Сцена из спектакля «Пиковая дама. Игра»© Anastasia BlurСезон-2019/2020, на мой взгляд, изменил театральную жизнь радикально и необратимо. Это первый случай в постсоветской России, когда драмы и трагедии с людьми театра за пределами театральных зданий оказались сильнее по воздействию и по реакции сообщества, чем художественные события. «Это такой нон-фикшен, с которым никакой фикшен не посоревнуется», — сказала Софья Апфельбаум три года назад, посмотрев в качестве члена жюри премии «Прорыв» спектакль БДТ по книге Эдуарда Кочергина «Крещенные крестами» о детстве, проведенном им в сталинских лагерях. Вскоре Софья сама стала действующим лицом дела «Седьмой студии» — кромешного «нуара», развязки которого все люди театра ждали более напряженно, чем любой премьеры. Более того, все эти сфабрикованные «пьесы», в которых линия драматического напряжения проходит между художниками и властью, потребовали от всех ключевых действующих лиц сегодняшнего театра четких и жестких реакций — только такие проявления могли обеспечить перемены от худшего к лучшему потенциально кровавым сюжетам. И обеспечивали: и в деле Павла Устинова, когда в сентябре 2019-го молодые актеры и режиссеры, сменяя друг друга, больше десяти часов стояли под дождем у здания АП, а мэтры, включая Александра Ширвиндта, выкладывали в сеть видеообращения; и в деле «Седьмой студии», когда накануне приговора, во второй половине июня, произошла полная консолидация всего сообщества вне зависимости от политических взглядов и убеждений. Уверена, что эти отвоеванные позиции стоят того, чтобы с еще большей активностью участвовать в этом страшном «театре».
Перешибить эти непридуманные истории театру как таковому довольно сложно. И тем не менее прошедший сезон пустым никак не назовешь. Причем более всего лично меня впечатлили протяженные во времени художественные события. Среди них — два новых фестиваля. Фестиваль театров Дальнего Востока, который показал, что у этого удаленного региона театральный потенциал довольно серьезный, но важны вложения и внимание. И фестиваль актуального театра «Хаос», организованный новосибирским театром «Старый дом», — масштабная затея, объединившая множество экспериментальных форм и форматов, от бар-хоппинга и разнообразных променадов до форум-театра, причем это помимо основной программы, предъявившей публике Богомолова, Диденко, Волкострелова etc. Но особенно значимым для меня достижением этого фестиваля стала подготовка зрителей к восприятию новых форм — просветительская работа фестивальной команды в масштабах города-миллионника. Это беспрецедентный и очень продуктивный для России опыт. Невозможно в этом разделе не упомянуть две программы «Фанерного театра» БДТ — фестиваль Анатолия Васильева и фестиваль Яна Фабра, которые в самом лучшем смысле взорвали традиционный театр изнутри: нужный эффект обеспечило именно вот это сочетание антуража старинного (относительно) многоярусного театра и вызывающе новаторского мультижанрового содержания (апогеем тут для меня стал даже не Фабр, потому что его многофигурные театральные создания гораздо сильнее камерных, показанных на фестивале в БДТ, а «Архитектон Тета» — «музыкальная скульптура», созданная композитором Борисом Филановским и позволившая «фанере» обрести довольно мощный и небывалый звук). Но и в фестивальном кейсе не обошлось без серьезной драмы с участием властей — я имею в виду отмену форума «Территория. Камчатка» буквально за неделю до открытия, когда все средства были вложены (аренда, билеты, реклама) и все билеты раскуплены зрителями. Тут, как говорится, no comments.
