туда заселялись и там жили. С этими детьми я ходил в детский сад, эти родители их забирали из детского сада, и мы вместе шли один в один. Мои родители тоже были в поисках лучшей жизни: мы переехали в другой район, и он оказался не лучше того, откуда мы переехали. Я постоянно блуждал по районам и видел то, что видел. И крутая жизнь была мной познана, когда я уже был в возрасте после университета. А так все время я пробыл в районах. Мне было круто, но все эти истории оттуда происходят.

— О чем был твой самый первый трек?

— Первый трек я сочинил про чувака на моем районе, он был рэпером. Там же раньше были жесткие кастовые деления — кто рэпер, кто нирванист, кто кислотник. Он был на Кутепова (район в Могилеве, где вырос Денис. — Ред.) — это был мой район, где я провел сознательную жизнь. Но там это не очень уважалось. Наверное, рэперы везде не очень уважались. Их там было несколько на районе, но это были смелые чуваки. У нас были балахоны — мы их прятали под куртки. Он написал рэп на детской программе, я пришел, посмотрел и подумал, что чувак это делает круто. Я нашел в интернете минус Басты, скачал и зачитал под него. Он сказал, что у меня хорошо получается. Потом я встречаю чуваков на заправке: они курят, веселятся, и у них постоянно валит рэпчик. Я пришел и зафристайлил под какой-то минус. Мы с ними подружились: они каждый вечер приезжали ко мне на остановку, забирали меня, и я с ними проводил время. Однажды — «Пацаны, я могу сделать все, но нет музыки». Один из них говорит: «У меня есть друг, но он достаточно сумасшедший». И он меня привел к Роме.

Я начинаю делать мрак в куплетах.

— Ты уже тогда был склонен к мрачному философствованию?

— Вообще не тогда. Я тогда пришел щенком и говорю: «Давай что-нибудь напишем». Он: «Давай, но мой минус стоит 30 долларов». Я думаю: где эти 30 долларов вообще взять? Еще он сказал: «Я его тебе не продам, если у тебя текст — говно». Я написал какой-то текст, он его посмотрел и сказал: «Это полное дерьмо, ничего не получится». Я говорю: «Давай перепишу. Объясни, что нужно, чтобы там было». Я плавал в таком космосе и писал строчки наугад. Он говорит: «Я не могу объяснить, потому что в этом не шарю, но я знаю, как должно быть». В итоге у меня выработалась такая же система. Если мне покажут трек — я не знаю ни стиля, ни направления, но я знаю, то это или не то.

— Сколько времени прошло, прежде чем у тебя получился текст, который понравился Роме?

— Год! Я каждую неделю ему показывал, потом он мне в универе давал труды каких-то чуваков и говорил: «Читай». Я читал, а он — «И что ты понял?» А я не понял. «Еще раз читай». Он объяснял мне, вырабатывал и не говорил, что конкретно мне делать. Он хотел, чтобы я сам понял, что нужно делать.

— Проект «Грязь» был основан тобой и Ромой еще до того, как он стал сотрудничать с Олегом ЛСП. Вы сразу определились, как все должно звучать и выглядеть?

— Мы с ним напились один раз: всегда хочется веселья, тем более когда ты — молодой парень. Мы напились, и он сказал, что эта тема (тексты Дениса. — Ред.) не канает и нужен пацанский рэп. И говорит: «Напиши про себя». Я написал, и он говорит: «Вот, это нормально». И потом: «Как группу назовем?» — «Пусть будет “Грязь”». Ну и никто не заморачивался — «Грязь» и «Грязь».

— На сегодняшний день кто входит в группу?

— Я, барабанщик Антон Сагачко и гитарист Артем Кудряшов. Это группа, а так есть куча людей, которые нам помогают.

— Ты слушал в детстве рок-музыку?

— Да, я с нее начинал. Я был говнарем: первая группа, которую я слушал, — это Linkin Park, потом Limp Bizkit, потом Tool. Я приехал в Америку, там летом жил, и меня сын хозяйки сводил на благотворительный концерт группы Tool, на который можно было пройти, если ты принесешь любые консервы — кукурузу или бобы. Приносишь две банки, складываешь в коробку и проходишь. Все это потом отдавалось нуждающимся. Тогда я сошел с ума — я пришел, он мне сразу купил кассету, купил плеер. Я пришел, хозяйка почитала то, что на кассете, и сказала: «Этого в нашем доме не будет» — и выбросила. А я же не понимаю, что там [неподходящего], — по музыке круто.

