«Моцарт “Дон Жуан”. Генеральная репетиция», Мастерская Петра Фоменко© Сергей КоротышовМосковский сезон порадовал именно актерскими свершениями — так бывает нечасто.
«Горбачев», режиссер Алвис Херманис, Театр наций
Чулпан Хаматова и Евгений Миронов двигаются от собственных индивидуальностей к идентификации с персонажами — четой Горбачевых. Это увлекательное вовлечение из актерской игры в историю страны дает понимание исторического процесса, в котором всякий раз причудливо подбираются фигуры для осуществления общественной миссии. Все же самой главной загадкой сюжета о Горбачевых становится странная несовместимость государственной власти и человеческой любви.
«Моцарт “Дон Жуан”. Генеральная репетиция», режиссер Дмитрий Крымов, Мастерская Петра Фоменко
Метатеатральный сюжет располагается на эмоциональных качелях: от развеселого капустника до траурных кладбищенских интонаций. Евгений Цыганов, играющий в обезображивающей красавца-артиста маске, демонстрирует старого режиссера, тирана и мастера, монстра и жизнелюба одновременно. Театр оказывается глобальной метафорой человеческой жизни, где таинство смерти становится главной загадкой, а сам театр — способом осознать ее и примириться с фактом гибельности человека и любого акта искусства.
«Человек без имени» по Владимиру Одоевскому, коллективное сочинение «Гоголь-центра»
Молодой театр XXI века подбирает себе соратников из века XIX, ищет попутчиков, выстраивает исторические параллели: герой спектакля — мистик, писатель Одоевский. У молодого Никиты Кукушкина он витийствует над вселенной, созданной в реторте его сознания. Этот колоссальный мир, смешивающий химию и музыку, кулинарию и астрономию, то расширяется до наглядно-зримой вселенной, то сужается до содержимого головы умалишенного — жертвы социальной дисциплинарности. Человек бесконечен, даже если все запрещено. Кроме прочего, актер здесь словно планирует над огромной сценой, заставленной музыкальными аппаратами Петра Айду, которые кажутся жуткими зооморфными автоматами, то побеждающими человека, то подчиняющимися ему.
«В кольцах» по роману Евгении Некрасовой, режиссер Марина Брусникина, театр «Практика»
Мощная эсхатологическая метафора пандемии, где не столько футурология, сколько ощущение безотчетной вины и расплаты в цивилизации, которая подчиняется совсем не земной власти, а бессознательным вихрям. Москва — гигантская мухоловка, в которой сосредоточена причина кошмарного социального расслоения нашей страны. Эта книга и этот спектакль напоминают о неизбежном, неотвратимом возмездии за это расслоение.
«Собрание сочинений» Евгения Гришковца, режиссер Виктор Рыжаков, театр «Современник»
«Между делом» Евгения Гришковца, режиссер Евгений Гришковец, Театр имени Пушкина
Радуюсь возврату Евгения Гришковца в активную театральную деятельность и в стан лидирующих драматургов страны. Голос Гришковца звучит особняком, он говорит о том, о чем многие молчат. Тем ценнее его взволнованность за настоящее страны.
Из немосковского сезона выделю:
«Антигону» Ольги Шайдуллиной, режиссер Роман Феодори, Театр-Театр, Пермь
Масштабнейший проект, где региональный репертуарный театр оказался не просто изготовителем факта современного искусства, но и заказчиком очень серьезной современной оперы. «Антигона» оказывается синтетическим зрелищем, где важны и текст, и хореография, и пение, и актерская игра, и способы начертания текста на заднике, своеобразная видеопоэзия. Мощное комплексное инновационное явление современной культуры.
На фестивале моноспектаклей «Монофест» в Перми победили два спектакля об Александре Вертинском — Романа Кагановича и Бориса Мильграма, петербургского Театра ненормативной пластики и пермского Театра-Театра. И здесь для меня — появление нового тренда, радикальная перемена в осмыслении фигуры Вертинского Сергеем Азеевым и Альбертом Макаровым, выведение жанра на новый уровень — из эстрадного контекста в дискуссию о сталинском времени. Здесь доминанта — сложная биография художника и его мучительность существования в золотой клетке советского периода. Драма позднего репатрианта Вертинского помещена едва ли не впервые в точно такой же контекст, что и у Прокофьева и Куприна, Горького и Булгакова. Оба артиста рассказывают о неуютности существования, о двойной морали художника, который пытается быть лояльным строю и одновременно существовать в диссидентской опале. И Сергей Азеев, и Альберт Макаров рассказывают о том, как мучительно быть артистом, то есть быть копией того времени, которое тебе досталось. Отражать время, вынужденно становиться зеркалом эпохи — тяжкая обязанность артиста, шрамирующая его лицо.
Поездка в Магаданский театр, где я увидел два спектакля Радиона Букаева. Моноспектакль Марчелы Стати «Семья Ивановых» по рассказу Андрея Платонова делает известный сюжет показанным с женской точки зрения: подвиг матери, поднявшей двоих детей в условиях военного быта, оказывается равновелик подвигу воина и уж точно лишен права на моральное осуждение, на мужское доминирование над женщиной с ее кругом забот и желаний. Документальный спектакль «Мой друг уехал в Магадан» (драматург Даниил Привалов) рассказывает об оттепели и неосуществленном проекте смены семантики Магадана. Людям 1960-х казалось возможным сместить гулаговское прошлое и начать историю наукограда в освобожденном от сталинизма городе на океане. Сияющая утопия превратилась в крушение надежд, совпадающих со временем свободного дыхания, которое так же быстро слиняло.