Что касается гастролей, тут для меня вне конкуренции четыре спектакля. Первый открыл России новый тип театра — так называемый социальный иммерсивный театр. Это совместный проект датской компании Signa и фестиваля NET «Игрушки», который заострил до предела темы левого тренда и одновременно потребовал той меры включенности в процесс, с какой российский зритель доселе не сталкивался. Второй — «Репетиция. История(и) театра» Мило Рау, также привезенный фестивалем NET: такой, мне кажется, кристально чистый образец фирменной технологии этого режиссера — «реэнактмента», воссоздания реальности театральными средствами, сочетающего открытый прием и рефлексию. Третий — «Медея» Саймона Стоуна из программы московской «Территории»: то, как Стоун оприходует классические тексты, не оставляя ни единого слова подлинника, но с исключительной дотошностью сохраняя суть и все нюансы и перипетии сюжета, остается совершенно феноменальным для меня явлением. Что не отменяет, конечно, гениальной работы актрисы Марике Хебинк. И last but not least — «Процесс» Кристиана Люпы, показанный на Театральной олимпиаде. И тут я даже не знаю, что меня больше впечатлило: сам спектакль буквально по-детски свободного внутренне Люпы о тотальной несвободе человека, включающий существование актеров на грани фола, или тот факт, что не прошло и десяти лет, как Кристиан Люпа в Польше оказался в том самом «фашиствующем обществе», которое он обнаружил в России периода присоединения Крыма и первых законодательных запретов «пропаганды гомосексуализма» и счел непреодолимой преградой для сотрудничества.
Что касается выдающихся театральных премьер, их было, по моему мнению, немного. И я их просто перечислю: «Сказка про последнего ангела» Андрея Могучего в Театре наций, «Ночной писатель» Яна Фабра (обе версии — с Андреем Феськовым и с Александром Молочниковым) в БДТ, «Идиот» Андрея Прикотенко в «Старом доме» (Новосибирск), «Палачи» Кирилла Серебренникова в «Гоголь-центре», «Маузер» Теодороса Терзопулоса в Александринке, «Борис» режиссера Дмитрия Крымова и продюсера Леонида Робермана (для меня крайне важны обе — и художественная, и менеджерская — составляющие этого альянса, поскольку в скором времени только он, вероятно, сможет обеспечить подлинную свободу художественного высказывания). И, наконец, «Пиковая дама. Игра» Евгении Сафоновой в Театре имени Ленсовета.
Оттолкнувшись от последнего названия, я хочу отметить еще одно уникальное для меня явление. Конечно, я не могу не радоваться тому, как с приходом Константина Богомолова в Театр на Малой Бронной буквально на наших глазах случилось чудо: театр воскрес, как птица Феникс из пепла. Но еще больше меня поражает то, как после бездарного со стороны петербургских культурных властей увольнения Юрия Бутусова держится весь сезон «бутусовская» часть труппы в Театре имени Ленсовета, отстаивая живой, современный театр внутри даже не полумертвой, а активно разлагающейся театральной структуры. Понимая, что никто им не обеспечит в ближайшее время качественного режиссера, артисты выдвинули постановщика из своей среды: дебютная режиссерская работа актера Романа Кочержевского «Мертвые души» — очевидно, опыт командной постановки, но это спектакль абсолютно живой. Конечно, «Пиковая дама» Евгении Сафоновой — несопоставимо более зрелое произведение и в смысле языка, и в смысле формы. И будь у тех, кто руководит культурой в Северной столице, побольше профессионализма, они бы предложили этот театр Сафоновой — вдумчивому, ищущему, талантливому режиссеру, умеющему сговариваться и с публикой, и с артистами.
Как видите, я оставила напоследок «коронавирусный» исход сезона. Поскольку офлайновая театральная реальность по-прежнему для меня несопоставимо богаче и значительнее во всех смыслах. Но вовсе не сказать про онлайн-театр было бы странно. И скажу я вот что. Меня неприятно поразило, что в поисках сюжетов для театральных опытов онлайн-формата режиссеры настойчиво претендуют на privacy: стремление проникнуть в частную жизнь — от чужого аккаунта до чужого жилища — вовсе не кажется мне перспективным путем развития чего бы то ни было и отдает неприятным душком. Что же касается неожиданной демократизации мирового театра в связи с бесплатными онлайн-показами в условиях карантина, то тут как подлинный подарок судьбы я восприняла два кейса: немецкий театр 60-х — 70-х и оперные постановки (во всем их множестве и изобретательном многообразии) Дмитрия Чернякова, включая и премьерного «Садко» в Большом театре, которого я планировала посетить в мае вживую, но увидела уже только в окне монитора в день Митиного юбилея — и пережила самый настоящий катарсис.