— Как тебе последний, долгожданный, альбом Tool?

— Он же (Джеймс Кинан. — Ред.) виноделием занимался, а сейчас снова вернулся к музыке. Ну не знаю... Я вроде скачал, послушал, но тот альбом, который я слушал в детстве («Ænima». — Ред.), я включаю, и он вызывает чувства. Может, это связано с тем временем.

Он сбегал — и, может, не только от разговора с самим собой.

— Расскажи немного о периоде, когда ты был тур-менеджером «ЛСП». Все проходило в режиме «трэша и угара»?

— Абсолютного.

— Наверняка есть какая-нибудь показательная история.

— Мы разъезжаемся, потом с Романом летим домой. Просыпаемся в полном неадеквате. Я просыпаюсь через не могу, потому что у меня звонит будильник. Бужу Романа, он говорит, что будет дальше спать. Я говорю: «Чувак, у нас самолет через полчаса». Мы садимся, деремся в номере: он меня в лицо ударяет, ну а я всегда дам сдачи. В общем, у нас происходит замес. В это время Олег сидит в машине, он приходит, и начинается — «Ты больше с нами не работаешь». Мы приезжаем, он со мной по дороге мирится, мы заходим в аэропорт, он ложится на пол на входе и лежит. Подходит охранник и говорит: «Молодой человек, встаньте. Вы не можете тут лежать». Он говорит: «Почему мы не можем тут лежать? Моя сумка лежит, и я буду лежать». Тут ватага милиционеров, он лежит, а ты должен что-то предпринять. Он лежит, потому что хочет отдохнуть. Всем было все равно, что происходит, мы делали что хотели. Потом он просыпался на концерте — мы говорим: «Роман, через 10 минут концерт». Он спрашивает: «Какой город?» — «Самара». — «Все, я готов». В таком режиме все и проходило.

— Я так понял, Роман был тебе самым близким другом.

— Да.

— Насколько спустя два года ты оправился от той трагедии? И как это проявляется в творчестве?

— Я оправился нормально, но я становлюсь как старик и начинаю вспоминать какие-то моменты, начинаю жестко сентименталить. На момент смерти и первое время после такого не было, а сейчас появляется супертоска.

— Я не был знаком с Романом лично, но в процессе подготовки посмотрел разные видео с ним — практически везде он либо пьян, либо под кайфом. У меня сложилось впечатление, что это было своего рода защитой от того, что происходило у него внутри. Человек сбегал от разговора с самим собой...

— Ты прав, он сбегал — и, может, не только от разговора с самим собой. Он от многих разговоров сбегал, но при всех людях, которые были постоянно вокруг него, он был всегда один. Будут сидеть 40 человек, он будет в центре — и все равно один.

— Сменим тему. Как мне кажется, что тебя выгодно отличает от многих рэперов — так это отсутствие всякой бравады и понтов. Ну ты знаешь — «сучки, тачки, наркота» и прочие атрибуты молодой рэп-звезды. Каждая твоя песня — это жизненная история, рассказанная с позиции человека уязвимого, переживающего. Слушателям эти истории потому и близки, что многие видят себя на месте твоего лирического героя. За этими историями стоит лично пережитый опыт или ты больше выступаешь как наблюдатель?

— Это винегрет из личного. Когда я пишу, у меня в голове картинки. Я всегда старался писать так, как если бы я слушал и ко мне это приходило. Чтобы я слушал трек, чтобы у меня была нарисована картина в голове — как посмотрел трехминутный фильм. Я старался писать так же, старался представлять каждый кадр, каким будет поведение героя. Когда я пишу, мое личное непонятным образом смешивается с «не моим», потом переходит в придуманную историю, которая в конце выходит в мое личное. Примесь личного всегда присутствует — неравномерно, но где-то есть везде.

Почему я рэп не слушаю — сиськи, письки, сиськи, письки, мерс. Это ничто.

— Давай на наглядном примере. Рассмотрим песни с нового альбома — например, «Четыре высотки».

— Это я вообще написал про район нашего концертного директора — у него квартира в Санкт-Петербурге. Мы курим на 21-м этаже — стоят четыре высотки, посередине строится садик, рядом строится школа, и я думаю: прикинь, родился тут человек, здесь он будет ходить в садик, в школу — и все в пределах квадрата. Потом он вырастет, пойдет на работу, так же как и его батя, и не покинет этот круг. И я, основываясь на этом, представил, как жить в таком месте.

— Типичный многоэтажный муравейник.

— Да. Людям это кажется нормальным, но, если задуматься, ты даже школу не сможешь прогулять и побыть парнем-хулиганом хоть денек, потому что из окна будут смотреть родители — они будут смотреть, как тебя бьют, унижают, и ничего не смогут сделать. Там еще ночной магазин за этой школой.

— Еще один трек — «Это лето убьет тебя». Очень проникновенная история. Сложно поверить, что к тебе это не имеет отношения.

— Имеет отношение. Вообще это очень давний текст — я не помню, при каких обстоятельствах я это писал, но это очень связано и со мной, и с дачей, где я пребывал в детстве. Все эти картинки у меня всплывали, я их объединял в одно, и там еще присутствовали и другие герои. Эти персонажи уже дальше из моего будущего — они сложились в одну историю, и все это получилось.

— Как ты сам оцениваешь новый альбом относительно предыдущих? В чем группа «Грязь» ощутимо прибавила?

— Я даже не знаю. Если судить по комментариям слушателей, то убавила. Но тут всегда «раньше было лучше». Когда вышел альбом «Сундук мертвеца», мне сказали: «Что за говно?» А потом на The Flow он вошел в список альбомов года. Выходит первый «ДК Дэнс», и они говорят: «Верните “Сундук мертвеца”» (который был говном месяц назад). Выходит вторая часть — и «Верните первую часть, которая была феноменальной». На это я вообще не смотрю — я просто пишу как пишу и не слежу за тем, в чем я прибавляю или не прибавляю. Я пишу и даю слушать.

— Как на концертах принимают новый материал?

— Отлично принимают. Какая-то девочка написала в Инстаграме, что на первом концерте были 150 человек, на втором была очередь, а на третьем — солдаут. Когда мы играли, у нас еще этого альбома не было в сети, и половину треков я презентовал впервые. И люди очень хорошо реагируют. Даже если смотреть по тому, сколько людей мне написало в личку во «ВКонтакте», в Инстаграме, я считаю, что [материал] очень хорошо зашел.

— Конец года — время подводить итоги. Назови топ-3 рэп-альбомов этого года.

— Можно я загляну в свою музыку? Я особо рэп не слушаю (смотрит в смартфон). Мне очень понравился Максим Свобода из «Песен» на ТНТ. У него вышел альбом — я не знаю почему, но он мне понравился. Я смотрю, что я больше всего воспроизвожу: мне понравился он, мне понравился Брутто. «Каспийский груз» мне вообще не нравится, а он вышел, я послушал — у него прикольные рифмы. Eighteen, если знаешь такого. Вот про этот же альбом Tool ты спрашивал (показывает экран телефона)? Ну вот и они у меня есть в фонотеке. Они у меня здесь, поэтому я их слушаю.

— Группа «Грязь» — еще один пример белорусского музыкального экспорта в Россию.

— Экспортируем грусть (улыбается).

— Почему у белорусских артистов получается делать востребованную музыку?

— Не знаю. Почему я рэп не слушаю — сиськи, письки, сиськи, письки, мерс. Это ничто. Ну мерс, ну сиськи — и что? И ты это слушаешь из трека в трек у каждого исполнителя. Какую вселенную ты открываешь? Это неинтересно. Форма, в которой ты подаешь, разная. Содержание одно и то же. Я не старался делать так, чтобы было другое. Я делаю то, что чувствую и получается, что у ребят из Белоруссии получается — что у «ЛСП», что у Коржа.

— Последний вопрос. Когда от тебя ждать веселой и солнечной песни?

— Недавно мне написал чувак и предложил биты. Я прослушал и нашел одну солнечную песню, очень модную и в стиле, в котором я еще не работал. Я уже придумал припев, над куплетом еще думаю. Но припев оказался слишком веселым, и я уже думаю, что его надо омрачить. Я начинаю делать мрак в куплетах. Сейчас справлюсь, выложу, а вы потом скажете, нормально или нет.

СОВРЕМЕННАЯ МУЗЫКА: ВЫБИРАЙТЕ ГЕРОЕВ ДЕСЯТИЛЕТИЯ

Понравился материал? Помоги сайту!